Читаем без скачивания Хроники Реликта. Том 2 - Василий Головачев

– До Катастрофы Даль-разведка Земли обнаружила несколько таких объектов, – говорила Эмилия, закуривая тонкую оранжевую сигарету с легким наркотическим действием, – что и позволило применить теорию «суперструн» к созданию пронзающих Вселенную космических кораблей. Но, к сожалению, практические исследования «суперструн» в нынешнее время невозможны, хотя мы вплотную подошли к решению проблемы нагуалей. Вполне допустима гипотеза, что нагуали – просочившиеся в наш мир объемы зеркального вещества с отрицательной массой.

– Почему же они становятся видимыми? – поинтересовался Горан. – Столько лет мы натыкались на невидимые «колючки чужих Законов»…

– На этот счет существует много мнений, но мы считаем, что из-за нарушения метрики нашего домена, которая перестала быть метрикой Римана, – теперь это набор «воюющих» между собой метрик, то есть деформирующихся конформно, непрерывным образом, от метрики Минковского до метрики де Ситтера и Головизнера, – произошел небольшой фазовый сдвиг, «поворот симметрии» зеркального вещества нагуалей, из-за чего они и становятся видимыми, то есть начинают отражать свет. Я не слишком заумно объясняю?

– Нет-нет, вполне доступно, – запротестовал Горан. – Я все понял. Не обращайте внимания на мои реплики и не старайтесь упростить речь. Если я чего не пойму, значит, мне это не нужно.

Эмилия с усмешкой посмотрела на собеседника.

– К сожалению, передача исчерпывающей информации, соответствующей передаваемому образу, с помощью речи невозможна в принципе. Вы интраморф и должны знать об этом.

Горан остро глянул в глаза женщины.

– Откуда вы знаете, что я… интраморф?

– Оттуда, – снова усмехнулась заведующая лабораторией. – Я научилась делать выводы. Интраморфы слушают умные речи не так, как нормалы.

– А как?

– Не только ушами, но и глазами, головой, всем телом, можно сказать. Что еще вы хотели бы узнать, месье?

– Вы начали рассказывать о взаимодействии первичных «суперструн» с доменом…

– Это не слишком интересная тема, привести наглядный пример не представляется возможным. Диаметр «струны» даже по сравнению с диаметром электрона – что сам электрон по сравнению с Галатикой, зафиксировать их взаимодействие почти невозможно. Ну разве что по ливню рождающихся частиц при разрушении электрона. Взаимодействие же «суперструны» и Галактики – это, по сути, пересечение гравитационных полей. Другое дело – граничные эффекты при выходе «струны» из домена, но теперь и их изучение нам недоступно из-за Стенок Космориума.

– Разве кто-нибудь из наших ученых изучал граничные эффекты? У нас и спейсеров-то таких нет, что могли бы достичь границ домена, а тем более – выйти в следующий.

– Физика Метагалактики – не моя епархия, я могу лишь сказать, что клетки-домены Универсума образуют не мозаичную объемную структуру типа грозди винограда или тела человека, а пронизывают друг друга, сосуществуют один в одном. Внутри нашего домена живет другой, в нем третий, и так чуть ли не до бесконечности, образуется сложнейший конгломерат пересекающихся друг в друге, но почти не взаимодействующих доменов, которые и составляют тело нашей Вселенной. Разве интраморфы этого не знают?

– Извините, – пробормотал Горан. – Мне надо было сразу представиться по всей форме. Тем не менее вы сообщили мне много интересной информации, честное слово! Ответьте только на один вопрос. Возможно, он тоже лежит вне поля ваших теоретических изысканий, но мне важно знать ваше мнение. Как вы думаете, что означает начавшееся сближение Стенок Космориума?

– Не знаю, – прямо ответила Эмилия, закуривая еще одну сигарету. – Особенно не задумывалась. В теорию Больших Игр я не верю, это не физическая теория, а что касается Стенок, то их сближение, возможно, призвано уничтожить нагуали. Или такие потенциально опасные объекты, как Тартар. Мои коллеги до сих пор считают, что Тартар представляет собой обломок, а может быть, и сверхген иной Вселенной, равновеликой нашему Универсуму.

– Есть теории, что Чужая и Орилоух – попытки тартариан выйти в наш континуум.

– Поговорите с моими коллегами, особенно с универсалистами Погорилым и Киршем, они занимаются «мертвяками»… прошу прощения, это теперь распространенный термин, хотя речь идет о «пустых» чужанах.

– Спасибо, – сказал Горан, целуя пальцы женщины, пропахшие сладковатым дымком, – я, конечно же, побеседую с вашими коллегами. Еще раз извините за мою неоткровенность, но люди к интраморфам относятся не очень хорошо, поэтому…

– Не все, – улыбнулась Эмилия. – Один из мужей моей семьи – интраморф.

Горан поймал ее изучающе-насмешливый взгляд, коротко поклонился и покинул лабораторию, унося в душе странное желание встретиться с этой неординарной женщиной еще раз.

Следующим объектом его внимания в цепи исследовательских баз системы стоял центр по изучению нагуалей, на который напал корабль в форме диплодока.

Здесь Горан имел две встречи с руководителями лабораторий Раулем Орландо и Венансио Рамиресом, выяснил, что уничтоженная «диплодоком» лаборатория занималась воздействием различного рода субстанций и полей на нагуаль. Оказалось, что наибольшее влияние оказывают на «колючки» нагуалей «мертвяки» – «пустые» чужане.

– Если мертвяка насадить на «колючку», – сказал смуглый седоусый Рамирес, – то она изменяет форму, превращается в своеобразную «сосульку». Если хотите, поговорите об этом с непосредственными испытателями.

– Разве они погибли не все?

– Кое-кто уцелел. Сейчас возле нагуаля работает Квентин Кирш, на специально оборудованном когге, если он согласится оторваться от исследований, вы узнаете все из первых рук.

Горан не горел желанием выходить в космос, но вспомнил совет Эмилии – она упоминала имя Кирша – и согласился. К его удивлению, и Кирш согласился принять работника ОКО, хотя, по словам того же Рамиреса, был нелюдим и контактировал с коллегами редко.

– Он отшельник, – добавил Рамирес, провожая гостя. – Ушел из семьи, живет один, занимается только работой. Если бы он во время атаки на центр находился вместе со всей своей группой, то, наверное, погиб бы. Но, видимо, кто-то из ангелов его хранит.

Заинтересованный оценкой ученого, прозвучавшей из уст его коллеги, Горан позаимствовал в техническом ангаре станции свободный когг и вместе с телохранителями вылетел в открытый космос, заполненный мраком, как пещера глубоко под землей. Лишь медово-золотое око Сола пыталось разогнать этот мрак своими лучами, но ему это удавалось плохо.

Исследовательский катер Квентина Кирша ждал посетителя возле нагуаля, со стороны, освещенной Солом. Видеосистема когга Милича позволяла видеть не только аппараты исследователей, но и сам нагуаль, казавшийся гигантским репейником, светящимся изнутри угрюмым вишневым накалом. Таких «репейников» в системе Сола выросло около двух десятков, но все они удачно расположились вокруг звезды таким образом, что орбита Геи пролегала мимо них. Остальные нагуали были гораздо меньших размеров и «росли» совсем близко от Сола, если не считать мелких скоплений на самой Гее, основные же «заросли» начинались за ее орбитой, и летать в тех краях не рекомендовалось никому. Горан, которому Алекс Бодров передал карту эфемерид – свободных от нагуалей траекторий, выходящих за пределы системы, был поражен упорством пограничников, составлявших эту карту иногда ценой своей жизни.

Путь от станции до нагуаля занял всего пятнадцать минут. Стыковку двух аппаратов производили инки, поэтому момент касания коггов был почти незаметен. Квентин Кирш, могучий телом, абсолютно лысый (а может, обритый наголо), с тяжелым, грубым лицом, составленным, казалось, из одних углов, ждал гостя в рубке, стоя возле кокон-кресла пилота. Поймав его взгляд, Горан понял, что перед ним интраморф.

«Впервые в жизни разговариваю с профессионалом ОКО, – сказал Кирш, выращивая из дна рубки два сиденья. – Присаживайтесь, поговорим. Вы прибыли на одной машине?»

Они сели.

«Естественно, на одной», – не понял хозяина Горан.

«Тогда второй когг, что спрятался за нагуалем, не принадлежит вашей службе?»

«Почему вы думаете, что он спрятался?»

«У меня сложилось такое впечатление. Он шел за вами, потом отстал и, когда вы стыковались, ушел за «колючку». Извольте полюбоваться».

Кирш, не вставая с места, дал команду инку аппарата, и тот развернул перед ним виом обзора. Буро-малиновой колючей громадой в нем обозначился нагуаль, серебристым крестиком – исследовательская станция, голубыми треугольниками – корабли сотрудников станции, а из-за колючки нагуаля торчал фиолетово-красный «клюв» какой-то спейс-машины. Инк дал вариацию увеличения, и в растворе виома протаяло окно, в котором стал виден корпус неизвестного когга.