Читаем без скачивания Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Андрей — по-прежнему в сопровождении двоюродного брата Владимира Андреевича — отправился к отцу. Князья приехали на устье Припяти, к «Давыдовой божонке» (вероятно, церкви Святого Глеба), здесь переправились через Днепр и поспешили в Остёрский городок. Когда Андрей встретился с отцом, рассказывает автор поздней Никоновской летописи, князья, «охапившеся (обнявшись. — А. К.), болезнене плакашася на долг час, сице глаголюще: “Увы нам! Како ся нам дети от врага нашего Изяслава Мстиславичя?!”»{36}.

Между тем начиналась Страстная неделя. Юрий успел послать за помощью в Чернигов — к братьям Давидовичам и в Новгород-Северский — к своему свату Святославу Ольговичу (его сын Олег женился к тому времени на дочери Юрия) и теперь ждал от них вестей. Другие гонцы с богатыми дарами отправились к «диким» половцам — словом, всё повторялось точно так же, как год назад…

Но беда, как известно, не приходит одна. 6 апреля 1151 года, в Великую пятницу — день самого строгого поста, — на рассвете, в Переяславле умер старший брат Андрея Ростислав. Вместе с братьями Глебом и Мстиславом Андрей приехал из Городца хоронить брата. Им и суждено было отдать князю последние почести и положить его тело в соборной церкви Святого Михаила, рядом с его дядьями Андреем и Святославом Владимировичами. Теперь Андрей становился старшим среди сыновей Юрия, его главной надеждой и опорой.

Не станем вдаваться в подробный пересказ событий новой кровопролитной войны за Киев. Андрей принял участие во всех её главнейших сражениях. Вместе с отцом и братьями, а также черниговскими князьями и пришедшими на зов Юрия Долгорукого «чужими погаными» он бился за Днепр, когда Юрий и его союзники долго и безуспешно пытались переправиться через реку, а воины Изяслава не давали им этого сделать. Тогда форсировать Днепр удалось лишь много южнее Киева, у Зарубского брода, почти напротив Переяславля. Автор Киевской летописи приписывал инициативу этого обходного манёвра самому Юрию и его сыновьям; согласно же суздальскому летописцу, замысел принадлежал Святославу Ольговичу и его племяннику Святославу Всеволодовичу. Не совпадают версии летописцев и относительно того, кто из князей возглавил атаку половецкого войска. Стремительно бросившись на конях в воду, половцы переплыли реку и опрокинули немногочисленное охранение, выставленное здесь Изяславом. Зная о том, что Андрей в те годы почти всегда действовал вместе с «погаными», можно предположить его личное участие в сражении за Зарубский брод.

Заметной оказалась роль Андрея и в битве, разыгравшейся у самых стен Киевской крепости. Когда Юрий всё-таки переправился через Днепр, Изяслав отступил к Киеву. Он окружил город несколькими оборонительными линиями. Здесь были и его брат Ростислав с сыном Романом и смоленскими полками, и Владимир «Матешич», и князь Борис Городенский, и Изяслав Давыдович Черниговский (его родной брат Владимир воевал тогда на стороне Юрия Долгорукого — так братья Давыдовичи впервые оказались во враждебных лагерях, и это имело для них роковые последствия). Были здесь и «чёрные клобуки»: берендеи, ковуи и печенеги, пришедшие к Киеву вместе со своими жёнами, детьми и всем скарбом. Подобного скопления войск стольный город Руси ещё не знал. Юрий и его союзники расположились у Лыбеди. Эта речка, местами пересыхающая, местами, наоборот, образующая искусственные пруды, стала последним естественным рубежом перед Киевом. Но натиск Юрьева войска оказался далеко не всеобщим; военные действия развернулись не по всей линии фронта, а лишь на отдельных участках. Андрей и на этот раз сумел проявить себя: действуя вместе с половцами, он и его юный двоюродный брат Владимир «налегоша силою» и переправились через так называемую Сухую Лыбедь — старое пересохшее русло реки. Как мы уже знаем, в пылу сражения Андрей начисто забывал обо всём, терял хладнокровие, а порой и просто рассудок. Так случилось и на сей раз. Устремившись на врагов, он вновь оторвался от собственной дружины, которая потеряла его из вида и даже не знала, где он, а потому и не смогла поддержать его порыв. Андрей гнался за «ратными» «малом не до полков их» и опять едва не оказался во вражеском окружении. К счастью, один из половцев успел ухватить его коня за повод и вернул князя назад; он, половец, а не князь, «лая дружине своей», за то, что те бросили своего князя («зане бяхуть его остали вси половци»){37}. Но то была вина не столько половцев, сколько самого князя, который обязан был принять во внимание не одну только собственную храбрость, но и готовность остальных сражаться так же отчаянно и бесстрашно, как он. Андрей же этого не сделал. Воин, лихой рубака, в который уже раз победил в нём полководца. Сам он вновь уцелел, «съхранен Богом и молитвою родитель своих», — как обычно, не забывает отметить это обстоятельство автор летописи. Эта фраза сопровождает почти каждый его рассказ о доблестях Юрьева сына — порой, кажется, даже вопреки действительности.

Упомянул летописец и о князе Владимире Андреевиче. Подражая старшему товарищу, он тоже хотел было устремиться на «ратных», но был вовремя остановлен «кормильцем», сопровождавшим его в бою, — «зане молод бе в то время». «Кормилец» — это «дядька»-наставник, воспитатель, приставленный к князю ещё в юности. Такой «кормилец», несомненно, когда-то имелся и у Андрея. Но из летописей о нём ничего не известно, никакой роли в жизни князя он не играл. Вразумить Андрея, охладить его бешеный пыл оказалось некому — кроме разве что случайного половца, сражавшегося в тот день бок о бок с ним.

Битва продолжалась до вечера. Ещё на некоторых участках Юрьевы войска смогли переправиться через Лыбедь, однако развить успех им не удалось. По большей части воины ограничивались тем, что перестреливались с неприятелем через реку, то есть действовали весьма пассивно. Это дало возможность Изяславу Мстиславичу перестроить свои полки и всеми силами обрушиться на противника, опрокинуть его и обратить в бегство.

Но бегство это не было паническим. Юрьево войско отступало вполне организованно. Князья словно бы поменялись ролями: теперь Юрий отступал, а Изяслав двигался за ним. Суздальский князь осознанно уклонялся от битвы — он ждал подхода галицкой рати, ибо его сват Владимирко, откликнувшись всё же на очередной призыв о помощи, вновь двинул свои полки в Киевскую землю. Знал об этом и Изяслав, спешивший расправиться с Юрием до появления галицкого князя. Войска кружили на месте, останавливались и вновь приходили в движение. В результате этого маневрирования Изяславу удалось оттеснить Юрия на позиции, не слишком удобные для его многочисленного войска. Обе рати расположились у небольшой болотистой речки Малый Рутец, притока Большого (или Великого) Рута, являющегося, в свою очередь, притоком реки Рось, впадающей в Днепр ниже Канева. Здесь, на Перепетовом поле, и произошло самое кровопролитное из всех сражений этой несчастливой для Юрия войны.