Читаем без скачивания Позывной «Хоттабыч» 4 (СИ) - "lanpirot"

— Да я в фигуральном смысле! — возмущенно заявил я. — Обещаю, что вернусь! Ну, если меня к тому времени кто-нибудь не уложит под дерновое одеяльце.

— Ты Гипериона уничтожил, старый! — рассмеялся Кощей. — По-моему, равноценных соперников на земле и не осталось.

— Так это если один на один, — не стал я спорить, — то, может, и нет. Но и свою помощь тоже не недооценивай, твое бессмертие! — Напомнил я Великану, что победа над безумным Титаном Гиперионом была совместной. — Против одного Титана я, может, и выстоял бы еще разочек, не без поддержки, конечно… А вот против нескольких тысяч не столь мощных Магов? А? Ба-а-альшой вопрос!

— Ты, это… — Неожиданно для меня, смущенно пробасил Гигант. — Береги себя, старый! — Видимо, нечасто говорил он такие слова за последнее тысченку-другую лет. — И вы тоже, друзья, — это уже командиру и Роберту, — мне бы хотелось еще с вами встретиться, и не один раз!

Надо же, как это мы умудрились попасть в клуб «друзей Кощея»? Скажи кому, так на смех поднимут, или билет в психушку сосватают! Но приятно, черт возьми, когда такое вот практически бессмертное «Высшее Существо» тебя за ровню принимает. Значит, не потерян он еще для общества. А вот закончится война, так мы его с командиром еще и социализировать попробуем. Уговорим товарища Сталина создать какой-нибудь исследовательский центр, под управлением нашего великовозрастного друга… Эх, размечтался, одноглазый! Нам еще до победы… А хотелось бы побыстрее! Сколько жизней смогли бы сберечь… Ладно, не будем о грустном — победа обязательно будет за нами, и я сделаю все возможное, чтобы приблизить её!

— Ну что, обнимашки на прощание, твое бессмертие? — Приветливо распахнув объятия, со смехом поинтересовался я у Великана. — Только смотри, не раздави невзначай…

Глава 9

Первым слабенькое странноватое мерцание воздуха, разливающееся буквально в сотне метров от центральных ворот концлагеря, заметил штурмманн СС [1] Гюнтер Любке, когда в нарушение устава завернул за угол — отлить по-быстрому, пока начальство не заметило.

[1] Штурмманн (нем. SS-Sturmmann/SA-Sturmmann) — звание в СС и СА. Соответствовало званию ефрейтор в Вермахте.

Весь день с утра и практически до выхода в ночной караул он наливался пивом, закусывая его восхитительными вайссвурстль — белыми баварскими колбасками. И от этого «двойного удовольствия» он не смог отказаться, даже под страхом отправиться за это нарушение порядка на гауптвахту. Так уж сложились обстоятельства, что его друг и однополчанин — Урих Шван отправлялся сегодняшним вечером в родную Тюрингию, отбывать честно выстраданный отпуск, и решил отпраздновать свой отъезд, угостив соратников-сослуживцев, свободных от службы, несколькими кружечками пенного напитка. Который, к слову сказать, на Баварской земле умели недурственно варить во все времена.

Гюнтер, который, вроде и был свободен на тот момент, но вечером должен был заступить в караул, не смог удержаться от дармового угощения. Поначалу Любке решил, что посидит с товарищами только до обеда, а потом еще успеет немного вздремнуть и прибыть на службу этаким «бравым огурцом». Но к обеду, когда его настроение достигло своего апогея, а в животе весело плескалась уже не одна пинта темного, он решил, что вполне может обойтись и без сна. Главное, чтобы идущий от него «пивной выхлоп» не спалил при разводе кто-нибудь из господ офицеров. А уж свой брат-солдат не сдаст… Конечно, всесильный германский орднунг — идет орднунгом, но уж очень недурственное пиво подавали в этом старинном пабе. Грех такое веселье пропускать!

Гюнтеру сегодня реально фартило, при разводе никто не заметил его поддатого состояния, хотя временами штурмманна неслабо так штормило. Однако, спустя некоторое время, выпитое стало проситься наружу. И, как назло, в направлении ближайшего сортира маячила фигура одного из офицеров — скорого на расправу унтерштурмфюрера СС Кристиана Миниха. Пройти в туалет, и не попасться ему на глаза, не представлялось никакой возможности — хоть мочись прямо в сапоги. Благо, что сгустившиеся вечерние сумерки, постепенно превращались в непроглядный ночной мрак, в котором любой неприметный угол мог превратиться в вожделенный сортир.

Переполненный мочевой пузырь уже трещал по швам, когда Любке наконец-то умудрился пристроиться в углу темной арки запертых на ночь входных ворот концентрационного лагеря. Он, едва ли не отрывая пуговицы, рванул ширинку и блаженно расслабился, слушая, как струя под тугим напором разбивается о каменную стену.

— Na endlich [2]! — Выдохнул Гунтер, осчастливленный естественным оправлением таких простых человеческих потребностей.

[2] Ну наконец-то! (нем.)

«Как же мало надо человеку для счастья… — попутно подумал штурмманн, чувствуя, как постепенно снижается давление в мочевом пузыре. — Кружечку пива, горячую мясную колбаску и не менее горячую и желательно голенькую фрау, что будет всегда готова отдаться ему после дружеских посиделок в пабе в свободное от службы время. Разве я много хочу? — риторически вопросил Гюнтер. — Ведь это такая малость…»

Он бросил взгляд сквозь запертую решетку ворот, на которой металлическими буквами была набрана фраза: «Arbeit macht frei» [3].

[3] Труд освобождает (нем.) — фраза в качестве лозунга была размещена на входе многих нацистских концентрационных лагерей — то ли в насмешку, то ли для придания узникам ложной надежды. Несмотря на то, что использование надписей подобного типа над входами в различные учреждения было распространённым явлением в Германии, конкретно этот девиз размещался по приказу генерала войск СС Теодора Эйке, руководителя системы концлагерей Германии, второго коменданта концлагеря Дахау.

Сквозь буквы проглядывал кусочек ночного неба, освещенный яркой россыпью звезд. В сотне метров от ворот лагеря, в окнах домов обычных обывателей [4] сквозь задернутые цветные занавески струился теплый уютный свет, падавший на цветы, заботливо высаженные под самыми стенами.

[4] Обычные жилые дома еще с довоенных времен располагались совсем рядом с концентрационным лагерем «Заксенхаузен». Среди цветов жили люди, зная, что в сотне метрах от них, на фабрике смерти, погибают тысячи заключённых. А в двух сотнях метрах от этих домов в огромных могилах-рвах захоронены более 100 000 погибших узников.

Тихо стрекотали цикады, временами заглушаемые рёвом оживленных Некромантами мертвяков в Зомбятнике, злобным лаем сторожевых псов и громкими командами надзирателей, непрестанно гонявшими вокруг Аппельплаца [5] даже ночью особо «провинившихся» унтерменшей в тесной обуви и с грузом на плечах [6].

[5] Плац, на котором 3 раза в день проводились переклички, также являлся местом публичных казней — на нём находилась виселица. В случае, если был зафиксирован побег, остальные заключённые должны были стоять на плацу до момента, пока сбежавший не будет схвачен. Пойманных беглецов, как правило, казнили здесь же.

[6] Комплекс, состоящий из девяти трасс с различными покрытиями, которые были расположены вокруг плаца и по замыслу нацистов были необходимы для «испытания обуви» (под этим термином подразумевалось разнашивание узниками новых офицерских хромовых сапог для будущих владельцев — немецких офицеров). Узники, приговорённые к этому истязанию, должны были в различном темпе каждый день преодолевать дистанции до сорока километров. Существовал и усложненный вариант данного испытание: узники преодолевать дистанцию в обуви меньших размеров и неся на себе мешки весом в десять, а зачастую и 20-25 килограммов. Заключённые приговаривались к подобной проверке качества обуви на сроки от одного месяца до года. За особо тяжкие преступления назначалось бессрочное наказание. Но заключённые выдерживали не больше одного месяца, так как ноги опухали и были стёрты до крови.