Читаем без скачивания Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

Наверное, это была вершина его жизнедеятельности. Единственная могучая вспышка предприимчивости и упорства. После этого Мокер не то чтобы стал лентяем. Но ему категорически претили будничные административные заботы. Он ненавидел счета, бумаги, ведомости, прейскуранты. Реагировал на одно письмо из десяти. При этом забывал наклеивать марки. Его часами дожидались люди, которым Мокер назначил свидание. Короче, Виля был чересчур одухотворенной личностью для простой работы.

Зато целыми днями, куря сигару, говорил по телефону. Разговоры велись по-английски. Содержание их было нам малодоступно. Однако, беседуя, Мокер то и дело принимался хохотать. На этом основании Баскин считал все его разговоры праздными.

Мокер оправдывался:

– Я генерирую идеи…

Баскина раздражало слово «генерирую».

Мокер тоже не жаловал Баскина. Он называл его «товарищем Сталиным». Обвинял в тирании и деспотизме.

Диктаторские замашки Рубина объяснялись его журналистским прошлым в Советском Союзе. Он искренне считал возможным конвертировать должность журналиста из «Советского спорта», заняв законное, по его мнению, место главного редактора. Окружающие же считали, что советский опыт в значительной степени обнуляется. Причина для очередного скандала нашлась быстро. В Америку прибыл очередной эмигрант – Павел Дембо. Рубин хорошо знал его по совместной работе в спортивной прессе. Еще до отъезда Дембо пишет письмо старому знакомому, в котором интересуется по поводу возможной работы. Из воспоминаний Рубина:

Газетный процесс он изучил досконально. Для меня появление такого помощника было бы спасением: я чувствовал, что взвалил на свои плечи непосильный груз. Мне ведь еще, чтобы зарабатывать на жизнь, приходилось ночами делать передачи для «Свободы». Я показал письмо Дембо своим соратникам, и они одобрили идею взять его к нам на службу. Я сообщил об этом Паше и указал сумму его будущей зарплаты – 130 долларов в неделю. Она, писал я, меньше, чем получает приличный рабочий за день, но перебиться в ожидании лучших для «Нового американца» времен им – он ехал с женой и дочерью – позволит. Дембо ответил, что счастлив опять трудиться со мной и готов сколько угодно ждать наступление поры процветания «Нового американца». Через неделю после приземления в Нью-Йорке Дембо явился на службу.

Похвальная оперативность нового сотрудника вызвала смешанные чувства у соратников Рубина. Все сильнее их волновала финансовая сторона работы «Нового американца». Да, газету читали, она привлекла внимание. Но сразу возник вопрос о рентабельности издания. Львиную долю от продажи газеты забирали служба доставки и продавцы. Им доставались сорок процентов от продаж. Сложилась парадоксальная ситуация – повышение тиража самым негативным образом сказывалось на доходности. Дело в том, что основатели «Нового американца» знали, но должным образом не прочувствовали один из принципов американского издательского мира – большая часть прибыли поступает от рекламы. А вот с этим были серьезные затруднения. «Новое русское слово», имея серьезную финансовую подпитку и являясь ежедневным изданием, могло одновременно демпинговать, а с другой стороны, шантажировать слабовольных рекламодателей. Шестнадцать тысяч медленно, но неуклонно таяли. Соучредители приняли непростое, но единственно возможное решение – мораторий на выплату зарплаты самим себе. Для Довлатова ситуация усугублялась тем, что Елена потеряла работу в «Новом русском слове» по вполне понятной причине – порочащей семейной связи с врагом издания.

В подобной ситуации появление «работника на ставку» закономерно стало поводом для обиды на сталиниста Рубина. Для вручения ему «черный метки» явились Меттер и Орлов. Первый ситуацию, несомненно, воспринимал как торжество справедливости. Делегация мятежников потребовала не просто увольнения Дембо.

– На его место идут двое – Петя Вайль и Саша Генис из «Нового русского слова», – сказал Меттер. – Они согласились работать у нас за те же 250 долларов в неделю, что получают там.

Да, это был открытый бунт. Реакция последовала в духе героев пиратских романов:

В бешенстве я вскочил со своего стула и заорал:

– Вы – мерзавцы! Если вы тронете Дембо, я ухожу!

Возглавляемая бывшим капитаном часть команды: Жанна, трудившаяся в отделе рекламы, и верный друг Паша покидают борт корабля. Рубин не обходит вниманием роль Довлатова в своем свержении:

Орлов и Меттер предъявили мне ультиматум, касающийся Дембо (тот, что описан несколькими страницами выше) в присутствии Довлатова. Они подошли вплотную к моему столу, а Сергей молча стоял в дверях. Когда Меттер кончил, Жанна подняла на Довлатова глаза и сказала:

– Серёжа, эти двое – оболтусы. Но ты же умный и все понимаешь. Так скажи что-нибудь.

Ответа не последовало.

От любви до ненависти один шаг. Я его сделал, прочитав в первом вышедшем после моего ухода номере «Нового американца»:

«Главный редактор Сергей Довлатов».

Уточним, что номер был не «следующий». Двенадцатый номер вышел без имени главного редактора. Довлатов стал им начиная с тринадцатого номера, выход которого совпал с 9 мая. Довлатова выбрали главным редактором на редакционной летучке. Больше предлагать было некого. Орлов, как мы помним, с самого начала уклонялся от административной работы. В мемуарах Рубин объясняет природу заговора следующим образом:

Меттер был обижен смещением с редакторского кресла, Орлов, как мне рассказывал один из наших авторов, жаловался на то, что я слишком строг и не даю никому дух перевести.

Но по-настоящему шекспировским злодеем выступает Довлатов:

Кроме пьянства у него была еще страсть, граничащая с болезнью, – тщеславие. Оно в данном случае победило порядочность.

Страдания Рубина продлились недолго – до вечера. К нему явилась знакомая нам тройка владельцев ANF Phototype: Толик, Юра, Нолик. К ним присоединился еще один Юрий. Юрий Генрихович Штейн окончил филологический факультет МГУ, но работал в кинопроизводстве. Он принимал активное участие в диссидентском движении. Вероника Туркина – его жена – приходилась двоюродной сестрой Наталье Решетовской, которая, в свою очередь, являлась первой женой Солженицына. Запутанная и вроде бы непрямая связь с лауреатом Нобелевской премии тем не менее позволила Штейну занять видное место в окружении автора «Одного дня Ивана Денисовича». Солидный человек пришел с солидным предложением от тройки:

– Давайте вместе откроем свою газету. Бензин (материальное обеспечение и издательская техника) – наш, идеи (литературная часть) – ваши. Обязательное условие: вы берете своим заместителем нашего друга Юру Штейна. На зарплату он не претендует. Если возражений нет, мы сегодня же изгоняем «Новый американец» и завтра приступаем к работе над новой газетой.

Перед этим Рубин рассказывал о своей глубокой привязанности к «Новому американцу», так как в издание он «вложил столько труда и которое полюбил». Но мы помним