Читаем без скачивания 300 спартанцев. Битва при Фермопилах - Виктор Поротников

В нынешние времена, когда варварский мир уже не казался эллинам скопищем диких и кровожадных людей, когда эллины почерпнули немало полезного для себя у презираемых ранее варваров, изменилось и их отношение к существующим некогда запретам. Во времена Симонида во всех государствах Греции мужчины уже не считали зазорным носить усы, следуя давно установившейся новой моде. И только Спарта оставалась последним архаическим островком, где ношение усов было запрещено законом. Спартанцы и поныне считали себя выше варваров, причем до такой степени, что всякое сходство с варварами воспринималось в Лакедемоне недопустимым и оскорбительным.

Принимая власть, эфоры первым делом объявляли войну илотам и отдавали через глашатая приказ всем гражданам Спарты сбрить усы.

Об этом Симонид узнал от Мегистия, который тоже брил усы, поскольку жить среди спартанцев и не подчиняться их законам было невозможно.

С древних же времен спартанцы сохранили обычай носить длинные волосы. Спартанский законодатель Ликург полагал, что пышная шевелюра к лицу всякому воину.

Это утверждение древнего законодателя Симонид не мог не вспомнить, глядя на Леонида и Клеомброта. И тому и другому были очень к лицу длинные волосы. Если в правильных чертах Клеомброта, в его открытой улыбке, в блестящих голубых глазах было некое сходство с Аполлоном, прекрасным сыном Зевса, то в чертах лица Леонида, в его прямом носе, сильной шее и твердом взгляде можно было узреть сходство с Аресом, богом войны.

У Симонида было такое чувство, что он сидит и беседует не с обычными людьми, но с ожившими статуями богов, которые ему довелось увидеть в Коринфе, в мастерской у одного известного ваятеля. Этот скульптор создавал статуи богов из мрамора и бронзы, облаченными в старинные архаические одежды, со старинными прическами и без усов. Боги не могут меняться, как люди, ибо эллинские боги вряд ли позаимствуют у варварских богов их стиль причесок или покрой одежд. Так рассуждал тот коринфский ваятель, поклонник старины. Еще ваятель восхищался Спартой, где, по его мнению, живут истинные эллины, не испорченные чуждыми веяниями.

Все познается в сравнении. Оказавшись в Спарте, Симонид в полной мере оценил правоту слов коринфского ваятеля. Несомненно, спартанцы сильно отличаются от афинян и коринфян, от всех прочих эллинов. Весь уклад их жизни пронизан древними обычаями, отступать от которых спартанцам было запрещено законом.

Симонид был поражен простотой обстановки жилища царя Леонида. Дом, доставшийся Леониду в наследство от старшего брата, выглядел довольно ветхим. Пол кое-где просел, на стенах были видны глубокие трещины от частых в этих местах землетрясений. Колонны портика потемнели от времени, омытые многими дождями и опаленные солнцем. По словам Мегистия, эти колонны были изготовлены из дубовых стволов при помощи одного топора.

Потускневшие росписи на стенах носили печать той старинной художественной школы, которая давно была предана забвению нынешним поколением греческих живописцев.

В разгар беседы вдруг появился царский посыльный. Это был Ликомед, сын Мегистия, который сообщил Леониду, что эфоры позволяют ему сегодня вечером отужинать у себя дома, чтобы Симонид не испытывал неудобств. Такое же разрешение Ликомед передал и Клеомброту.

Вскоре пожаловали в дом Леонида молчаливые слуги из дома сисситий, которые принесли доли от общей трапезы для Леонида и Клеомброта.

Симонид, повидавший на своем веку немало правителей и просто богатых людей, часто разделявший с ними застолье, был несказанно удивлен скромностью ужина в доме спартанского царя. На столе на плоских глиняных тарелках были разложены еще теплые ячменные лепешки с тмином, порезанный тонкими ломтиками козий сыр, сушеные фиги. Для возбуждения аппетита, как и повсюду в Элладе, были поданы соленые оливки.

Любопытство взыграло в Симониде при виде какого-то черного горячего варева с довольно неприятным запахом. Слуги наполнили этим варевом две глубокие глиняные тарелки и поставили их на стол перед Леонидом и Клеомбротом.

Леонид пригласил к столу и Ликомеда, которому слуги тоже подали черную похлебку в глиняной миске. Видя это, Симонид шепотом спросил у сидящего рядом с ним Мегистия, почему этой черной похлебкой не угощают их.

— Друг мой, эта пища не для нас с тобой, — негромко ответил Мегистий. — Эта еда только для спартанцев.

— Однако твой сын ест этот черный суп. — Симонид кивнул на Ликомеда, который бойко орудовал ложкой, склонившись над своей тарелкой.

— За время, проведенное в Спарте, мой сын привык к пище спартанцев, ведь он молод и крепок, в отличие от нас с тобой, — сказал Мегистий. — Я же так и не смог привыкнуть к похлебке из бычьей крови, да извинят меня присутствующие за этим столом.

При последних словах Мегистий посмотрел на Леонида и его брата, которые вкушали черный суп с не меньшим аппетитом, чем Ликомед. Леонид чуть заметно кивнул Мегистию, давая ему понять, что с пониманием относится к его словам.

— Я слышал об этой знаменитой похлебке из бычьей крови, которую приготовляют только в Лакедемоне и больше нигде, — с неким вызовом в голосе промолвил Симонид. — Я хочу ее попробовать. Здесь и сейчас.

Мегистий от услышанного чуть не поперхнулся косточкой от оливы.

— Ты с ума сошел! — зашипел он на Симонида. — Эта пища не для твоего желудка!

— Я не могу, оказавшись в Спарте, не попробовать черную похлебку, — упрямо заявил Симонид.

— Что ж, желание гостя для нас — закон, — проговорил Клеомброт, переглянувшись с Леонидом.

По знаку Клеомброта молодой раб вылил из котла в тарелку остатки черного супа и осторожно поставил это еще теплое блюдо на стол перед Симонидом. Ликомед протянул Симониду медную ложку в виде львиной лапы.

Мегистий опасливо отодвинулся от Симонида, когда тот погрузил ложку в черное варево. При этом на лице у Мегистия появилось насмешливо-язвительное выражение. Мол, ты хотел этого, вот и получи, приятель!

Симонид бесстрашно отправил ложку с черным супом себе в рот и с видимым усилием проглотил ее содержимое. После чего Симонид откусил кусок от ячменной лепешки и тщательно разжевал его. Вторая ложка с черной похлебкой была проглочена Симонидом с еще большим усилием. После третьей ложки со спартанским варевом Симонид закашлялся, прикрыв рот ладонью.

— Теперь ты убедился в правоте моих слов, — не без ехидства заметил Мегистий после того, как Симонид немного отдышался.

— Убедился, — хрипло проговорил Симонид, отодвигая от себя тарелку с черной похлебкой.

Решимость Симонида отведать исконного спартанского блюда произвела благоприятное впечатление на Леонида и его брата. Они поведали Симониду, что вот так сразу еще никому не удавалось съесть хотя бы полтарелки супа из бычьей крови. Самих спартанцев приучают к этой пище постепенно, начиная с тринадцати лет. Женщины в Спарте и вовсе не обязаны вкушать эту черную похлебку.