Читаем без скачивания Бумажный тигр (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич

— Так вернитесь туда! — бросил ему в лицо Саливан, все еще клокочущий от злости, — Вернитесь, Чабб! Раз все это морок и игра, отчего бы вам не вернуться восвояси, а?

Лэйд улыбнулся. Наверно, на его исцарапанном лице улыбка должна была выглядеть весьма жалко, но он ничего не мог с этим поделать.

— Я отдал бы свою правую руку за возможность вернуться в Лондон, Эйф, — серьезно сказал он, — Но это не в моих силах. Остров не отпускает меня, как не отпускает многих своих гостей, пока не наиграется с ними — или не сведет в могилу. Если я закажу билет на первый же корабль, отходящий из Клифа, у того забарахлит машина и он немедля встанет на ремонт. Если сяду в лодку и отправлюсь к горизонту, через несколько дней, утомленный борьбой с невесть откуда взявшейся бурей, вернусь ровно в ту же точку, откуда отправлялся. Когда-то давно на острове был собственный дирижабль, пока как-то не сгорел в страшную грозу, но уверяю, если бы мне удалось пробраться каким-то образом на его борт, он все равно рано или поздно вернул бы меня обратно. Я — узник, Эйф. Такой же узник, как вы все. Но в благодарность или в насмешку мне даровано то, чего лишены все исконные жители острова — осознание происходящего.

Из дома вышли клерки Канцелярии, похожие как близнецы. Двигаясь с прежней грациозной и торжественной целеустремленностью, которая не то завораживала, не то раздражала, они тащили за собой что-то тяжелое и большое. Лэйд смог рассмотреть что это лишь когда они поравнялись с садовой калиткой. Большие ящики, забранные толстой сеткой. Должно быть, раскладные — Лэйд не заметил их, когда Канцелярские крысы заходили в Мэнфорд-хаус. Внутри они были набиты тем, что издалека могло показаться тряпьем, но с расстояния в несколько футов Лэйд безошибочно определил их содержимое.

Груды мертвых маленьких тел. Облаченные в изящно сшитые костюмы, они выглядели детскими куклами, которые бесцеремонно смели в кучу, не заботясь об их одежке и прическах. Лэйд видел крохотные глаза, крепко закрытые или, напротив, выпученные в пароксизме боли. Маленькие ручки, все еще сжимавшие в пальцах свое нехитрое оружие. Распахнутые в беззвучном крике рты. Багровые от ядовитого газа лица.

Один из клерков задержался возле калитки, снимая газовую маску.

— Все в порядке, джентльмены, — от улыбки на его лице Лэйду сделалось не по себе, как от улыбки проплывающей рядом акулы, обозначенной на бледной коже хищным полумесяцем, — Дом вполне безопасен.

Саливан с трудом разомкнул губы.

— А… А тела? — спросил он, — Я имею в виду…

— Все в порядке, джентльмены, — спокойно повторил клерк, — Доброго вечера.

Они погрузили забитые мертвыми телами клетки в грузовой отсек локомобиля и уселись в салон. Мирно пыхтящий котел изрыгнул несколько басовитых нот и придал движение толстым каучуковым покрышкам. Коротко вздрогнув, черный локомобиль Канцелярии двинулся вниз по улице — неспешный и сосредоточенный, как катафалк, кажущийся не вместилищем живых людей, а частью большого сложного механизма, которую какие-то внутренние процессы заставили сдвинуться с места.

Лэйд провожал его взглядом, пока тот не свернул на Махафи-стрит, скрывшись за тяжелыми валунами безмятежно спящих домов. Через секунду пропал и звук.

— Ну, я пойду, — Лэйд закряхтел, ощупывая немилосердно болящие ноги, — Ни к чему торчать такой холодной ночью на улице, верно? Так немудрено подхватить простуду. Фарлоу опять будет скверно шутить о том, при каких обстоятельствах я ею обзавелся, так что…

Саливан стоял на месте, отрешенно глядя на пустой Мэнфорд-хаус с распахнутой дверью. От его злости не осталось и следа. Осталась растерянность.

— Чабб… А что мне… Я имею в виду, что…

Лэйду стало его жаль. В сущности, Саливан был хорошим парнем, честным и смелым. Он не заслуживал того, что с ним произошло.

Того, что он заставил с ним произойти.

— Возвращайтесь домой, — мягко посоветовал он, — Я думаю, ваше дежурство на сегодня закончено. Возвращайтесь домой, выпейте стакан джина с долькой лимона и ложитесь спать. Поверьте, все разъяснится наилучшим образом. В сущности, уже разъяснилось.

Саливан издал нервный смешок.

— Смеетесь? После всего этого?

— Вам не придется писать рапорт. И не придется маяться головной болью, вспоминая эту ночь. Поверьте мне на слово — не придется. Даже чудовищам вроде Левиафана иногда присуще милосердие. Доброй ночи, Эйф.

— Доброй ночи, мистер Лайвстоун, — послушно произнес тот, не делая и попытки сдвинуться с места, — Только это едва ли. Господи, ну и чертовщина…

Лэйд шел не спеша. Берег израненные ноги. Кроме того, он был уверен, что Саливан что-то скажет ему вослед, пока он не успел далеко удалиться. И не ошибся.

— Мистер Лайвстоун!.. — впервые за долгое время голос Саливана звучал неуверенно, как не звучал никогда прежде, — Если все то, что вы сказали… Я имею в виду, про остров и… вообще. Если это все верно, если остров на самом деле умеет соображать… Я имею в виду, ну… Что такое Канцелярия?

Лэйд к собственному удивлению испытал нечто вроде облегчения. Он ждал сложных вопросов, неизбежных в таких случаях, но этот оказался совсем простым. Он сам ответил на него давным-давно.

— Не знаю, — отозвался он, наслаждаясь влажным ночным воздухом, текущим в каменном ущелье Хукахука, таким знакомым и таким бесконечно сладким, — Не смог узнать за все двадцать лет. И, скорее всего, никогда не узнаю.

4

В лавку он вернулся далеко за полночь. Внутри стояла темнота — аккуратная Сэнди перед уходом, конечно, потушила газовый рожок — но эта темнота отчего-то не обладала пугающим свойством, напротив, была мягка и приятна наощупь. Знакома, как знакомо было все в лавке — шершавый каменный пол, потертые столы, бесчисленные сундуки, коробки и пакеты. Лэйд знал, что даже в полной темноте может сказать, где что лежит — где зубной порошок из Амстердама, где французский цикорий, где итальянские спагетти. И неважно, что все они были такими же исконными обитателями острова, как всё прочее, никогда не бывавшими за его пределами.

— Диоген! Зажги лампу, пока я не расшиб себе лоб! Хотя нет, с тебя станется спалить всю лавку. Просто завари мне чай!

Спальня располагалась на втором этаже прямо над лавкой, но Лэйд не стал подниматься туда. Позади зала у него был оборудован кабинет, совсем крохотная комнатушка десять на десять футов, которая использовалась им чаще для послеобеденного отдыха, чем для разрешения финансовых дел.

Повозившись с фосфорными спичками, он зажег керосиновую лампу, и кабинет враз сделался еще уютнее, озарившись приветливым желтоватым светом, отразившемся в лакированном дереве бюро и оконных стеклах. Были здесь и другие признаки послабления к делу, которые может позволить себе джентльмен, разменявший уже половину пятого десятка лет — любимые домашние шлепанцы и продавленное кресло, столь же старое, как сама бакалейная лавка.

Прежде чем сесть, Лэйд любовно провел рукой по книге, лежавшей на его письменном столе в единожды и навсегда заведенном месте. Книга тоже была потрепанной, не новой, ее страницы пожелтели, но по превосходно сохранившемуся переплету было видно, что книгу здесь любят.

— Добрый вечер, мистер Хиггс, — пробормотал он, — Можете меня поздравить. Еще один день на этом острове прожит, а? Сколько еще таких дней впереди? Что? Сейчас, сейчас…

Наугад распахнув страницу, он ткнул пальцем в первую попавшуюся строку.

— Так… Перед тем, как тушить шпинат, следует запастись терпением. Кхм. Что ж, вы правы, мистер Хиггс. Безусловно, правы — как и всегда. Запастись терпением, да…

Отложив книгу на прежнее место, Лэйд сбросил свой истерзанный пиджак на пол. Хвала Девятерым, помощь врача как будто бы не потребуется, достаточно будет протереть все порезы и царапины крепким ромом. Может, и влить в себя унцию-другую с чаем — уж хуже от этого точно не станет…

— Дигги! — крикнул он, — Где мой чай?

Появление Диогена ощущалось за добрую дюжину футов — пол ощутимо начинал вздрагивать под ногами. Неудивительно, для существа, которое состояло преимущественно из металла, дерева и каучука и чей вес достигал, самое малое, четыреста фунтов[20]. Однако при всех своих габаритах Диоген не выглядел пугающим — насколько может не выглядеть пугающей самостоятельно марширующая механическая кукла на голову возвышающаяся над человеком.