Читаем без скачивания Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 14 - Вальтер Скотт

— Поступай как знаешь, Джулиан, — ответил отец. — Я полагаюсь на тебя. Но если ты окажешься недостойным моего доверия — знай: на твою голову падет проклятие отца.

Бриджнорт жестом пригласил Джулиана следовать за ним, и они вышли через ту потайную дверь, в которую он вошел.

Коридор вывел их в переднюю, куда сходилось еще несколько дверей и коридоров. Бриджнорт повел Джулиана дальше, знаком попросив его не шуметь и не говорить пи слова. Вскоре он услышал чей-то голос, что-то настойчиво и выразительно говоривший. Ступая легко и беззвучно, Бриджнорт провел его через дверь в конце коридора, и они очутились в небольшой галерее, разгороженной занавесью, из-за которой ясно и отчетливо слышался голос, по-видимому, проповедника.

Джулиан теперь не сомневался, что попал на одно из тех тайных и противозаконных собраний, которые все еще постоянно происходили в разных районах Лондона и его окрестностях. Правительство из осторожности или нерешительности смотрело сквозь пальцы на те из них, что состояли из людей, придерживавшихся умеренных политических воззрений, хотя и отвергавших догматы англиканской церкви. Но оно выслеживало, запрещало и преследовало сборища всех тех, кто принадлежал к непримиримым и яростным сектам индепендентов, анабаптистов, сторонников Пятой монархии и другим, чей суровый фанатизм сыграл такую роковую роль в судьбе Карла Первого.

Джулиан вскоре убедился, что собрание, куда его провели с такими предосторожностями, принадлежит к разряду последних и что оно, судя по гневной речи проповедника, состоит из самых отчаянных фанатиков. Он еще более в том убедился, когда по знаку Бриджнорта осторожно отодвинул уголок занавеси, висевшей над входом в галерею, и, скрытый ею, увидел всех слушателей и оратора.

В зале, уставленной скамьями и, по-видимому, предназначенной для богослужения, находилось около двух сотен человек. Это были одни мужчины, вооруженные пиками, мушкетами, саблями и пистолетами. Большинство из них, судя по внешнему виду, составляли бывшие солдаты, уже немолодые, но еще полные сил, что вполне заменяет юношескую ловкость. Они стояли и сидели, облокотись на свои пики и мушкеты, и сурово внимали словам проповедника: все взоры были устремлены на него, а он, заканчивая свою страстную речь, развернул знамя с изображением льва и надписью: «Vicit Leo ex tribu Judae». [102]

Поток мистического, но пламенного красноречия проповедника, седовласого старика, фанатизм которого возмещал ему недостаток голоса и сил, утраченных с годами, вполне удовлетворял вкусам присутствующих, но мы отказываемся повторить эти возмутительные и непристойные речи на страницах нашей книги. Оратор угрожал правителям Англии всеми проклятиями, павшими на головы правителей Ассирии и Моава; взывал к святым угодникам, моля их пустить в ход свою силу, и обещал чудеса, подобные тем, что помогли некогда Исайе и его преемникам, доблестным судьям израилевым, против аморесв, мадианитян и филистимлян. он предрекал, что раздастся трубный глас, будут сломаны печати и изольют влагу сосуды, и предсказывал грядущее правосудие под всеми таинственными знаками апокалипсиса. Был также провозглашен конец света со всеми предшествующими ему ужасами.

Охваченный глубокой тревогой, Джулиан вскоре понял, что это сборище может окончиться открытым бунтом, таким же, как мятеж членов секты Пятой монархии под предводительством Веннера, который произошел в первые годы правления Карла; кроме того, он подумал, что Бриджнорт, быть может, также причастен к этому преступному и отчаянному предприятию. Когда же проповедник призвал своих слушателей оставить надежду, будто слепое повиновение законам упрочит безопасность страны и ее народа, все сомнения Джулиана окончательно рассеялись. «Идя этим путем, — сказал проповедник, — вы в лучшем случае гонитесь за плотской, мирской потребой — вы возвращаетесь в Египет, ища милости гонителей ваших, не помышляя о том, что божественный ваш предводитель с негодованием отвергает сие, как постыдное бегство в чужой стае и забвение тех знамен, что осеняют нас ныне». Здесь он торжественно потряс над головами слушателей знаменем с изображением льва, как единственным символом, под сенью которого они обретут жизнь и свободу. И затем стал доказывать, что прибегать к обычному правосудию бесполезно и грешно.

— События в Уэстминстере, — сказал он, — должны убедить вас, что тот, кто сейчас обитает в Уайтхолле, ничем не отличается от своего отца. — И он закончил длинную тираду против греховного двора уверением в том, что «и нынешнему королю уготован Тофет; там ему и место».

Затем оратор осмелился предсказать, что вскоре грядет торжество теократии, и начал было ее подробно описывать, но тут Бриджнорт, который, казалось, забыл о Джулиане и с напряженным вниманием слушал речь проповедника, вдруг опомнился и, схватив юношу за руку, вывел из галереи в соседнюю комнату, тщательно затворив за собою дверь.

Когда они вошли туда, майор, предупреждая расспросы Джулиана, сам спросил его суровым и торжественным тоном, понимает ли он, что люди, которых он только что видел, не остановятся ни перед чем и что пытаться вырваться из дому, все выходы из которого охраняются такими защитниками, людьми, воинственными с младых лет, не только опасно, по и просто гибельно.

— Ради бога, скажите мне, — заговорил Джулиан, не отвечая на вопрос Бриджнорта, — для какой безумной цели собрали вы здесь этих безумцев? Я знаю, что у вас свое, особое воззрение на религию, но бойтесь обмануться! Никакая религия не может одобрить мятеж и убийство, а таковы неизбежные последствия тех поучений, которые мы сейчас слышали и которым с такой жадностью внимали эти исступленные фанатики.

— Сын мой, — спокойно ответил Бриджнорт, — в молодости и я так думал. Мне казалось достаточным отдавать исправно десятину тмина и мяты, — такой жалкой, ничтожной данью ограничивал я для себя исполнение стародавнего нравственного закона и полагал, что накапливаю драгоценные зерна, когда на самом деле они не более как гнилая мякина, которую не станут есть даже свиньи. Но да будет благословенно имя господне, ибо пелена спала с глаз моих и после сорока лет блужданий в пустыне Синайской я наконец обрел землю обетованную. Я очистился от мирской скверны, отряхнул прах с ног моих и могу теперь с чистой совестью возложить руку на плуг, не боясь, что во мне еще остались какие-то слабости. Борозды, — добавил он, нахмурившись, и мрачный огонь загорелся в его больших глазах, — должны быть длинны и глубоки, и кровь сильных мира сего оросит их!

Резкая перемена в тоне и манере Бриджнорта, когда он произносил эти необычные слова, не оставляла сомнений, что его разум, столько лет метавшийся между природным благоразумием и фанатизмом века, наконец поддался последнему. И хотя Джулиан понимал, какой опасности подвергаются сам этот несчастный человек, невинная и прекрасная Алиса и его собственный отец, не говоря уже о неизбежных при любом мятеже общественных бедствиях, он в то же время чувствовал, что никакие убеждения не заставят свернуть со страшного пути человека, у которого доводы религии сильнее доводов разума. Оставалось лишь воззвать к его сердцу. И Джулиан принялся умолять Бриджнорта подумать о том, что, следуя своим отчаянным стремлениям, он ставит на карту также честь и жизнь своей дочери.