Читаем без скачивания Манглабит Варанги (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Манглабит осекся, когда тонкий указательный пальчик Марии дотронулся до его губ, буквально парализовав их своим прикосновением! Сама же василисса искренне и очень тепло улыбнулась гвардейцу:

— Я очень рада слышать, что ты готов ради меня рискнуть своим положением Роман — и возможно, даже нарушить обет, данный базилевсу. Но ни в Грузии, ни в Алании меня никто не ждет. Мои родители давно умерли, мой брат Георгий потерпел поражение от сельджуков при Квелисцихе и передал престол моему племяннику, Давиду — после чего Георгий был пострижен в монахи. И вряд ли Давид будет рад своей престарелой тетке, чье бегство из Царьграда испортит его отношения с ромеями — едва ли не единственным союзником против сарацин…

Немного помолчав, царевна горько добавила:

— Увы, единственным моим действительно любимым и близким человеком был Константин, мой сын. А теперь я одна…

Роман, донельзя огорченный этим признанием, сумел лишь выдавить из себя:

— Мне жаль вас, василисса…

Мария, сделав еще один, гораздо более щедрый глоток вина, довольно жестко усмехнулась:

— Тебе в пору пожалеть самого себя, манглабит. Ты одинок также, как и я — но ты даже не познал радости отцовства. И в этом я богаче… Ведь у меня хотя бы был ребенок — и чувства к нему. А ты ныне собрался положить свою голову во имя мести, никому не нужной — даже самому себе!

Самсон немного помолчал, обескураженный и задетый таким признанием, и невольно посмотрел на себя со стороны… А после неожиданно для самого себя выпалил — посмотрев прямо в глаза горянки:

— Зато я узнал настоящую любовь к женщине. Я испытал ее, в отличие от многих иных… А вы, василисса — вы когда-нибудь любили мужчину?

Мария Аланская изумленно выгнула правую бровь — после чего с легкой усмешкой ответила:

— Дерзко… Но я отвечу на твой вопрос — по молодости я влюблялась во многих мужчин, но ни разу мне не довелось признаться… Однако, я и не могла открыть своих девичьих чувств иным мужчинам — ведь я была невестой императора! Что же касается Михаила — ну… Его было сложно полюбить — и даже уважать. Настолько он был слаб… Хотя и относился ко мне недурно…

Сделав еще один щедрый глоток вина — и даже не притронувшись к креокакавос, царевна вдруг приказала сотнику:

— Выйди ненадолго, манглабит, мне нужно побыть одной. Немного… Но не удаляйся от покоев — я хочу еще немного с тобой поговорить.

Самсон тут же встал — и глубоко поклонившись Марии, двинулся к дверям. Но уже на выходе он услышал тихий, горький голос царевны:

— Веришь или нет, Роман, но наш разговор был самым длинным за многие месяцы — если, конечно, не считать общения с моей воспитанницей.

…Меряющему коридор нетерпеливыми шагами русичу пришлось ждать совсем недолго. Ибо уже вскоре из-за закрытых дверей вновь раздался высокий голос василиссы:

— Войдите!

Манглабит с трудом себя сдержал, чтобы не вбежать в покои Марии Аланской — а когда он оказался внутри, то услышал негромкий голос горянки:

— Затвори дверь на засов.

Сотник тотчас выполнял приказ, с недоумением осмотревшись по сторонам — в первые мгновения он не увидел царевны. И только спустя несколько секунд он заметил движение за опущенным вниз, плотным балдахином кровати, тканым из пурпурной ткани… А после, наконец, увидел и саму Марию, с присущей ей грацией вышедшую навстречу Роману.

И оцепенело замер на месте, не в силах поверить своим глазам! Ибо показавшаяся Самсону василисса предстала пред ним лишь в кружевной сорочке — накинутой на обнаженное тело женщины… Причем кружево нисколько не скрыло от восторженного взгляда мужчины длинных, изящных ног горянки, едва выступающего животика — и полной, округлой груди, показавшейся Роману похожей на плоды спелых персиков… Ее лишь немного скрыли струящиеся по покатым плечам горянки пряди распущенных, огненно-рыжих волос. А когда манглабит все же оторвал от них свой жадный взгляд, то увидел, что глаза Марии вновь потемнели, приобретя неповторимый фиалковый отлив:

— Я подумала над твоими словами… И поняла, что хочу хотя бы раз в жизни оказаться в объятьях влюбленного в меня мужчины… Ты ведь не соврал о своих чувствах, Роман?

Самсон едва не зарычал, заслышав вибрирующие нотки в медовом голосе царевны — и двинулся вперед, резко рванув пряжку пояса! Но тут же в глазах василиссы плеснулась паника, она торопливо отступила — а голос ее задрожал на первых же словах:

— Стой Роман! Стой… Ты не должен меня разочаровать, ты не должен сделать мне больно! Мне не нужна страсть, я хочу… Я хочу почувствовать твою любовь. Если конечно, ты не соврал в своем признании…

Манглабит замер, словно налетел на невидимую преграду — а после вновь шагнул вперед, но уже придя в себя. Он справился с непослушной пряжкой пояса и положил перевязь с мечом на стол… После чего подступил к заметно волнующейся женщине — и неожиданно для самого себя опустился перед ней на одно колено.

…Когда он впервые коснулся ее — у самых щиколоток — у Романа словно обожгло руки! А сердце его начало биться в груди загнанным зайцем… Переведя дыхание, русич начал медленно поднимать вверх подол кружевной сорочки, неспешно ведя ладонями по тыльной стороне ног красавицы-горянки, гладя ее теплую, бархатистую кожу… А когда подол задрался уже выше колена, Самсон коснулся губами внутренней стороны бедра женщины — интуитивно лаская ее так, как никто и никогда ее не ласкал…

Мария задышала тяжело, часто; невольно она опустила руки на голову Романа, а после — погрузила свои тонкие, изящные пальцы в его волосы, чувствуя при этом, как сладостно жгут кожу ног горячие губы мужчины… Наконец, она хрипло выдохнула:

— Разденься… Я хочу увидеть тебя… Без брони…

Много позже, уже нисколько не стесняясь свой наготы, василисса бесстыдно раскинулась на ложе рядом с совершенно счастливым и опустошенным Романом, молча улыбающимся — и смотрящим прямо в потолок. И в очередной раз ощутив, как по телу ее бегут волны сладкой истомы, василисса взяла широкую, мозолистую ладонь мужчины — и крепко сжала ее в своей… Она вдруг почувствовала необычайно сильное родство с, казалось бы, давно уже знакомым варягом — всем своим женским естеством ощущая, что отныне он должен принадлежать только ей! Только ей… И что она не уступит его ни одной другой женщине — включая и костлявую старуху с косой!

По крайней мере, не в ближайшие годы…

Энергично перевернувшись на кровати и совершенно естественно положив голову на мускулистый торс Романа, Мария неожиданно крепко схватила его за волосы — и, потянув к себе, горячо зашептала, смотря прямо в серо-зеленые глаза русича:

— Не смей! Слышишь⁈ Не смей нападать на Боэмунда, не смей ему мстить!

Гвардеец, только что расслабленно смотрящий на любимую, несколько напрягся, в который раз за сегодня повторив:

— Ты не понимаешь, я дал…

Но горянка взвилась подобно атакующей рыси:

— Да мне плевать на твое слово, дурак!!! Ты что, действительно не понимаешь, что между нами сейчас было⁈ Моя наставница, Евдокия Макремволитесса, родила Диогену двух детей, когда ей было уже за сорок шесть лет! Сорок шесть!!! А мне сорок три, Роман — и ты думаешь, что после всего того, что было между нами, я не понесу дитя⁈

Манглабит, кажется, вообще ни о чем не думал до этих слов. Но после принялся лихорадочно считать в уме, сколько же всего раз сливался с рыжеволосой красавицей в единое целое — и сколько раз они достигли пика наслаждения, не расцепляя объятий… А попутно вспомнил, что все бывшее между ними есть таинство продолжения человеческого рода! И осознал, наконец, что горянка говорит вполне разумные вещи.

— Но…

Мария бешено сверкнула глазами:

— Нет!!! Я никому не позволю вытравить мое дитя!!! И даже если меня теперь сошлют в монастырь, я смогу родить — а после воспитывать ребенка в монастыре до наступления отроческого возраста. После чего я найду способ передать нашего, слышишь, варяг, НАШЕГО малыша тебе! И уже ты будешь защищать и растить его… Или ее! Потому не смей умирать, не смей мстить норманну! Дай мне слово, что выживешь — и позаботишься о нашем ребенке!!!