Читаем без скачивания Девастатор - Велиханов Никита

— Да, звуковые колебания оказываются промодулированными какими-то ещё и выполняют роль носителя волевого импульса. Рубцова может отдавать мысленные приказы даже по телефону, на любом расстоянии. Ей только нужно поболтать с акцептором... с внушаемым о какой-нибудь чепухе, — Илья подумал и добавил. — Я понял, как она это делает, и пару раз попробовал сам. Получается. Даже Ирина слушается... Только не знаю, насколько осознанно она это делает. Вполне возможно, что она мне просто подыгрывает и водит вокруг пальца.

— Ты посмотри, какие страсти рядом со мной бурлят, а я и не ведаю, —удивился Борисов. —Так вот, пробейся к проректору по науке, к учёному секретарю или к кому там ещё... Спроси, кто мог бы дать такую консультацию. А пока будешь рассказывать о взрыве, прощупывай всех подряд. Авось наткнешься на что-нибудь интересное. Как это вы делаете-то... Ассоциативные связи вызываете в памяти, что ли...

— Понял, понял.

— Ну, вот и поройся, — майор поднялся с кресла. — Готовься пока, а я тебе бумаги оформлю. Так кем тебя сделать?

— Преподавателем Камского политеха. Только не доцентом, а старшим преподавателем. Бывают такие: не вылазят с сельхозработ, из командировок... Крайний такой, на побегушках, в каждой дырке затычка...

— Полегче, полегче, без намеков и ассоциативных связей...

Документы были в порядке, и Большаков без труда миновал милицейский пост, охранявший вход в здание. Вступив под знакомые мраморные своды, он стал подниматься по лестнице, чувствуя, что весь он словно уменьшился в тех масштабах, в которых возводился вестибюль. Проходя по коридорам, осматривая знакомые стены, Илья вспоминал годы учёбы. Во многих местах его взгляд уже не находил знакомых лепных украшений. Здание ветшало, но продолжало давить на психику своим величием. "Своей физической величиной", — как всегда, пытаясь выразить впечатление словами, Илья не смог обойтись без каламбура.

В учебной части ему посоветовали обратиться на кафедру физики твердого тела, куда он и сам собирался зайти. Охотно выполнили словесную и мысленную просьбу Большакова и созвонились с кафедрой, предупредив о его приходе и попросив дать коллеге из провинции подробную консультацию.

На месте-оказался доцент Радий Евгеньевич Осокин, востроносый суетливый человечек со светлыми маленькими глазками, почти не заметными на лице, обширной лысиной, выпуклым лбом и маленькой академической бородкой, которой он пытался хоть как-то облагородить свой некрасивой формы подбородок. Студентом Большаков прослушал как-то по случаю пару его лекций. Молодой Осокин — волос у него было тогда на несколько штук больше—замещал у них заболевшего преподавателя и запомнился Илье как мужичонка въедливый, педантичный, но неглупый. Большакова Радий Евгеньевич, конечно, в толпе студентов не запомнил, а если и запомнил, то сегодня не узнал бы: внешность Илья изменил до неузнаваемости.

Осокин провел его в относительно небольшую комнату — что-то вроде лаборантской — и усадил за стол у окна. Сам сел напротив и объявил, что готов выслушать и споспешествовать. Илья достал таблицы и фотографии и принялся излагать дело, стараясь, чтобы в голосе его прозвучало побольше заискивающих и простодушных ноток. Смотрел он большей частью на морщины, то набегавшие на высокий огромный лоб Радия Евгеньевича, то до некоторой степени расправлявшиеся. Смотрел и, вспоминая лекцию Ларькина, представлял себе, как сейчас работает мозг Осокина, на какие мысли наводит его рассказ о происшествии близ КамАЗа. Доцент внимательно разглядывал фотографии, слушал и время от времени набрасывал карандашиком на бумажке несколько цифр и символов.

"Температура порядка десять в пятой —десять в шестой степени градусов, — думал Осокин. — Электромагнитное излучение на девяносто процентов в видимом диапазоне. Мощность взрыва сравнительно небольшая. Это не цепная реакция, хотя некоторые признаки ядерного распада налицо. Воронка... ни о чём не говорит. Что-то произошло с веществом, из которого состояла часть машин. Что-то внезапно раскачало нуклоны, но не на уровне мезонных связей. Не на уровне сильных взаимодействий и, уж конечно, не на уровне слабых. Абсолютно точно можно сказать, что это не химическая реакция, взрывчатка здесь не при чём. Что он лепечет, какой вакуумный взрыв? А в каком-то смысле, может, и вакуумный. Но не в том, в каком его запустили в обывательский оборот средства массовой информации. Вакуум, братцы мои, это нечто совсем другое…"

"Так-так, лапуся, объясни мне, что ты понимаешь под словом "вакуум". Ага, то же самое, что и я. Значит, говоришь, раскачка произошла не за счет бомбардировки ядер другими частицами, а изнутри? Не микроуровень, а субмикро-, так сказать, наноуровень. Думай дальше, радость моя, думай. Значит, назовем эти взаимодействия сверхсильными. Но так далеко современная наука ещё не зашла. Что-что? Батеньки мои, а это ещё что за картинки в твоей многомудрой лысой башке? Ты-то откуда это знаешь? А вот на эти циферки, на циферки как ты отреагируешь? Вот я тебе сейчас табличку подсуну. Что ты мне на это окажешь?"

"Ну, это ерунда, этого и обычным плутониевым зарядом можно добиться. А вот это... как это напоминает те результаты, которые когда-то рассчитал Серж... Неужели кто-то всё-таки подобрался вплотную, нашел ключ ко всей цепочке? Больше того: смог построить установку. Как нам тогда хорошо работалось в восемьдесят первом. Хорошо, но недолго. В восемьдесят третьем перебрехались, как последние сволочи. Может быть, и лаборатория не случайно сгорела. Всё, что было потом — это агония, бессмысленные и безуспешные попытки восстановить то, что восстановить невозможно... Невозможно?"

— А может быть, съездить туда, на место? —предложил Радий Евгеньевич.

— Боюсь, что бесполезно, — с искренним сожалением сказал Илья. — Место пришлось дезактивировать. Сами понимаете, там уже ничего не осталось. Почва на несколько метров срыта, упакована и захоронена.

— Очень жаль.

— Да, ничего не поделаешь. Но ведь основные данные у нас есть? Может быть, Вы знаете каких-то других, более узких специалистов, которым эта тема ближе по профилю? Подскажите, кто мог бы дать консультацию?

— Вряд ли Вы найдете хорошего специалиста именно в данной области. Это какая-то аномалия, —задумчиво произнес доцент.

"Да уж кто больше меня мог бы тебе сказать? Дима Иванов? Вряд ли. А уж этот прохиндей Шаттл навешал бы тебе лапши на уши, да ещё и деньги б с тебя содрал за это. Да не рублями, а зелёными! Как он меня тогда достал своей меркантильностью! Провинциальный гений. С отклонениями в психике. Постоянно норовил "зашибить бабки" на Большой Науке. А когда я ему препятствовал, обзывал меня лысым гондоном. А Кись как-то назвал его вечным подростком. Наверное, он таким и остался. Если его до сих пор не убили по причине авантюризма. А ведь надо признать, что идейки в голове у этого... лохматого... водились. Неужели это он? Не может быть. Просто быть не может. Официальная наука подойдет к решению этой головоломки не раньше, чем лет через сто. Это мы тогда, пять юных гениев-аспирантов, добились "лазерного эффекта" в своих головах постоянными мозговыми штурмами. Мы тогда жили наукой и других проблем для нас не существовало. Только строение вещества и Мироздание".

"Лицо, лицо! Вспомни этого Шаттла! Фамилию хотя бы! Я понимаю, что он тебе противен, но попытайся! Господи, как же намекнуть-то, не могу ж я попросить его об этом прямо... Ключевое слово —«вспомните».

— Может быть, всё-таки кого-нибудь вспомните?

"Светлые, длинные... и очень жирные волосы. Высокий рост... прыщи... а лицо-то где, дорогой?!"

"Ненавижу эту рожу",

— Нет, к сожалению, тут я ничем не могу Вам помочь.

"А ты постоянен в своих симпатиях. А что ты там говорил об установке?"

— Тогда, может быть, Вы сами что-нибудь подскажете нам, дадите, так сказать, начальную установку?