Читаем без скачивания Люблинский штукарь - Исаак Башевис-Зингер

— Что вы сказали, мой друг?

— Я сказал, что люблю и не дождусь, когда ты будешь моей.

Она какое-то время молчала. Ее колено сквозь платье коснулось его колена. Что-то, словно электрический ток, прошло сквозь шелк и, захлестнув Яшу желанием, пронзило позвоночник.

— Мне еще трудней, чем тебе. — Впервые с тех пор, как они познакомились, она чуть слышно шепнула «ты». Он уловил это скорей рассудком, нежели слухом.

Оба затихли, конь ступал шагом. Извозчик ссутулился, как если бы спал. Они, казалось, вслушивались в желание, передаваемое их коленями друг другу. Тела их общались на собственном бессловесном языке. «Я жажду обладать тобой!» — говорило колено колену. Яшу переполняло напряженное безмолвие, как если бы он шел по проволоке. Вдруг Эмилия склонилась к нему. Поля ее шляпы образовали как бы крышу. Ее губы коснулись его уха.

— Я хочу родить твоего ребенка, — прошептала она.

Он прижался к ее губам и перестал дышать. Эстер, годами говорившая о ребенке, какое-то время уже не вспоминала об этом. Магда несколько раз тоже заводила разговор. Он пропускал их слова мимо ушей, словно забывая о столь важной житейской детали. Эмилия, та не забывала. Она была достаточно молода, чтобы понести и родить. «Похоже, в этом и есть причина моего разлада, — подумал он. — У меня нет наследника».

— Да, сына, — сказал он.

— Когда же?

Снова уста их сомкнулись. Они впились друг в друга, как два зверя. Вдруг пролетка встала. Извозчик встрепенулся:

— Н-но!..

Они подъехали к дому. Яша помог Эмилии выйти. Не позвонив, она стояла с ним на тротуаре. Оба молчали.

— Поздно уже, — наконец сказала Эмилия и потянула звонок.

По шаркающим шагам Яша догадался, что отворять идет жена сторожа. В подворотне было темно. Эмилия вошла, и Яша скользнул за ней вслед. Он проделал это ловко, неслышно и неожиданно для себя. Сторожиха пошлепала к своей каморке, а он во тьме взял Эмилию за руку.

— Кто тут? — вздрогнула она.

— Я…

— Боже, что ты вытворяешь?

Она даже как будто засмеялась в темноте, пораженная, как видно, его ловкостью и отвагой.

Они молча стояли, словно бы сами с собой советуясь.

— Нет, так не годится, — шепнула она.

— Я хочу тебя поцеловать.

— Но как ты войдешь? Дверь откроет Ядвига.

— Я сам открою…

Яша поднялся с ней по лестнице. Несколько раз они останавливались целоваться. У двери он шевельнул рукой, и та отворилась. В коридоре было темно. Полночная тишина стояла в квартире. Он вошел в гостиную, ведя за собой Эмилию, а она, похоже, пыталась повернуть. Оба тихо боролись. Яша вел ее к дивану, и Эмилия шла, словно не владея собой.

— Я не хочу начинать нашу жизнь в грехе, — шепнула она.

— Нет…

Он стал ее раздевать, но от шелкового платья с треском посыпались искры. Хотя он знал про статическое электричество — искры испугали его. Эмилия, та была просто поражена. Она больно вцепилась в Яшины запястья:

— Как ты выйдешь?

— В окно.

— Галина может проснуться.

Эмилия вырвалась:

— Нет. Тебе следует уйти!..

Глава 6

На следующий день Яша спал и спал. Подремывая, он провалялся до часу. Магда по деревенской привычке не могла взять в толк, как можно проспать до обеда. Правда, она давно убедилась, что он не такой, как все. Он мог больше съесть и дольше поститься, мог не спать ночами и проспать целый день. Открыв спросонья глаза, он сразу вступал в разговор, как будто спящим только прикидывался. По тому, как вздрагивала кожа на Яшином лбу, и по височным жилкам могло показаться, что во сне он размышляет, словно наяву. Быть может, его мозг придумывал так новые трюки?.. Магда ходила на цыпочках. Она принесла ему овсянки с картошкой и грибами. Яша поел и, словно загипнотизировав сам себя, снова зарылся в подушки. Магда на деревенском своем диалекте ворчала сквозь зубы: «Выхрапи свои грехи, дубина, собачья душа! Притомился у барыньки, у паршивки этой…» От всех бед Магда знала одно средство — работу. Яша здорово снашивал одежду и белье, так что ей постоянно приходилось что-то чинить. Швы на нем расползались, он терял пуговицы, рубашки носил один день, потом бросал. За ним надо было непрестанно убирать, мыть, шить, чистить. Еще приходилось заботиться о животных: лошадях в конюшне, обезьянке, вороне и попугае. Магда была для Яши всем — женой, прислугой, помощницей на сцене. Но что она с этого имела? Ничего. Кусок хлеба. По правде сказать, лишнего и у него самого не водилось. Все пользовались им, обкрадывали, надували. Насколько он бывал разумен, когда читал книги и газеты или когда гипнотизировал и отгадывал мысли, настолько в делах практических оказывался наивен. И здоровье свое губил. Ему не следовало шляться по ночам. Крепкий от природы, он, случалось, делался слабей мухи, терял сознание и лежал точно в обмороке…

Магда стирала, скребла, отчищала, выколачивала пыль. Соседки заглядывали разжиться долькой чеснока, луковицей, чашкой молока, жиром… Магда никому не отказывала. В сравнении с этими бедолагами она была богатой… К тому же по причине своего сомнительного положения Магде приходилось к ним подлаживаться. Официально ее заявили прислугой. Если соседки с ней цапались, они честили ее потаскухой, падалью и намекали про желтый билет. Мужчины, напиваясь, к ней приставали. Когда она шла в лавку или за водой, мальчишки орали: «Еврейская шлюха!»

На костеле Святого Яна пробило два. Магда вошла к Яше. Он уже не спал, а сидел в постели и глядел в одну точку.

— Выспался?

— Ага. Я ведь страшно устал.

— Когда будем репетировать? Премьера через неделю.

— Знаю.

— Везде афиши налепили. Твоя фамилия большими буквами.

— Пошли они все к черту!

Яша сказал, что хорошо бы помыться, и Магда принялась греть на кухне воду. Она намыливала его в деревянной ванне, окатывала водой, растирала. Как всякой женщине, ей хотелось ребенка. От Яши Магда готова была родить даже внебрачного. Но он и тут ее обездолил, сам предпочитая оставаться ребенком. Магда купала его, целовала, голубила. Яша доставлял ей больше огорчений, чем самый худший недоброжелатель, но даже при недолгом с ним общении получалось, что он от нее зависит, и чувства Магды тотчас вспыхивали с новой силой.

Он вдруг спросил:

— Летнее платье у тебя есть?

В ее глазах появились слезы:

— Вспомнил когда!

— Почему не сказала? Я же забывчивый.

— А я не из тех, кто напоминает. Это твоя барыня тебе все припомнит… И про меня тоже…

— Я куплю тебе, чего захочешь. Я же сказал: ты навсегда в моем сердце. Что бы ни случилось, ты жди.

— Да… буду ждать…

— Давай мыться вместе. Раздевайся.

Магда и слышать о таком не хотела, но он ее притянул и быстро раздел. Она не столько стеснялась своей наготы, сколько худобы: выпиравших ребер, плоской груди, острых коленок, тощих как палки рук. Прыщики перекинулись с лица на спину. Она стояла перед ним точно стесняющийся скелет. Яша из ванны вылез, а ее туда посадил. Он намыливал ее, ласкал, мыл, щекотал, пока она не рассмеялась. Потом понес на руках в альков, задернул занавески и оставался с ней так долго, что она устрашилась. Не иначе он был колдун, и силу ему сообщал дьявол.

Последнее время они мало разговаривали. Разве что о самом неотложном. Бывало, за целый день она даже не слыхала его голоса. Но сегодня все было как прежде. Он расспрашивал ее о деревне, и Магда вспоминала разные обряды Дожинок.[11] Еще рассказывала про маленьких старушечек, хоронящихся в жите и уворачивающихся от серпа, а потом на молотьбе от цепов. Про соломенную куклу, которую парни топили в пруду, про дерево, к которому старые крестьяне ходили молить дождь, хотя ксендз им это запретил, про деревянного петуха, спрятанного на чердаке у солтыса[12] и в засуху поливаемого водой, чтобы тоже приманить дождь. Яша слушал, расспрашивал.

— Ты веришь в Бога? — спросил он.

— Ну да.

— Зачем он все сотворил?.. Кстати, в кармане брюк лежит десять рублей. Возьми и сходи к портнихе.

— Я не лазаю по чужим карманам.

— Бери, пока есть…

Она ушла за деньгами в комнату, где висели брюки, а когда вернулась, Яша снова спал. Магда хотела поцеловать его в лоб, но побоялась разбудить. Она стояла в дверях, глядела и думала, что, сколько бы она с ним ни прожила, ей все равно его не понять. Душой и телом Яша был и оставался ее спасением, потому, наверно, она так и тряслась над ним. Магда стала прибираться после мытья. На другой лестнице жила портниха. Магда, поплевав на ассигнацию, сунула ее в кофточку. День совсем неожиданно оказался счастливым…

Он же весь этот летний день проспал. Пошел дождь, потом распогодилось. Яша открыл глаза. В алькове было темно. С кухни доносился запах еды. Магда жарила котлеты, собираясь подать их с картошкой и квашеной капустой. Яша, кроме овсянки, с утра ничего не ел и проснулся голодный. Потом быстро оделся, вышел в кухню. Поцеловав Магду, он съел, что было готово: хлеб с селедочными молоками. Потом взял со сковородки полусырую котлету. Магда, добродушно ворча, сказала: