Читаем без скачивания Ангелотворец - Ник Харкуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будьте любезны!
Думаешь, это развязка? Ничего подобного, все только начинается. Рискнешь схватить чайник? Может, мне его в тебя бросить? Но в гостиной сидят мальцы, и они с радостью придут тебе на помощь. Так и быть, этот раунд твой. Однако Эди прекрасно знает (а мистер Биглендри уже почти осознал), что кипяток ей ни к чему. Она проходит мимо, и мистер Биглендри завладевает кипящим чайником. Она открывает дверь. Оттуда выламывается ощетинившийся Бастион. Завидев сперва Джорджа, он кидается ему под ноги и вгрызается в его лодыжку. Кто посмел потревожить мой священный сон? Горе тебе, неразумный смерд, позволивший своим несчастным лодыжкам попасть в зону моей досягаемости. Бойся гнева моего! Отсюда ты уйдешь без ноги, это я тебе гарантирую…
– Ах, Бастиончик, как можно! – с нарочитой неискренностью восклицает Эди Банистер и широко улыбается Джорджу.
Тот вопросительно смотрит на шефа, но Эди уже в деле. Проворнее надо быть, мальчики, проворнее. Бастион, незваный дружок, решает, что ноги Джеймса ему милее. Он набрасывается на них, и его единственный уцелевший зуб оставляет некрасивую дыру в Джеймсовой икре. Пожалуй, это было ощутимо, думает Эди, услышав изрыгаемые Джеймсом проклятья. Он пытается отбросить пса пинком, однако Бастион хорошо знает игру и тут же вонзает зуб в другую ногу. Теперь Джеймсу пришлось бы пнуть самого себя, но вряд ли он настолько туп… Ах нет, настолько. Глухой шмяк – и Джеймс слегка белеет. Удивительно, сколько боли человек может причинить себе мыском собственного ботинка. Почуяв победу, Бастион закручивается вокруг оси и замечает мистера Биглендри. Нет, милый, он тебе не по зубам. Бастиону не терпится, прямо неймется ринуться в бой. Его текущие успехи на поле брани заставляют папашу Биглендри попятиться и бросить на Эди разъяренный взгляд несобачника: Эй, дамочка, уймите свою зверюгу или я вас по судам затаскаю!
Это мы еще посмотрим.
Эди вбегает в спальню, подлетает к комоду, дергает на себя ящик с нижним бельем и среди рюш и оборок находит Секретное Оружие № 2. Да, нижнее белье! Вот что мне пригодится. А ведь еще в пятьдесят девять это могло сработать. Я переоделась бы во что-нибудь поудобнее, и они, сраженные наповал, сами сдались бы фараонам… Тут она осекается: если честно, в ее пятьдесят девять все обстояло несколько иначе. Корсеты. Панталоны. Колготки. Следки, будь они неладны. Ненавистные шерстяные рейтузы – стыд-позор. Эди Банистер, сладкая булочка 16-го стрелкового полка, теперь закутана в овечью шерсть и аппетитна, как сухарь. Тяжелые настали времена… Пояс с подвязками – это я понимаю. Подвязки, чулки, кружева – ох и ах! Что ж, я пошвыряла на пол трофеи прошлого, но где, черт возьми, то, что мне нужно?! Если я спрятала его в другой ящик, можно смело утверждать, что мне конец. Затем ее руки нащупывают другой пояс, прохладный и плотный, из коричневой кожи, пахнущий чем-то странным и древним. Раз в месяц она его чистит, следит за ним, как большинство людей следят за состоянием счетов. А однажды (Эди Банистер усмехается), однажды она действительно надела его в качестве нижнего белья, чем довела до полнейшего эротического исступления своего любовника и – чего уж там – саму себя.
Мистер Биглендри весьма нетерпеливо распахивает дверь в ее будуар. Он уже занес кувалду и готов разнести ее череп на миллион кусков. Почему кувалда? гадает Эди. Наверное, потому что это оружие непрофессионала. Полиция будет разыскивать сумасшедшего – а его, если очень постараться, всегда можно найти.
– Ну, сука, пора, – рычит мистер Биглендри, злясь, что потерял столько времени (интересно, куда он спешит?). – Тебе пора, с-сука.
– И правда, – кивает Эди Банистер.
Она разворачивается и наводит на него пушку, приняв стойку Вивера.
Мистер Биглендри успевает еще разок прошипеть: «С-с…», но на сей раз потрясенно и даже испуганно. Он бросает кувалду и тянется за пистолетом (наверняка автоматическим, в отличие от ее револьвера). Эди стреляет ему в голову. Грохот просто чудовищный. Пуля пробивает здоровяку лоб. В соседней комнате Джордж тоже произносит «Сука», громко и зычно, и пытается выхватить что-то из-за пояса штанов. Идиот. Если в следующие две секунды Джордж не отстрелит себе член, то он все же добудет пистолет и пустит его в ход, но человек, который прячет оружие за пояс, вряд ли умеет стрелять со снайперской точностью. Он будет палить наугад. Могут пострадать соседи. И Бастион. Эди поворачивается и трижды стреляет сквозь перегородку из гипсокартона – под таким углом, чтобы пули, прошедшие мимо, угодили в кирпичную кладку камина в гостиной. За третьим выстрелом следует характерный «хрясь» рвущейся плоти, и Джордж падает. Эди делает шаг в сторону – на случай, если тот попытается повторить ее приемчик, – и видит его ровно на том же месте, у двери, с выражением беспомощной растерянности на юном землистом лице. Она целится вновь, не прямо в него, а чуть правее. Из кухни, преследуя мистера Биглендри, вылетает Бастион. Обнаружив, что враг уже пал, он в знак своей победы влезает на него и гордо замирает. Подох от страха. Я всемогущ. Можете аплодировать.
Эди сурово смотрит на Джеймса.
– Бросай оружие.
Хотя оружие у Джеймса есть, он не успел достать его из кармана. Когда он все-таки извлекает пистолет и бросает на пол, выясняется, что тот не заряжен: патроны Джеймс робко кладет рядом с пистолетом. Эди качает головой. Он пристыженно разводит руками.
– Кто вас подослал?
– Не знаю. Честное слово!
– Видел их?
– Нет! У них на голове такие штуки… Вроде простыней. Как в Иране!
Как в Иране. Да, пожалуй, Эди знает, кто может подходить под это описание. Она вздыхает.
– Мама у тебя есть?
– Угу. В Донкастере.
– Тогда советую как можно быстрее валить в Донкастер, хорошо?
– Да, мэм.
Она кивает и приглядывается к пареньку.
– Это твое первое дело?
– Боже, да!.. Господи…
– В городе оставаться нельзя. Никому не рассказывай, что тут случилось. Просто исчезни, ясно? Поезжай к маме. Всем плевать, жив ты или мертв, если духу твоего здесь не будет.
– Ага.
– Никогда не возвращайся, понял? И еще: найди нормальную работу, – говорит Эди.
– Есть, мэм.
– Значит, так. Сейчас я возьму две сумки и выйду отсюда, и мы никогда больше друг друга не увидим. Ты сядешь на этот стул и будешь пять минут смотреть в окно, не обращая на меня внимания. Когда я уйду, ты еще