Читаем без скачивания Бедная невеста - Александр Островский

Дарья (входит). Что угодно?

Анна Петровна. Что глаза-то вытаращила! Сыщи табатерку!

Дарья уходит.

Милашин. Меня вы можете бранить, сколько вам угодно, а за что же должна гибнуть Марья Андревна?

Анна Петровна. Поди ты, я тебя и слушать-то не хочу. А она должна понимать, кажется, что такое мать для нее. Чего мне стоило ее вырастить-то. Надо мне видеть от нее какое-нибудь утешение. Полно плакать-то!

Марья Андреевна. Разве я вам, маменька, не угождала? Разве вы были недовольны мной когда-нибудь?

Анна Петровна. Что там про старое толковать, я того и знать не хочу. Легко ли дело, нужно мне очень помнить, когда ты мне угодила, когда нет. Вот теперь я вижу твою благодарность. Мать на старости лет ни дня, ни ночи покою не знает, женское дело, измаялась вся. Нашла ей жениха, что она и сама-то его не стоит, а она плачет да убивается, как будто я ей злодейка какая!

Марья Андреевна. Да ведь я, маменька, согласна.

Анна Петровна. Вижу я, как ты согласна-то.

Входит Дарья,

Что ты еще?

Дарья. Табатерку извольте.

Анна Петровна. Ишь тебя принесло, нашла время!

Дарья (идет). Ну, раскудахталась,

Анна Петровна. Другая бы радовалась да не знала, как благодарить мать-то за такого жениха, а не то чтоб расстраивать. Мое дело женское, я женщина сырая, а тебе все ничего. Ты об матери-то и не думаешь, как бы мать порадовать.

Марья Андреевна. Маменька! Ради бога! Что вы говорите! (Плачет.) Боже мой, что это такое!

Анна Петровна (помолчавши и успокоившись). Что ж, конечно, я на тебя не могу пожаловаться, ты меня всегда слушалась… Да что ж теперь-то ты, Машенька! Ну, полно, перестань! Мне ведь и самой тебя жаль. Я тебя обидела… Что ж делать, прости. Я ведь женщина, у меня сердце слабое, горячее, раскипится другой раз, и не уймешь; сами виноваты, что до этого доводите! Иногда что и скажется сгоряча… Обижаться-то на меня за это грех, дело женское.

Марья Андреевна. Я на вас не обижаюсь…

Анна Петровна. Что ж делать, хороша ли, худа ли, все-таки мать. Выдешь замуж, и такой не будет. Ну, полно же, друг мой. Мне разве весело смотреть на тебя, как ты плачешь. Бог с тобой, что ты это!

Все лица на левой стороне; входит Хорьков и останавливается среди сцены.

Те же и Хорьков.

Хорьков. Марья Андревна! Моя мать вас обидела; я пришел просить прощения за нее.

Анна Петровна. Да, батюшка, нечего сказать, хорошая женщина ваша маменька.

Марья Андреевна (тихо). Маменька, он, кажется, пьян; молчите, пожалуйста.

Милашин (Марье Андреевне). Он уж четвертый день пьет; как ушел тогда от вас, и запил. Ходит по комнате, плачет и пьет.

Марья Андреевна. Неужели? Ах, бедный!

Хорьков. Что такое? Слезы! Об чем вы плачете? Я не хотел вас обидеть… Я бы умер для вас, Марья Андревна. Это мать… Она простая женщина. Я не знал, что она была у вас, не знал… Я б ее не пустил к вам… Она простая женщина, не понимает ничего… Где же ей вас понять! Что же делать! Мать… любит… воспитала… Марья Андревна, простите! (Становится на колени.)

Марья Андреевна. Что вы, что вы, Мнхайло Иваныч! Встаньте! Я ни на вас, ни на вашу маменьку не сержусь; напротив, я вам очень благодарна за ваше расположение.

Хорьков (встает). Об чем же вы плачете? Скажите мне, об чем вы плачете? Кто вас обидел?

Анна Петровна. Ах, молодой человек, молодой человек…

Хорьков. Что вы, Анна Петровна!… Ах, вы не знаете!… Уж молчите лучше! (К Марье Андреевне.) Вас, вероятно, маменька обидела? Не сердитесь на нее… Бог с ними… они не знают… не сердитесь на нее… ведь любят… воспитывали… учили…

Анна Петровна. Пойдем, Машенька, пора одеваться, скоро Максим Дорофеич приедет. (Милашину тихо.) Уведите его, Иван Иваныч.

Милашин (берет шляпу). Пойдемте, Михаило Иваныч.

Хорьков. Что? Мальчишка!

Милашин. Что же вы бранитесь! Я вас хочу увести отсюда, потому что вы пьяны.

Хорьков стоит задумавшись.

Марья Андреевна (встает). Перестаньте, Иван Иваныч!

Милашин. Что же он бранится! Это досадно.

Хорьков. Да, скверно, скверно! Извините… Куда я годен! Пьяный… в чужом доме…

Марья Андреевна. Ах, как мне его жаль! Как мне его жаль!

Хорьков. Марья Андревна, не презирайте меня! Я люблю вас… Я не мог перенести вашего отказу. Конечно, это гадко… подло… недостойно… Но что ж делать, я жалкий человек! Я ведь люблю вас, очень люблю!…

Марья Андреевна. Я сама вас люблю, Михайло Иваныч. Я очень жалею, что поздно вас узнала. Я выхожу замуж… за Беневоленского. (Плачет.)

Хорьков. За Беневоленского!… Это жертва… да, жертва. Что ж, благородно… благородно… слезы…

Марья Андреевна (садится на стул). Ах, Михайло Иваныч, мне тяжело, очень тяжело!

Анна Петровна. Она это для матери делает. Максим Дорофеич – человек хороший и с состоянием.

Хорьков. Да, с состоянием. Слезы, слезы… вечные слезы… чахотка, не живши, не видавши радостей жизни… Прощайте. (Становится на колени, берет руку Марьи Андреевны и целует.) Я сам не переживу!

Марья Андреевна в обмороке, все суетятся около нее; Хорьков плачет, прислонившись к стене.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Сцена представляет небольшую комнату. Направо от зрителей дверь в залу; ближе к зрителям трюмо; прямо – дверь в переднюю, налево диван, перед диваном круглый стол, далее еще дверь, в углу простой стол, на котором чашки и бутылки. Дарья устанавливает бутылки на столе, официант устанавливает чашки на поднос, потом берет поднос и идет к двери. Входит Добротворский.

Дарья, официант и Добротворский.

Добротворский. Ты что это, любезный, несешь?

Официант. Чай-с.

Добротворский. А рому-то что ж не захватил?

Официант. Сперва так обнесем-с.

Добротворский. Эх, братец! Не знаешь ты, кого чем потчевать. Ишь, все деловые люди собрались, со светлыми пуговицами сидят.

Официант. Дарья Семеновна, пожалуйте рому-с.

Дарья. Что там еще! О! Чтоб вас! Рому, что ль?

Официант. Рому требуют-с. (Берет бутылку и ставит на поднос.)

Добротворский. Дай уж и мне, я тут к сторонке сяду, на просторе пуншику попью. (Берет чашку и садится на диван.)

Официант уходит в дверь направо. Входит женщина в капоте и в платке.

Женщина в капоте. Танцы будут, матушка? Барышня прислала спросить. У нас, матушка, семь барышень. Беспременно, говорит, узнай: коли танцы будут, так и мы придем посмотреть.

Дарья. Будут, будут. О! Чтоб вас тут!

Женщина уходит. Входят несколько лиц и проходят к двери направо; в дверях показывается кучер.

Дарья. Ты зачем?

Кучер. Свадьбу смотреть.

Дарья. О! мужлан, туда же лезет!

Кучер. А ты что за барыня!

Дарья. Да ты не хайли! Что горло-то распустил?

Кучер. А вы потише, а то неравно испугаюсь.

Дарья. Говорят, пошел вон!

Кучер. Пойду. (Уходит.)

Дарья. О! чтоб вас, так бы, кажется!… (Уходит.)

Входят разные лица и смотрят в дверь направо. Между ними две женщины, довольно хорошо одетые, девушка, покрытая платочком, и двое молодых людей в синих чуйках.

Первый молодой человек (девушке, покрытой платком). Позвольте узнать, который жених-с?

Девушка. Вот этот.

Первый молодой человек. Так-с. А где невеста-с?

Девушка. Вот она.

Первый молодой человек. Так-с. А вы далеко живете-с?

Девушка. Не доходя – прошедши.

Первый молодой человек. Я сам оттедова недалечко-с. Позвольте вас проводить.

Девушка. И без вас дорогу знаем.

Второй молодой человек (первому молодому человеку). Что! Налетел с ковшом на брагу! (Девушке.) Что вы его слушаете, он у нас уж известный по этим делам. (К первому.) Что ты пристаешь, в самом деле! Тут, брат, тебе нечего взять. Ишь, разлетелся! (Девушке.) Он намедни из городу одну в Рогожскую провожал, а там его метлой дворник и пугнул; так взад-вперед даром пешком и проходил.