Читаем без скачивания Эхо Антеора - Рейне Харо

– Вот как? – вскинулась Лу, чувствуя, как улегшаяся было буря странных эмоций снова начинает бушевать внутри. – Тогда почему я здесь? Что тебя заставило купить меня? Жалость?

– Ты считала, будто я взял тебя по доброте душевной, пожалев? – Хартис скривил губы, покачал головой. – Ты слишком хорошо думаешь обо мне, Лу. Уж поверь, я видел тех, кто вызывал куда большую жалость, чем ты. Но я не собирался никого спасать. Я не должен был… Не должен был вмешиваться в чужие судьбы.

– Какое интересное… правило, – едко бросила Лу. – И что же заставило тебя его нарушить?

Помедлив, Хартис извлек что-то из кармана и протянул ей. Лу сразу узнала зеленый бархатный мешочек из хозяйского сундука, на который впервые наткнулась в день знакомства с Нами, когда искала мазь от ушибов. Сжав мешочек в ладони, слыша, как тихо перекатываются и стукаются друг о друга лежащие там прозрачные камушки, которые она когда-то приняла за конфеты, Лу подняла глаза и спросила:

– И что это такое?

– Гадальные камни. Я… просто сделал так, как они сказали.

– Так значит, это… камни? Они велели тебе спасти меня?

Лу никогда прежде не видела его таким – далеким, отстраненным, холодным. Так нестерпимо захотелось поднять руку и сорвать с его лица это выражение, как маску, и разбить об пол, что девчонка непроизвольно схватила себя за запястье. Пульс стучал под пальцами неровным ритмом.

– Именно. Ты разочарована?

Лу бросила ему мешочек и, прижавшись спиной к стене, освободила проход:

– Не смею больше задерживать, господин.

Когда настал вечер и за последним покупателем закрылась дверь, Лу достала из-под прилавка толстую книгу учета, открыла в самом конце и выдернула чистый лист. Линия отрыва вышла неровной, смялась гармошкой у одного края. Положив бумагу на стол, Лу принялась разглаживать ее, и, хотя изо всех сил старалась оставаться хладнокровной, пальцы дрожали.

Идея сбежать возникла у нее в тот момент, когда она смотрела вслед Хартису, удалявшемуся по коридору. Вспыхнула, яркая, как стрела молнии, под звук его тяжелых шагов, и Лу еще долго стояла, привалившись к стене, пытаясь выровнять дыхание и совладать с собой. Хотя это была далеко не первая в ее жизни мысль о побеге, в этот раз она была какая-то иная, слишком тревожная, выбивающая из колеи.

Потом звякнул дверной колокольчик. Лу пришлось натянуть улыбку и выйти в зал, кланяться, говорить. Это отвлекло, даже успокоило. В перерывах, когда покупателей не было, она старалась не сидеть на месте – поправляла товар, сортировала выручку, усердно убиралась. Она не чувствовала усталости, да и вообще толком ничего не чувствовала – словно смотрела со стороны на саму себя, девчонку, суетящуюся в магазине. День пролетел быстро, солнце село.

Хартис все не возвращался.

Лу уставилась на лист перед собой. Пододвинула ближе свечу, уколола ладонь грифелем, проверяя, хорошо ли тот заточен. Опустила его на бумагу. Вздохнула. Писать она не любила. К тому же, практики у нее не было уже довольно давно – с тех пор, как Хартис перестал с ней заниматься и начались тренировки со стражницей. Лу боялась, что все позабыла, но рука вспомнила уроки. Девчонка вывела первую букву и отстранилась, оценивающе глядя на нее: неровная, слишком крупная, заметно, что создана неуверенной рукой. Лу зачеркнула ее и написала, стараясь держать карандаш тверже:

«Нами».

Буква, которую она зачеркнула, была «Д». Она хотела написать «Дорогая моя Нами», но потом поняла, что не уверена, как правильно пишется «дорогая». Ей не хотелось, чтобы подруга, прочитавшая много книг и грамотная, смеялась над ней. Лу вновь занесла руку над листом, но строчки, которые она хотела написать, проносились в ее голове слишком быстро, слов, которые она хотела сказать, было слишком много. Она поняла, что не сможет опустить их на бумагу. Дурацкая это затея, с письмом. Она скомкала лист и уронила голову на стол.

Хартис должен был вернуться уже несколько часов назад. Раньше он никогда так не задерживался. Девчонка вышла из лавки, постояла на крыльце, оглядывая улицу. Вернулась внутрь, заперла наружную дверь.

«Меня не должно это больше волновать, – сказала она себе, уже, наверное, в сотый раз. – Его отсутствие мне только на руку. Нужно решаться».

В своей комнате она взяла заплечный мешок, в котором обычно носила образцы тканей, и принялась заталкивать туда вещи, как попало, не глядя. Забив его под завязку, опустилась на пол у стены и прикрыла глаза, формируя в уме план грядущего побега.

Она выйдет из дома с мешком на плечах. Пойдет быстрым шагом, насколько можно быстрым, но не бегом. Она не станет прятать лицо и ошейник. Стражники, привыкшие к слоняющейся по городу рабыне из лавки тканей, не остановят ее. Мало ли, по какому поручению та спешит, пусть на дворе и сгущаются сумерки? А если все же остановят, она выкрутится, сочинит что-нибудь правдоподобное. Уж чему она всяко научилась за два года торговли, так это брехать на разные темы. Хотя, конечно, до своего учителя ей, как до луны…

«Нет, не думай больше о нем».

Что еще взять, помимо вещей? Мысли путались. Она знала, где хранятся все сбережения – позаимствовав оттуда хотя бы немного, можно было значительно увеличить свои шансы на успешное бегство. Но девчонка тут же поняла, что не станет брать у своего хозяина ни медяка, даже если бы это гарантировало ей свободу. Наверное, следует хотя бы захватить с кухни съестного на первое время. Конечно, это тоже будет считаться воровством…

Итак, она не станет плутать мелкими улочками, как делала раньше, боясь привлечь к себе лишнее внимание и вместе с тем рискуя нарваться на пьянчуг или бандитов. Пойдет по освещенной главной дороге, склонив голову и глядя под ноги, как и положено рабыне. Никто не обратит на нее внимания. Никому не будет дела. Она дойдет до «Синих звезд», пусть это и рискованно, прокрадется мимо охранников и встретится с Нами. Она скажет ей все то, что не смогла написать. Нами заволнуется, попробует остановить ее, но она будет тверда в своем решении.

«Но почему, Лу, почему?» – воскликнет Нами, характерно всплеснув руками.

«Потому что я плохая рабыня», – ответит она.

Потому что с некоторых пор – она уже и не вспомнит точно, как давно – у нее в груди мечется раненая птица. Потому что эта птица кричит, когда хозяин любезничает с клиентками, и дрожит, когда Лу остается с ним наедине. Потому что все это время девчонка была настолько глупа, чтобы верить, будто имеет в этом