Читаем без скачивания Бандит - Юлия Латынина

Рыжий отчаянно оглянулся. Валерий шагнул к нему. Рыжий поспешно отступил. Сзади издевательски засмеялись.

— Не хочет Рыжий драться с мороженщиком, — прокомментировал Шерхан.

Валерий стоял, несколько оторопев. Он полагал так, что сейчас его будут мочить. Но нет — видно, у Шерхана были какие-то свои игры, и в эту ночь он играл против своих… Броситься на Рыжего? Хозяин, видимо, его не любит, но если Сазан на глазах всей банды свернет Рыжему шею, то тут уж дерьма не оберешься…

— Так кто будет смелый? — сказал Шерхан.

Боевики переминались с ноги на ногу.

Видно было, что одолеть пяток палаточни-ков казалось им легче, чем справиться с одним Нестеренко…

«Неужели пронесло?» — подумал Валерий.

Но он не успел заметить, когда бандит переместился вперед. Звезды и огни телевизоров за кружевными занавесками вдруг накренились и описали сверкающую дугу; мир съежился, как проколотая автомобильная камера, и земной шар выбило из-под Валерия, как табуретку из-под повешенного.

Потом Валерий открыл глаза и увидел, что лежит на земле, а Шерхан восседает на нем в позе мотоциклиста с кружкой в руке. Всего унизительнее было то, что Шерхан даже не расплескал пива.

Шерхан сжал кулак, напоминавший экскаваторный ковш уменьшенных габаритов. Толстая пивная кружка треснула, и Шерхан плеснул коктейль из стекла и пива в лицо мороженщику.

Глаза Шерхана засверкали, как два стеклянных шара на новогодней елке. Он снова сжал руку — ощетинившееся стеклом донышко кружки выглянуло из кулака, как кукушка из настольных часов. Шерхан занес кружку над Валерием.

— Ну что, мороженщик, — спросил Шерхан, — что мне с тобой сделать? На куски порезать или так съесть?

Валерий молчал. К руке Шерхана прилипла пивная пена, шевелившаяся, как от дыхания маленькой мыши.

— Я с тобой знаешь что за вчерашнее сделаю? Я тебя самого в речку отправлю! Вместо палтуса: пополнить живую природу… Проси прощения, сука! А то шею сверну!

Шерхан мог свернуть шею кому угодно, даже башенному крану. Валерий слабо трепыхнулся, попытавшись сбросить с себя бандита, но не тут-то было.

Валерий вдруг понял значение пивной кружки в руках Шерхана. Пивной кружкой не совершают преднамеренных убийств. В руках мертвого Валерия найдут подложенный нож, а в горле — обломки этой кружки. Даже если ментовка исхитрится притянуть Шерхана к суду, все равно ничего, кроме убийства в состоянии необходимой самообороны, из этого не высосут. — Ну! Кому говорят — скули!

— Я тебе не собака, чтобы скулить, — сказал Валерий.

Прошла долгая, нехорошая минута. Боевики стояли кружком во дворе. Выскочивший было через черный ход поваренок просеменил к мусорному контейнеру, вывалил в него ведро с чем-то несвежим и бочком-бочком потек обратно, словно для него не впервой было видеть, как один мужик сидит на другом, и притом оба вполне одетые…

— Значит, не собака, — проговорил Шерхан, когда поваренок ушел со двора.

В следующую секунду остаток кружки в руке Шерхана мигнул в лунном свете, дико блеснул стеклянными зубами. Рука Шерхана обрушилась вниз. «Шея! — мелькнуло в мозгу Валерия. — Он мне в шею хочеть попасть!»

В последнее мгновение рука Шерхана вильнула в сторону, и зубья кружки вонзились в газон в миллиметре от сонной артерии Валерия, разрывая корни чахлой травы и круша гусеницу, мирно дремавшую на обратной стороне палого листа.

Шерхан усмехнулся и встал.

— В следующий раз, — сказал Шерхан, — я вобью эту штуку тебе в глотку, понял?

Валерий молча смотрел на бандита. — Будем считать, что разобрались, мороженщик. Так что ты нас не знаешь, и мы тебя не знаем. Все. Скажи спасибо, мороженщик, что мне понравился.

Шерхан повернулся и пошел к выходу со двора. Сразу, как по команде, к выезду подкатила, шурша шинами, беленькая «шестерка». Шерхан прыгнул в машину, его люди пропали за забором, «шестерка» тронулась с места, и тут же за ней покатился навороченный джип отчаянно красного цвета, напоминавший сенбернара, бегущего за моськой.

Валерий поднялся на ноги и смахнул с рожи остатки стекла и пива. Сквозь освещенную решетку кухни протиснулся кот и, перебирая лапками, помчался через двор. Вбитое в газон донышко кружки подмигнуло Валерию в свете светофора.

Валерий вышел на улицу. Желтенький Пашкин «Москвич» там больше не стоял.

Валерий повернулся и прошел обратно в зал.

На сцене девица снимала с себя лифчик. Юрий Сергеевич сидел за столом и глушил водку из хрустального графинчика.

— У тебя рубашка мокрая, — сказал Иванцов.

Валерий молча сел и тоже налил себе водки.

— Кто это был? — сказал Иванцов.

— Знакомые.

— Однако ж и знакомые у тебя, Нестеренко…

Мы не договорили насчет кредита.

Юрий Сергеевич опрокинул в стакан все, что осталось в графинчике, и заглотнул содержимое в один присест, как змея — яйцо. — И не договорим, — сказал Юрий Сергеевич. — Я должен посоветоваться с остальными партнерами. Ввиду твоих… знакомых…

Юрий Сергеевич вскоре поднялся и ушел.

Девица на сцене сняла с себя лифчик и теперь занималась трусиками.

Валерий пошарил по столу в поисках целой бутылки, но таковой не нашел, новую заказывать не стал, а расплатился и вышел на улицу.

Прямо из ресторана Валерий поехал к Шакурову. Шакуров был дома один и долго ковырялся за дверью, откидывая всяческие замки и задвижки.

Наконец дверь распахнулась.

— Ну, как я выгляжу? — сказал Валерий, вплывая в прихожую.

Выглядел Валерий, как мы уже сказали, потрясающе. На нем был серый шевиотовый костюм и неброский галстук в крупную клетку, и от его тщательно расчесанных волос пахло хорошим одеколоном. Кратковременное пребывание на сухом газоне пока не принесло костюму ощутимого вреда, а выплеснутое Шерханом пиво попало в основном в лицо Валерию, не повредив белой рубашки.

Шакуров оглядел своего друга и прикоснулся тонкими пальцами к плоскому, как бетонная шпала, животу.

— Галстук, — сказал Шакуров.

— Что?

— Галстук слишком низко, — пояснил бывший комсомольский работник.

— Галстук не должен доходить до брючного ремня пальца на два, а то он у тебя как девичья коса висит.

Валерий смутился и стал поправлять галстук.

— А где Максимка? — спросил Валерий.

— Пива пошел купить, тут киоск круглосуточный…

— Е-мое, я же ему сказал — никуда от тебя не отлучаться?

Шакуров пожал плечами и наклонился к Валерию.

— Слушай, — зашептал Шакуров, — жена ничего не знает. Мы с Максимом сказали ей, что он с женой поссорился и у нас ночевать будет, ладно?

В этот момент в прихожей появилась Ира.

— Валерий, — сказала она, — ах, это вы. Заходите. Не дом стал, а проходной двор. Представляете, приходит некто Максим и живет у нас тут вторые сутки. Впрочем, он, кажется, ваш знакомый?

— Он у меня работает, — сказал Валерий.

— Ну, повлияйте на него! В смысле примирения с женой. Пусть они там разводятся, но не за наш же счет! Я утром встаю, а он в ванной бреется!

— Ира, — сказал Шакуров, — свари нам кофе.

Женщина хотела было огрызнуться, но решила, что сделает это чуть позже, и ушла на кухню.

— Слушай, — спросил Валерий Шакурова, — это ты сказал Иванцову про «Топаз»?

— Нет.

— Странно, — пробормотал Валерий, — откуда он узнал.

И вытащил из кармашка смятую пачку папирос. — Не курите в квартире, мальчики, — раздался из кухни голос Иры.

Валерий молча поднялся и вышел на балкон. Шакуров последовал за ним.

— У тебя проблемы? — спросил Шакуров. — С этими, с «Топазом»?

— С бандитами проблем нет, — ответил Валерий.

— Отдыхай. — Да я же вижу, что ты пришел совсем дурной!

— Это Иванцов. Просит, скотина, сорок пять.

Шакуров опустил голову.

— Из-за меня, да?

— Да ну его, — разозлился Валерий, — все дорожает. Молоко и то на шестьдесят процентов с мая! Привезли, сволочи, вчера кислое, я им сказал, что, если еще так сделают, самих в этом молоке утоплю. Налоговый инспектор, вон тоже, каждый месяц втрое просит. Дочка, что ли, замуж выходит…

— А Павел Иванович? Он тебе арендную плату не поднимает?

— Не, — сказал Валерий. — Павел хороший мужик. Классно ко мне относится. Ни с того ни с сего помещение дал…

Шакуров осторожно спросил: — Валер, а он тебе не отец?

Валерий усмехнулся: — У меня таких отцов сто штук. Может, и отец. Мамка только с клопами не трахалась.

— Зря ты так.

— Чего зря? Чем я ей обязан? Родила — спасибо, а потом чуть в помойку не выкинула, бабка ее упросила, а так три месяца из роддома не забирала.

Валерий помолчал и прибавил с тихим ожесточением: — Ножку от стула отломала и чуть не убила, ножкой-то, а мне пять лет было.

Валера стряхнул пепел вниз, на далекую землю.

— А теперь вот стою — штаны новые, машина новая…

Дальнейшие слова Валерия потонули в шуме — на улицу, скрежеща, выворачивал огромный автофургон.