Читаем без скачивания Жюльетта - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

И Сен-Фон продолжал, обращаясь теперь только ко мне: – Если в тебе до сих пор остаются какие-то предрассудки относительно этого предмета, я с удовольствием ещё раз избавлю тебя от них, потому что они самым пагубным образом отразятся на твоей судьбе. В жизни очень важны принципы, и я рад констатировать, что они у тебя здоровые и надежные, ибо ужасно, когда человек с врожденной склонностью к злу способен творить его, только дрожа от страха. Поэтому выслушай меня внимательно, мой ангел, и запомни хорошенько то, что я тебе скажу. Даже если своими поступками ты перевернешь вверх дном весь естественный порядок, ты всего лишь реализуешь способности, которые дала тебе Природа, а дала она их для того, чтобы ты их употребляла в повседневной жизни, следовательно, Природа не может осуждать их, так как в противном, случае она бы нейтрализовала вложенные в тебя разрушительные способности или лишила бы тебя их впоследствии, стало быть, её задача – постоянно вдохновлять тебя на них. Поэтому твори любое зло, какое тебе придет в голову, и спи спокойно. Имей в виду, что любое твоё злодейство никогда не превзойдет и не удовлетворит ожидания Природы, которая приветствует разрушение, любит его, стремится к нему, питается им; имей в виду, что ты можешь угодить ей, только следуя её примеру и занимаясь разрушительной работой. А если речь зайдет о её оскорблении, о посягательстве на её священные права, так ть! оскорбишь её только тогда, когда будешь способствовать созиданию, которое ей ненавистно, или когда оставишь в покое эту огромную массу человечества, которая представляет для неё постоянную угрозу. Запомни раз и навсегда, что истинные законы Природы – преступление и смерть, и только тогда мы становимся верными её слугами, когда по её примеру яростно и безжалостно крушим все, что попадет под руку.

– Верьте мне, Сен-Фон, – ответила я своему любовнику, – что я всем сердцем принимаю принципы, которые вы мне изложили. Только одно беспокоит меня: вы говорите, что надо поступать вероломным образом со всеми окружающими, а что если в один прекрасный день, по какой-нибудь злой иронии судьбы, вы точно так же поступите и со мной? – – Тебе не следует бояться этого, – решительно произнес министр. – Я не бываю вероломным со своими друзьями, потому что в жизни необходимо иметь прочную и надежную опору, но что со мной будет, если я не смогу положиться на своих друзей? Поэтому вы, все трое, можете быть уверены, что первым я никогда не сделаю вам зла. Это объяснить довольно просто: я исхожу из собственного интереса – единственного правила, которым я руководствуюсь в отношениях с людьми. Ведь мы живем бок о бок, и если вы заметите, что я вас обманываю, вы сделаете то же самое со мной при первой же возможности, а я не люблю, когда меня обманывают, – вот каков мой принцип касательно дружбы. Опыт показывает, что нелегко сохранить дружбу между людьми одного пола и вообще невозможно – между представителями пола противоположного. Это возможно, когда люди имеют одинаковые вкусы и наклонности, что случается крайне редко; но совершает огромную ошибку тот, кто полагает, будто опорой дружбы может быть добродетель; если бы дело обстояло так, дружба стала бы невыносимо скучным ощущением, которое неизбежно исчезает в силу его однообразия и монотонности. Когда же её основой становятся удовольствия, каждая новая идея дает дополнительный импульс, питающий дружбу, а ещё сильнее скрепляет её потребность – единственная питательная среда для дружбы. Таким образом, привязанность растет с каждым днем, и с каждым днем увеличивается потребность друг в друге; вы наслаждаетесь своим другом, наслаждаетесь вместе с ним, наслаждаетесь сами ради его удовольствия, приятные минуты сливаются в часы, в дни, в годы… А что дает вам добродетельное чувство? Ничего, кроме слабого и пустого в сущности вознаграждения, кроме нескольких пресных удовольствий умственного порядка; они скоро испаряются, как туман, и оставляют за собой лишь сожаления, которые особенно невыносимы, если при этом оказывается затронутой ваша гордость, так как сильнее всего человеческое сердце ранят стрелы добродетели.

Тем временем наступила ночь; мы вчетвером легли в огромную кровать – почти три на три метра, – специально сделанную для таких занятий, и после недолгих утех самой мерзкой и грязной похоти заснули спокойным сном. Нуарсея ожидали дела в городе, и он покинул нас рано утром, Клервиль решила составить компанию нам с министром, который намеревался пробыть в деревне ещё несколько дней.

Когда мы вернулись в Париж, Сен-Фон привез мне свою дочь. Александрита поразила меня изысканной и безупречной красотой; она могла похвастать величественным бюстом, стан её отличался волнующими линиями, кожа была удивительно гладкая и как будто излучала таинственный свет, а лицо было озарено неземным очарованием, словом, её физическая оболочка наводила на сладостные мысли, зато её ум удручал романтической возвышенностью.

– Это моя дочь, – обратился ко мне Сен-Фон. – Тебе известно, что я собираюсь выдать её за Нуарсея, а он не из тех мужчин, кого может смутить каждодневный разврат, которым я с ней занимаюсь до сих пор. На этом молодом дереве остались свежие плоды – я имею в виду с передней стороны – у Александрины ещё есть нетронутое сокровище. А вот сзади… Словом, её величественный зад, Жюльетта, долго служил объектом моих страстей. Но кто бы устоял перед таким искушением? Взгляни на него, мой ангел, и скажи, видела ли ты в своей жизни что-нибудь более соблазнительное?

В самом деле, мне редко приходилось встречать такую парочку прекрасно сложенных и посаженных точно на свое место полушарий.

– А что касается выносливости, упругости и трепетности, им вообще нет равных, – продолжал Сен-Фон, раздвигая ягодицы дочери. – Кто, увидев этот плод, поверит, что я обрабатываю это местечко хлыстом каждое утро в девять и прочищаю эту пещерку каждый вечер в десять часов? Итак,, я доверяю эту девочку тебе, Жюльетта, воспитывай её, как считаешь нужным, сделай её достойной господина, чьей женой ей предназначено стать, прививай ей любовь ко всем порокам и крайнее отвращение ко всем добродетелям. Я уступаю тебе все права на неё, внуши ей философские принципы, которые ты сама усвоила от того, кто поведет её под венец, передай ей все наши наклонности, все наши страсти. Пусть никогда её уши не услышат имя Бога – в этом, я думаю, можно на тебя положиться. Еще хочу предупредить, что пущу в её головку пулю, как только услышу из её уст имя этого презренного призрака. По некоторым важным причинам ни я, ни мой друг, мы не можем взять на себя эту задачу, поэтому доверяем её тебе, надеясь, что Александрина будет в надежных руках.