Читаем без скачивания Зона поражения - Василий Орехов

— Доброе утро, — бесстрастно сказала она. Я покосился на светящиеся в сумраке зеленоватые цифры электронного будильника — было без четверти три ночи. — Что, опять ходил к «грешникам»?

Вытатуированный дракон слегка шевелился в такт ее дыханию. Как-то раз я поинтересовался, не вредны ли светящиеся татуировки, которыми Карабах время от времени покрывает ее с головы до ног, а потом снова выводит. Динка ответила, что шастать каждую неделю в Зону гораздо вреднее. Стерва.

До чего же она красивая.

– Ходил, – просипел я. – К «грешникам». Дай промочить горло.

Она всунула в пакетик с соком соломинку и протянула мне. Я взял пакетик из ее рук и изо всех сил запустил им в стену. По стене поползло мокрое оранжевое пятно.

— Хрена, — повторил я.

Приняв на грудь, я сумел взять себя в руки. Бушующее пламя, перехлестывавшее через железные перила, отступило, подернулось туманной пеленой.

Хрена. Тот, кто не пьет водки в Зоне, быстро умирает от лучевой болезни. Динка тоже пьет водку, только не из горла и не жадно — вот и вся разница.

— Иди ко мне, — велел я, утирая губы тыльной стороной ладони со старой полурасплывшейся татуировкой.

— Хрена, — дерзко сказала она.

Пришлось подняться, сходить к столу, сгрести ее в охапку и принести в постель на руках. Так оказалось даже лучше. Это у нас, стало быть, вышло вместо любовной прелюдии. Ненавижу все эти прелюдии; весь измаешься и испсихуешься, пока твоего дружка наконец пустят в тепленький чехольчик. Впрочем, сейчас я был не в настроении спрашивать разрешения. То есть, если бы я на самом деле почувствовал, что меня не хотят, я, конечно, не стал бы ломиться в закрытые двери. Думаю, ночь, когда я вздумаю изнасиловать Динку, окажется последней нашей совместной ночью. Но я видел, как лукаво блестят наглые глаза этой паразитки, я чувствовал правым предплечьем, когда нес ее в постель, как горячо и мокро у нее между ног. Несмотря на всю ее демонстративную независимость, ей нравится, когда ее подавляет грубый и наглый самец.

— Ты спишь со мной только из‑за денег, — сказал я, когда все закончилось. Мы лежали рядом, курили и стряхивали пепел в банку из‑под пива, стоявшую у меня на груди. Я был пьян, мои семенники были пусты — как всегда в подобных случаях, я превращался в капризную скотину. Мне хотелось, чтобы меня пожалели, потому что у меня не хватало сил на жалость к самому себе.

— Если бы мне были нужны деньги, я спала бы с Бубной, — сказала Диана.

— Логично, — признался я, глядя в потолок. — Хотя стоп, отставить. У него ног нет.

— Ты будешь очень удивлен, но в этом деле ноги — не главное.

— Чертова стерва, — проворчал я.

— Пьяная сволочь, — тут же откликнулась Динка.

— Маленькая сучка.

— Радиоактивное мясо.

— Шлюха.

— Козел.

Короче, в ту ночь мы любили друг друга еще три раза. Афигли!..

Глава 4 ОХОТНИКИ

Разумеется, следующим вечером я отправился к Бубне в «Шти» и согласился руководить безумным сафари. Вот такой я кретин, радиоактивное мясо.

Мы сидели за сдвинутыми столиками. Народу в баре почти не было, поэтому нам никто не мешал. Стриптиз‑подиум с шестом стоял пустой и темный, в клетках‑колоннах девчонок тоже не было — они заступали на смену в девять часов вечера. За стойкой бара маялся вместо Джо невыспавшийся молодой бармен с густой рыжей шевелюрой.

Клиенты мне понравились сразу. Даже несмотря на то, что трое из них были американцами. Однако они мало походили на стереотип современного штатовца, прочно утвердившийся в умах обитателей бывшей советской империи — трусоватый, недалекий, толстый педик, который называет женщин феминоамериканками во избежание судебных преследований за оскорбление личности, искренне полагает, что во Второй мировой войне Америка под командованием рядового Райана при некотором участии британцев разгромила объединенные русско‑немецкие силы, а попав в армию, способен отказаться идти в наступление только потому, что в расположение части не подвезли туалетную бумагу. Клиенты были поджарыми, мускулистыми и неулыбчивыми, и то, что они не сушили ежеминутно десны в натянутых и фальшивых голливудских улыбках, расположило меня к ним еще больше. Только у Сэма Галлахера под джинсовой рубашкой обозначалось брюшко, однако это было аккуратное мускулистое брюшко спецназовца в отставке.

Клиенты были немногословными, смуглыми, с обветренными лицами, они держались с достоинством, но без панибратства; казалось, они все время настороже, чтобы вовремя уловить перемену в настроении собеседника и скорректировать свое поведение, дабы не вызывать ненужных столкновений с аборигенами. В общем, многочисленные экстремальные путешествия научили их правильно себя вести. Как только я увидел их, я понял, что передо мной мужики, настоящие волки из породы тех, что некогда отправлялись в Клондайк мыть золото, в Трансвааль — сражаться против английских колонизаторов и в джунгли Амазонки разыскивать Эльдорадо. Впрочем, многое объяснялось еще и тем, что один из них, Альваро Камачо, оказался сложного славяно‑латиноамерикано‑индейского происхождения, и все трое были родом из штата Техас — штата настоящих мужиков, если верить западным фильмам, во многом сохранившего традиции старой Америки, государства пионеров, ковбоев и кавалеристов. Сэм, словно желая это подчеркнуть, явился в широкополой ковбойской шляпе, с которой он, как выяснилось позже, вообще никогда не расставался.

Третьим из американцев — а по значению, вообще‑то, первым — был Мартин Донахью, миллионер, сколотивший состояние на торговле скотом и изготовлении из этого самого скота мясных консервов. Собственно, именно ему пришла в голову блестящая мысль отправиться в Зону поохотиться. У Мартина было вытянутое лицо типичного англосакса и руки человека, привыкшего к грубой физической работе. Специфические мозоли на костяшках пальцев и ребрах ладоней, появляющиеся от долгой и упорной работы с макиварой, я тоже отметил.

За четверть часа я узнал о нем довольно много. Выяснилось, что они с Альваро Камачо и Сэмом Галлахером учились в одном классе и еще тогда крепко подружились. С детства у всех троих имелась склонность к авантюризму. Их привлекал риск, они нуждались в постоянном притоке адреналина. Пока они были подростками, адреналиновые развлечения у них были вполне стандартными: драки стенка на стенку с такой же шпаной с соседней улицы, прыжки в небольшой водопад и на железнодорожную насыпь с движущегося товарняка, охота на пуму и побеги из местного полицейского участка. Однако, как выяснилось впоследствии, миллионеру доступны гораздо более интересные штуки.

Когда предприимчивый и энергичный Мартин резко пошел в гору, а его друзья так и остались протирать штаны в дешевых барах заштатного техасского городишки, он не забыл о своей преданной банде и нанял ее на работу. Собственно, частью капитала Донахью был напрямую обязан Камачо: с детства всерьез увлекавшийся химией Альваро придумал простую, но эффективную схему саморазогревающейся банки для консервов, так что тушенка Мартина, расфасованная в такие банки, быстро стала бестселлером. Честно говоря, при взгляде на Камачо трудно было представить, что он способен на серьезную мыслительную деятельность, но ладно, внешность обманчива; взять вон, к примеру, Енота. Что касается простоватого, но крепкого и верного Сэма Галлахера, круглолицего простодушного парня с армейской стрижкой‑ежиком, действительно не обремененного тонким аналитическим умом, то он стал личным телохранителем Мартина, и уж его внешность вполне соответствовала новой профессии.

Когда бизнес Донахью встал на ноги и начал приносить солидный доход, Мартин затосковал по адреналину и стал вытаскивать своих неразлучных друзей в экстремальные экскурсии. Друзья, насколько я понимаю, не возражали, поскольку умереть от старости представлялось им самым неудачным финалом бурной жизни.

Троица безумных американцев ездила в Боливию и полтора месяца воевала с правительственными войсками в отряде местных партизан. В Новой Гвинее они жили в племени людоедов. В качестве туриста Мартин побывал на международной лунной станции, вбухав в это дело астрономическое количество бабок — Альваро не отправился с ним только потому, что не прошел предполетных испытаний, а Сэм наотрез отказался лететь в космос: был и у него свой предел психологической прочности. Кишка, короче, оказалась тонка у Сэма; впрочем, я его вполне понимаю и Мартин тоже понял. На собачьих упряжках они избороздили окрестности Северного полюса. Отправившись в Сахару на мотоциклах, они умудрились не только остаться в живых, но и привезти массу отснятого материала для «Нэшнл джиогрэфик». Некоторое время они воевали в Экваториальной Африке, в Австралии охотились на крокодилов, в Панаме — на акул, в Гренландии — на белых медведей. Не уверен, не стану врать, но однажды я, по‑моему, даже видел их по телевизору в какой‑то передаче навроде «Вокруг света». По крайней мере, фамилия Донахью была мне смутно знакома и ассоциировалась со списком Амундсен — Нобиле — Хилари — Сенкевич — Хейердал — Палкевич — Конюхов. Одним словом, им было что вспомнить и что предъявить на Страшном суде. Я им даже слегка позавидовал.