Читаем без скачивания Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1] - Константин Путилин

¾ Он самый! Дознай от него, скольких он удушил и с кем...

Крюкин покачал головой:

¾ Трудно, ваше благородие! Действительно, говорил, что душит и вещи продает, а больше ничего. Мы его даже спрашивали: «Как?» А он выругался и говорит: «Я шутил». Ребята сказывали, что знают его, ну а как и что — подлинно никто не знает.

¾ Ну, а ты узнай! — сказал Келчевский и отпустил его.

¾ Значит, наша правда! — воскликнул я, едва гра­бителя увели.

Келчевский засмеялся:

¾ Наша! Я давно это чувствовал, да конца вере­вки в руках не было. А теперь все дознаем!

¾ Вызвать Иванова?

¾ Непременно! И он тотчас написал приказ, чтобы ему отпустили из тюрьмы Иванова.

Через полчаса перед нами стоял этот Иванов. Нагло улыбаясь, он отвесил нам поклон и оста­новился в выжидательной позе.

¾ Ну, здравствуй, — сказал ему ласково Келчевский. — Сидеть еще не надоело?

Этот допрос происходил 2-го апреля, и, значит, Иванов сидел без малого три месяца.

Он передернул плечами.

¾ Известно, не мед, — ответил он. — Ну, да я думаю, что господа начальники и смилостивятся когда-нибудь.

Келчевский покачал головою:

¾ Вряд ли! Суди сам: Петров говорит, что ты душил извозчиков, а я тебя вдруг отпущу!

¾ Петров?! Ах, он... — воскликнул Иванов.

¾ Что Петров, — продолжал Келчевский. — И ты сам говорил то же...

¾ Я?!

¾ Ты. Крюкину говорил, Зикамский и Ильин тоже слышали. Хочешь, позову их?

¾ Брешут они. Ничего я такого не говорил.

¾ Позвать?

¾ Зовите. Я им в глаза наплюю...

¾ А что от этого? Все равно сидеть будешь, поймаем еще двух, трех. Поверь, они дураками не будут. Все тебя оклевещут. Благо уже сидишь. Петров-то все рассказал...

Иванов стал горячиться:

¾ Что рассказал-то? Что?

¾ Сказал вот, что вещи продавали...

¾ Ну, продавали. Что еще?

¾ Что ты душил...

¾ А он? — закричал неистово Иванов.

¾ Про себя он ничего ие говорил. Ты душил и грабил, а продавали оба, — спокойно ответил Келчевский.

¾ Он так говорит! — тряся головой и свер­кая глазами, закричал Иванов. — Ну так и я тогда! Пиши, ваше благородие! Пиши! Теперь я всю правду вам расскажу.

Келчевский кивнул головою и взял перо.

¾ Давно бы так, — сказал он. — Ну, говори!

Иванов начал рассказывать, оживленно жестику­лируя:

¾ Убивать, действительно убил. Только не один, а вместе с этим подлецом, Петровым. Удушили извозчика, что в Царское ехал. Взяли у него только это, больше ничего не было.

¾ Какого извозчика? Где? Когда?

¾ Какого? Мужика! Ехал в Царское, обратно. Мы его на Волховском шоссе и прикончили. В декабре было.

¾ Так! Ну, а вещи куда дели? Лошадь, сани?..

¾ Лошадь мы, как есть двадцать восьмого декабря, в Цар­ское с санями увезли. Сани продали Костьке Тасину, а лошадь — братьям Дубовицким. Там же, в Царском. Они извоз держат…

¾ Какая лошадь?

¾ Рыжая кобыла. На лбу белое пятно, и одно ухо висит.

¾ А сани?

¾ Извозчичьи. Новые сани, двадцать рублей дали, а за лошадьдвадцать пять.

¾ А полушубок? Армяк?

¾ Это тоже у Тасина, а другой — у солдатки. Тот самый, на чем поймались. А остальную одежду, и торбу, и сбрую — в сторожку на Лиговке.

¾ В какую сторожку?

¾ В караульный дом, номер одиннадцать. Туда все носят. Сторожу! Вот и все. А что Петров указывает на меня одного, так он брешет. Вместе были, вместе пили...

¾ Ну, вот и умный, — похвалил его Келчевский. — Теперь мы во всем живо разберемся. —Он написал распоряжение о переводе Иванова в дру­гую камеру и отпустил.

Едва тот ушел, как я вскочил и крепко пожал руку Келчевского.

¾ Теперь они все у нас! Надо в Царское ехать!

¾ Прежде всего, его сиятельству доклад изготовить!

¾ Вот Прач-то обозлится!

Мы засмеялись...

На другой же день о деле было доложено графу Шувалову, и он распорядился тотчас начать энергичные розыски в Царском Селе, для чего командировал меня, Келчевского и еще некоего Прудникова, чиновника особых поручений при губернаторе.

Собственно, самое интересное начинается от этих пор.

В этих розысках я не раз рисковал жизнью, и, может быть, поэтому оно так запечатлелось в моей памяти. Сейчас передо мной лежат сухие полицейские протоколы, а я вижу все происшедшее, как наяву, хотя с той поры прошло добрых 40 лет.

Итак, нам троим было вверено это дело, а собственно говоря, одному мне. Но еще до приказания графа я уже принялся за розыск. Едва стемнело, я переоделся оборванцем: в рваные галоши на босую ногу, в рваные брюки, женскую теплую кофту с прорванным локтем и в военную засаленную фуражку. Потом подкрасил нос, сделал себе на лице два кровоподтека и, хотя на дворе было изрядно холодно, вышел на улицу и смело пошел на окраину города на Лиговский канал.

И в настоящее время те места, за Московской за­ставой, туда, к шоссе, представляют собой места небезопасные, но тогда там была совершенная глушь. Тянулись пустыри, не огороженные даже заборами, а там, у шоссе, стояли одинокие сторожки караульщиков от министерства путей сообщения, в обязанности которых входило наблюдение за порядком на шоссе. Эти крошечные домики стояли друг от друга в 200 саженях. Туда-то и направил я свои шаги.

Иванов указал на караулку под № 11, и я решил прежде всего осмотреть ее изнутри и снаружи. Одинокая караулка стояла в 5 саженях от шоссе. Два крошечных окна и дверь выходили наружу, а с боков и сзади домик окружал невысокий забор. Тут жеза домиком протекала Лиговка, за кото­рой чернел лес. Место было глухое. Ветер шумел в лесу и гнал по небу тучи, сквозь которые изредка проби­вался месяц. Из двух окон сторожки на шоссе падал блед­ный свет. Настоящий разбойничий притон!

Я осторожно подошел к караулке и заглянул в окно. Оно было завешено ситцевой тряпкой, но ее края не доходили до косяков, и я видел все, что происходило в комнате.

Комната была большая, с русской печью в углу. Вдоль стены тянулась скамья, перед которой стоял стол, а вокруг него табуретки. У другой стены сто­яла кровать и над ней висела всякая одежда. За столом, прямо лицом к окну, сидел маленького роста, коренастый блондин, похоже чухонец, и, видимо, силы необыкновенной. У него были белокурые большие усы и изумительные голубые глаза, как глаза ребенка. Прислонясь к его плечу, рядом с ним сидела рослая красивая женщина. Другая женщина сидела к окну спиной, а на скамье — рослый мужчина в форменном кафтане с бляхой и с трубкой в зубах.

На столе стояли зеленый полуштоф, бутылки с пивом и деревянная чашка с какой-то похлебкой. Видимо, между присутствующими царило согласие. Лица выражали покой и довольство. Чухонец что-то говорил, махая рукой, и все смеялись.