Читаем без скачивания Закат и падение Римской империи - Эдвард Гиббон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нравы сарматов. Между разнообразными отраслями человеческого рода сарматы выделяются тем, что с нравами азиатских варваров соединяют наружность и телосложение древних обитателей Европы. Сообразно с различными случайностями мира или войны, союзов или завоеваний сарматы иногда теснились на берегах Танаиса, а иногда разливались по огромным равнинам, расстилающимся между Вислой и Волгой. Их бродяжнические передвижения вызывались заботой об их многочисленных стадах, страстью к охоте и склонностью к войне или, скорее, к грабежу. Передвижные лагери или города, служившие обычным местопребыванием для их жен и детей, состояли из огромных повозок, которые перетаскивались с одного места на другое быками и были крытые в форме палаток. Военные силы нации состояли из кавалерии, а привычка их воинов держать в поводу одну или двух запасных лошадей давала им возможность и наступать, и отступать с такой быстротой, что они могли нападать врасплох на отдаленные от них местности и легко уклоняться от преследований неприятеля. Их грубая промышленность восполняла недостаток в железе тем, что придумала особый род кирасы, способной защитить от ударов и меча, и дротика: она делалась из одних лошадиных копыт, разрезанных на тонкие и гладкие ломтики, которые клались один на другой, как рыбья чешуя или как птичьи перья, и крепко нашивались на нижнее платье, сделанное из грубой материи. Орудиями для нападения сарматам служили коротенькие мечи, длинные копья и тяжелые луки с наполненным стрелами колчаном. Необходимость заставила их делать острие их оружия из рыбьих костей, но привычка обмакивать это острие в ядовитую жидкость, отравлявшую нанесенные неприятелю раны, уже сама по себе служит достаточным доказательством дикости их нравов, так как народ, доступный для чувства человеколюбия, смотрел бы на такое жестокое обыкновение с отвращением, а народ опытный в военном деле относился бы с пренебрежением к этому бесполезному средству. Всякий раз, как эти варвары выходили из своих степей за добычей, их косматые бороды, их взъерошенные волосы, покрывавшие их с головы до ног меха и их свирепый вид, как будто выражавший их врожденное жестокосердие, внушали цивилизованным обитателям римских провинций отвращение и ужас.
Их поселения вблизи от Дуная. Нежный Овидий, проведший свою молодость в наслаждениях славой и роскошью, был приговорен к безвыходной ссылке на холодные берега Дуная; там он жил почти беззащитным от ярости этих степных чудовищ и боялся, что на том свете его кроткая тень смешается с их свирепыми душами. В своих трогательных, но иногда малодушных жалобах он описывает самыми живыми красками одежду и нравы, оружие и нашествия готов и сарматов, соединявшихся вместе для грабежа, а исторические повествования дают нам некоторое основание думать, что эти сарматы были языги — одно из самых многочисленных и самых воинственных племен этой нации. Приманка изобилия съестных припасов побудила их искать постоянных поселений на границах империи. Вскоре после царствования Августа они заставили живших рыбной ловлей на берегах Тисы или Тибиска даков удалиться в гористую местность и уступить победоносным сарматам плодородные равнины Верхней Венгрии, которые окаймляются течением Дуная и полукруглой линией Карпатских гор. В этой выгодной позиции они или выжидали удобного момента для нападений, когда были раздражены какой-нибудь обидой, или приостанавливали свои набеги, когда были удовлетворены подарками; они мало-помалу научились употреблять в дело более опасное оружие, и, хотя они не прославили своего имени никакими достопамятными подвигами, они при случае помогали своим восточным и западным соседям, готам и германцам, сильным отрядом кавалерии. Они подчинялись смешанной аристократии своих вождей, но, после того как они приняли в свою среду вандалов, отступавших перед готским нашествием, они, как кажется, избрали короля, который принадлежал к этой нации и был из знаменитого рода Астингов, живших прежде того на берегах Северного океана[283].
Война с готами. 331 год. Эти мотивы вражды, должно быть, раздули те поводы для взаимных столкновений, которые постоянно возникают на границах воинственных и независимых народов. Вандальские князья были возбуждены чувством страха и жаждой мщения; готские короли стремились к расширению своих владений от Эвксинского моря до границ Германии, и воды Мароша — небольшой речки, впадающей в Тису, — окрасились кровью борющихся между собою варваров. Узнавши на опыте, что противники превосходят их и силами, и числом, сарматы стали просить покровительства у римского монарха, который с удовольствием смотрел на раздоры между варварами, но был основательно встревожен военными успехами готов. Лишь только Константин принял сторону самого слабого из двух противников, высокомерный готский король Аларих, не дожидаясь нападения со стороны легионов, смело перешел через Дунай и распространил ужас и разорение по всей Мезии. Чтобы остановить это опустошительное нашествие, престарелый император сам выступил в поход, но в этом случае его искусство или его счастье не соответствовало той славе, которую он стяжал в стольких внешних и внутренних войнах. Он со скорбью в сердце видел, как его войска обратились в бегство перед незначительным отрядом варваров, которые преследовали их до самого входа в их укрепленный лагерь и заставили его самого искать безопасности в поспешном и постыдном отступлении. Исход второго, более удачного сражения восстановил честь римского имени, и после упорной борьбы искусство и дисциплина одержали верх над усилиями беспорядочной отваги. Разбитая готская армия отступила с поля сражения,
