Читаем без скачивания Предпоследняя правда - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПЕРЕД ВАМИ АУТЕНТИЧНАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ АВРААМА ЛИНКОЛЬНА, ШЕСТНАДЦАТОГО ПРЕЗИДЕНТА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ.
ПРОЗВЕДЕНО КОМПАНИЕЙ «МАСА ЭЛЕКТРОНИКС» СОВМЕСТНО С ФАБРИКОЙ РОЗЕНА ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЭЛЕКТРООРГАНОВ, ГОРОД БОЙСЕ, ШТАТ АЙДАХО.
ВЫСТАВЛЯЕТСЯ ВПЕРВЫЕ. ОБЪЕМ ПАМЯТИ И НЕРВНАЯ СИСТЕМА ВЕЛИЧАЙШЕГО ПРЕЗИДЕНТА ВРЕМЕН ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В ТОЧНОСТИ ВОСПРОИЗВЕДЕНЫ СТРУКТУРОЙ УПРАВЛЕНИЯ И МОНАДОЙ ДАННОГО УСТРОЙСТВА. ОБЕСПЕЧИВАЮТ ПОЛНОЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ РЕЧИ, ПОСТУПКОВ И РЕШЕНИЙ ШЕСТНАДЦАТОГО ПРЕЗИДЕНТА В СТАТИСТИЧЕСКИ ОБОСНОВАННОЙ СТЕПЕНИ ПРИГЛАШАЕМ ЖЕЛАЮЩИХ.
В объявлении четко была видна рука Мори. Взбешенный, я протолкался через толпу и попытался войти а павильон. Дверь оказалась запертой, пришлось открывать ее своим ключом. Внутри я увидел новенький диван в углу комнаты, на котором сидели Мори, Боб Банди и мой отец. Они внимательно наблюдали за Линкольном.
— Привет, дружище, — обратился ко мне Мори.
— Ну что, успел вернуть назад свои денежки? — спросил я.
— Да нет. Мы ни с кого денег не берем — простая демонстрация.
— Эта дурацкая надпись — твоя выдумка? Да я и сам знаю, что твоя. И какого рода уличную торговлю ты планируешь открыть? Почему бы вашему Линкольну не продавать ваксу или моющее средство? Что ж он просто сидит и пишет? Или это является частью рекламы кукурузных хлопьев?
— Он занят разбором ежедневной корреспонденции, — сказал Мори. И он, и Боб, и даже мой отец выглядели притихшими.
— А где твоя дочь?
— Она скоро будет.
— И ты не возражаешь против того, чтобы он сидел за твоим столом? — обратился я к отцу.
— Нет, mein Kind, — ответил он. — Ты бы пошел и поговорил с Линкольном, он не сердится, когда его прерывают. Вот чему бы я хотел у него научиться.
— Хорошо, — бросил я и направился к фигуре у шведского бюро.
Толпа по-прежнему глазела на всю сцену через витринное окно.
— Господин президент, — промямлил я, почувствовав комок в горле. — Сэр, мне неприятно вас беспокоить…
Я прекрасно знал, что беседую с механизмом, но в то же время не мог избавиться от нервозности. Вообще, меня бесила необходимость участвовать в дурацком спектакле наравне с машиной. При этом никто не позаботился дать мне бумажку с инструкциями, предоставив самому решать все проблемы. Если б я мог их решить! Почему бы не обратиться к нему «мистер Симулякр»? Ведь в конце концов это правда?
Правда! А что означает «правда»? Это — как в детстве, когда тебе надо пересечь холл универмага и подойти к Санта Клаусу.
Когда легче упасть замертво, чем сказать правду. Хотел бы я этого? В подобной ситуации признание правды значило бы конец всего, в первую очередь, меня самого. Своей правдой вряд ли я сделаю больно симулякру. Что касается Мори, Боба Банди и даже моего отца, так они, скорее всего, ничего не заметят. Следовательно, мне надо было защищать прежде всего самого себя. Я осознавал этот факт очень четко, лучше всех, как в этой комнате, так и за ее витриной.
Подняв глаза, Линкольн отложил в сторону гусиное перо и сказал высоким, но не лишенным приятности голосом:
— Добрый день. Полагаю, вы — мистер Луис Розен?
— Да, сэр, — ответил я.
И мгновенно комната взорвалась в моих глазах. Шведское бюро разлетелось на миллион кусочков, и они медленно, как в замедленном кино, полетели мне в лицо. Я закрыл глаза и упал ничком, даже не выставив вперед рук. Грохнулся на пол прямо у ног Линкольна, и тьма накрыла меня.
Это был обморок. Впечатление оказалось настолько сильным, что я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что сижу в углу офиса, опираясь на стену. Надо мной склонился Мори Рок. В одной руке у него дымилась привычная «Корина Ларк», в другой он держал открытую бутылочку нашатырного спирта, которой помахивал у меня перед носом.
— О, боже, — произнес он, увидев, что я очнулся. — У тебя на лбу шишка величиной с яйцо.
Я пощупал свой лоб — шишка была скорее с лимон. И я ощущал соленый вкус на губах.
— Похоже, я потерял сознание.
— Ну да, а то как же.
Теперь я увидел своего отца, топтавшегося поблизости, а также — что совсем уж было малоприятно — Прис Фраунциммер в длинном сером плаще. Она расхаживала взад-вперед, бросая на меня презрительные взгляды. Видимо, мой обморок не доставил ей удовольствия.
— Ничего себе, — бросила она. — Он тебе сказал всего одно слово, и ты вырубился!
— Ну и что? — огрызнулся я.
— Это доказывает, что я был прав, — обернулся Мори к дочери. — Наш симулякр чрезвычайно впечатляет.
— А что он… этот Линкольн, сделал, когда я грохнулся? — спросил я.
— Он подобрал тебя и притащил сюда, наверх, — ответил Мори.
— О, господи, — пробормотал я.
— Но почему ты упал в обморок? — Прис нагнулась и внимательно посмотрела на меня. — Ну и шишка! Ты просто идиот, Луис… Послушайте, там собралась целая толпа, слышите? Я была снаружи, у дома, и пыталась пройти внутрь. Можно подумать, что мы изобрели по меньшей мере Господа Бога. Они на самом деле молятся, а две женщины перекрестились. А некоторые, ты не поверишь…
— Хватит, — оборвал я ее.
— Может, ты дашь мне договорить?
— Нет, — отрезал я. — Заткнись, ладно?
Мы с ненавистью смотрели друг на друга, затем она резко поднялась на ноги.
— Ты знаешь, что у тебя губы разбиты? Лучше бы наложить пару-тройку швов.
Прикоснувшись к губам, я обнаружил, что они до сих пор. кровоточат. Похоже, Прис говорила правду.
— Я отвезу тебя к доктору. — Она подошла к двери и стояла, ожидая меня, — Ну, давай же, Луис.
— Не нужно мне никаких швов, — проворчал я, но все же поднялся и на трясущихся ногах последовал за ней.
Пока мы ждали лифта, Прис прошлась по моему адресу:
— Ты, оказывается, не такой уж храбрец.
Я промолчал.
— Ты отреагировал хуже, чем я. Хуже, чем кто-либо из нас. Честно говоря, я удивлена, Луис. Видать, ты куда менее устойчивый, чем кажешься. Могу поспорить, что когда-нибудь, при сильном стрессе тебя это здорово подведет. Могут возникнуть серьезные психологические проблемы.
Двери лифта открылись, пропустив нас внутрь.
— Разве это плохо — реагировать? — спросил я.
— Знаешь, в Канзас-Сити я сделала кое-какие полезные выводы. В частности, приучилась вообще ни на что не реагировать, если в том нет прямой выгоды. Я считаю, что именно это спасло мне жизнь, позволило справиться с болезнью и выйти оттуда. Такая же реакция, как у тебя, всегда плохой знак. Признак нарушения адаптации. Там, в Канзас-Сити, подобную штуку называют паратаксисом. Это — когда эмоции вмешиваются в межличнос тные отношения и усложняют их. Неважно, какого рода эмоции — ненависть, вражда или страх, как в твоем случае, — все паратаксис. Если процесс усиливается, возникает психическое заболевание. И не дай бог эта штука победит — тогда ты шизофреник, наподобие меня. Поверь мне, это хуже всего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});