Читаем без скачивания Garaf - Олег Верещагин

Пустошь не была безжизненной. Тут оказалось полным–полно всякой разной птицы… и мысли мальчишки стали обращаться в сторону голода. Не сказать, что он хотел есть так же, как недавно пить… но всё–таки ел он последний раз вчера вечером. В довершение всего — Пашка нет–нет, да и оглядывался — на севере появилась и неуклонно ползла следом во всё небо чёрная туча. Краёв у которой — кроме переднего, движущегося с медленной угрозой — не наблюдалось… Что там тащила эта туча в себе — чёрт его знает, но явно ничего приятного для одинокого и не по сезону одетого пацана.

В этой картине было столько неприятного, что Пашка раздумывал было — наддать бегом к лесу. Но вовремя сообразил, что бежать до этого самого леса ему придётся дня два, не меньше — всяко туча окажется там раньше, и трепыхаться уже нечего. Правда… был вариант вернуться назад, в пещеру. Но что он там забыл и сколько там придётся просидеть?

По здравом размышлении, он и в лесу ничего не забыл, а предстоящую ночь явно придётся провести в этой… тундре. Но Пашка не желал мыслить здраво, а желал, чтобы поскорей хоть как–то разъяснилась ситуация.

Солнце и тучи на небе одновременно — это неприятно выглядит, тревожно. Но что–то подобное Пашка видел в жизни впервые. Ярко блестела вода во многочисленных лужах и лужицах. Одна из таких лужиц оказалась–таки озером, по которому курсировали толпы гусей и уток. Перейти его вброд было бы, наверное, возможно, но после этого температуры было не миновать — и мальчишка пошёл в обход.

Озеро тянулось, как будто специально хотело отрезать Пашке путь к лесу. Более того — каким–то вывернутым манером оно повело Пашку — против его воли! — обратно к горам. Когда он это понял, то начал ругаться — громко и самозабвенно.

Как ни странно, это помогло. Раньше Пашка точно вспомнил бы, что в древности ругань использовали как защиту от неудач и происков нечисти. Но сейчас он просто облегчённо выдохнул. Очевидно, эта чёртова лужа была не остатком зимнего таянья, а, так сказать, постоянной. Поэтому через неё заботливо наладили гать. Кто–то навалил широкую полосу хвороста, а сверху настелил скрученные хлыстами из мятых прутьев бревенчатые стлани. По гати вполне могли пройти два кавалериста в ряд, не то что один пеший мальчишка.

Пашка заспешил по гати. Именно заспешил — почему–то не хотелось на ней задерживаться. Но даже на ходу он обратил внимание на вещь, которую заметил с самого начала, но как–то пропустил мимо сознания.

На гать не ушло ни грамма железа и не сантиметра синтетического троса.

Олег Николаевич пару раз рассказывал про места, при демократической власти скатившиеся в первобытность. Но как–то не верилось в это (чуть ли не меньше, чем в переносы в пространстве–времени). И, глядя на гать, ровно и увесисто подрагивающую под ногами, Пашка как раз и поверил в такой перенос…

…Его уверенность получила сокрушительно подтверждение, когда до конца гати оставалось метров двадцать, не больше. Разбрызгивая воду и стремительно приближаясь, из–за скальной гряды, в которую слева утыкалось это чёртово озеро, вылетели галопом пятеро всадников. Пашка обмер. Само по себе в наше время встретить пятерых конных — уже почти невозможно. А эти, кроме всего прочего, совершенно не походили на завсегдатаев какого–нибудь элитного клуба. Под ними были невысокие, большеголовые и очень лохматые рыжие лошади в простой, грубоватой (насколько мог судить Пашка) сбруе. Клетчатые плащи совсем не красиво — тяжело и мокро — бухали по спинам и конским крупам. Всадники шпорили своих коняшек низкими уляпанными грязью сапогами, жёлтые — явно тоже кожаные — штаны так же покрывала грязь. Рыжие длинные волосы и такие же длинные усы всадников были заплетены в косы, крючконосые, звероватые лица — сосредоточены. Все пятеро ритмично охаживали коней короткими плётками. Пашка изумлённо увидел на поясах всадников мечи, а за спинами под плащами — круглые щиты — и отскочил на самый край.

Все пятеро пронеслись мимо, едва не спихнув с трудом удержавшего равновесие паренька в воду и обдав его запахами конского пота и мокрой ткани. Даже не обратив на него внимания!

— Эй! — растерянно и сердито крикнул вслед Пашка. Просто как крикнул бы заляпавшему его грязью автомобилю. И дико уставился в конские крупы и мотающиеся над ними плащи.

Смешно, но одновременно с удивлением ему стало почему–то полегче. Это были явно люди. А значит, он тут не один, в этом мокром холодном мире.

Правда, сами по себе всадники ему не понравились. Но с другой стороны — они, если исключить одежду — были ничуть не более неприветливы, чем обычные взрослые люди в Пашкином мире, спешащие куда–то — и наткнувшиеся на сунувшегося под ноги пацана.

— Значит, всё–таки правда всё, — подумал вслух Пашка, отколупывая лепёшки свежей грязи со своей джинсовки — поверх той грязи, что высохла у костра в пещере. Конечно, можно было начать кататься по мокрой земле и громко визжать (кстати, на пару секунд такая мысль показалась мальчишке очень привлекательной). Но с другой стороны, если хорошенько подумать (но только хорошееенько, как говорил Отец Тук в фильме «Айвенго») — чем это поможет? И так всё паршиво — офигеть…

Пашка даже не подозревал — насколько всё паршиво. Как и не подозревал, что такое — граница пусть и формально независимого, но всё–таки! — Рудаура — и Ангмара.

Собственно, шансов у него не было.

Туча Пашку так и не догнала. Она остановилась, заняв полнеба — наверное, поверху дул встречный ветер. А тут, внизу, стало, пожалуй, душновато даже — солнышко под закат припекало, ветер улёгся, откуда–то взялись толпы комарья, вода испарялась на глазах.

— Что за погода чёртова. — ворчал Пашка, уже без разбора снова плюхая по лужам. — И вообще провалилось бы оно всё…

Есть ему хотелось уже всерьёз. Местами на более–менее сухих проплешинах встречались полянки перезимовавшей клюквы, но наесться ею было невозможно, а кислятиной сводило челюсти, хотя мальчишка время от времени всё–таки перехватывал ягоды.

Мысли то скакали к дому (уже ищут или ещё нет?), то к тем всадникам (кто такие… а выглядят всё же неприятно), то возвращались к вопросу: где же он всё–таки?! — то к ещё более бесполезной теме: как он сюда попал–то?! В общем, думал он ни о чём и обо всём, и мысли от усталости были короткими. Собственно, Пашка не знал, какие вообще проблемы ему решать и можно ли их решить. Он поставил перед собой задачу — дойти до леса — и теперь стремился выполнить именно её и только её… хотя, возможно, это просто не имело смысла.

Что до леса в этот день точно не дойти, Пашка понял, когда солнце коснулось нижним краем горизонта, резко покраснело, и по долине легли кровавые отблески и длинные тени. Ночевать на мокрой равнине не имело смысла, и мальчишка решил сворачивать в скалы и развести какой–никакой костёр.