Читаем без скачивания Главы Апокалипсиса. Начало - Андрей Русанов

Собака развернулась и понеслась мне навстречу – челюсти сжаты, в глазах пустота, шерсть на загривке дыбом. Я тотчас же остановился и начал палить из двух стволов сразу. Я видел, как шарики входят в морду, тело собаки, рвут ей уши… Никакого эффекта. Один шарик выбил собаке глаз, но она, будто ничего не произошло, несется дальше. Выстрел, еще, еще, — собака, даже не взвизгнув, продолжает свой смертельный бег. Три метра до меня. Время замедляется. Мир без фона, мир без природы, мир, где нет теней, мир, где нет ничего лишнего и отвлекающего внимание. Мир, в котором нет ничего, кроме меня и раскрывшей кровавую пасть псины. Два метра. Я вижу, как переливающийся шарик медленно проходит сквозь лапу прыгающей собаки. Как медленно я жму на курок. Быстрее не получается. Мои пальцы побелели от напряжения. Вижу, как белый пар вырывается из дула. Медленно, очень медленно очередной шарик пролетает рядом с собакой. Метр. Сердце остановилось, точнее – я не слышу его ударов. Я почти чувствую запах крови. Прыгаю в сторону. Собака, клацая челюстью в пустоту, переворачивается в воздухе и летит дальше. Я падаю в кусты, но тут же вскакиваю. Собака вертится на месте и воет, встает, падает, снова встает. Я стреляю, стреляю, стреляю… Я горю желанием убивать. Шары в обойме давно закончились. Я стреляю. Столько ненависти я давно не чувствовал. Бросаю пневматику, хватаю лежащую на земле палку и начинаю бить умирающую тварь, пока от нее не остается месиво. Тело дрожит, я чувствую привкус крови во рту. Мне нравится убивать… Пневматический пистолет – неэффективное оружие против собак.

Сжавшаяся от страха в комок девчонка стоит там, где я ее и заметил в самом начале, ее колотит крупная дрожь.

— Ты кто?

В ответ молчание.

Белобрысая, волосы крашеные (видны черные пряди), лицо с курносым носом в веснушках, вся бледная как смерть, на руках ссадины, локти содраны, но уже почти зажили. В грязных, бывших некогда белыми, разорванных джинсах, кроссовках. В мужской байке.

— Ты кто? – переспрашиваю сквозь сжатые челюсти, еще не отошел от адреналина. – Ты кто?

— Т–т-тан–н-ня. Т–т-там д–д-друг…

— Где там? Идти можешь? Можешь показать?

Вот и люди. Сидел бы дома один, лопал чужие огурцы и развлекал кота. Нашел приключения себе на радость… К такому повороту событий я явно не был готов. Может, оставить ее тут и пусть другие собаки… Я придавил мысль в зародыше – ей всего лет двадцать, она еще совсем ребенок.

Татьяна молча пошла в сторону пепелища за станцией. Я, подобрав пистолеты, направился за ней. Почему собака не захотела умирать, может, так бывает при бешенстве?

Как в тумане, я шел за ней. Мысли о роке, преследующем меня сквозь время, не оставляли сознание даже тогда, когда я услышал голос. Парень сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, похоже, был одного возраста с Татьяной. С виду «качок», одежда старая, джинсы с дырками на коленях, порванная серая майка.

— А? Что? Извини. Что случилось? – я пытался собраться с мыслями. Через мгновение мне это удалось. Приступы рассеянности и шока с каждым разом становились все более незаметными и я с ними быстрее справлялся.

— Упал, подвернул ногу.

Что ж, коротко и ясно. Лицо бледное, крупные капли пота на лбу. Ему наверняка больно. Глаза просят о помощи, но сам молчит. Мужик.

— Дай гляну.

Не дожидаясь ответа, я присел на корточки и осмотрел ногу. Внешне все в порядке. Я расшнуровал и снял с него ботинок. Парень подавил стон. Нога была покрасневшая и немного опухшая.

— Пошевели пальцами. Так, замечательно.

Осмотрев ногу, я пришел к мысли о том, что перелома не было, по крайней мере, ничего такого я не нащупал.

— Скорее всего, растяжение или, не дай Бог, связки. Ничего, заживет. А пока прыгай.

Я подал ему руку, он поднялся.

Так молча и шли до самого дома. Я пытался помочь подростку и держаться ровней, но к концу сильно выдохся. Парень прыгал на одной ноге – понемногу и с частыми остановками, девушка шла чуть позади, молча, с прижатой к груди сумочкой.

— Вот мы и пришли. Будьте как дома, – я просто плюхнулся на скамейку, – зовут то тебя как, прыгун?

— Миша…

— Вот те раз… Действительно, рок…

— Ты о чем?

— Да так. О прошлом. Меня Андреем нарекли… Пойдем забинтуем. Кушать, небось, хотите…

Неземное чувство доброты хлынуло мне в душу. Я был рад – теперь я не один. Я знал – это хорошие люди и мне многое предстоит с ними пройти.

Глава 13

Я сидел во дворе и смотрел на быстро темнеющее небо, на котором медленно появлялись первые звезды. Ребята после ужина спали в доме, кот не отходил от Татьяны, наверное, пытался вылечить ее искалеченную детскую психику. Вместе с темнотой подкрался холод. Я разложил костер и наносил дров, чтобы потом не отвлекаться на такие мелочи.

Искры взлетали высоко в темноту каждый раз, когда я подбрасывал в огонь очередную деревяшку, а легкий треск нарушал абсолютную тишину ночи. Я сидел и смотрел, как алые языки пламени играют друг с другом, как хоровод из ярких звездочек отрывается от огненных лепестков и взмывает далеко ввысь. Правду говорят, вечно можно смотреть на три вещи – на огонь, на воду и на то, как кто‑то работает. В такие моменты не бывает ненужных мыслей, состояние уравновешивается, человек обретает гармонию с природой, прикасается к вечному и постигает тайны мироздания.

Яркий огонек прочертил небо белой полосой.

— Ух ты! – вырвалось у меня от восхищения. Уже года два я не видел метеоритов. И не мудрено – давно я не смотрел на небо так долго. Большинству людей не дано видеть то, что находится у них перед самым носом, круговерть быта затягивает их в мир, в котором нет места истинной красоте.

Еще один метеорит, большой, с широким огненным хвостом, сгорел где‑то далеко–далеко, заставив меня еще раз непроизвольно восхититься. Надо чаще смотреть на небо и звезды, быть может, так я смогу обрести равновесие…

Я загадал желание. Говорят, если загадать желание, когда видишь падающую звезду, оно обязательно исполнится. Глубоко в душе я верил в то, что все сказания, легенды, старые истории, приметы, да вообще все то, во что было не принято верить в этом мире, до трагедии, — ПРАВДА, нужно лишь научиться видеть, научиться слушать, научиться чувствовать и научиться быть другим.

Я всегда любил сказки, любил фантазировать, всегда любил что‑то мастерить, иногда выдумывал целые миры, в которых можно было жить, и иногда я уходил туда – за грань. Но с возрастом мой дар притупился, появились новые увлечения, я отказался от способностей, которые мне дали при рождении. Как же мне их не хватало сейчас. Как все было бы просто и элементарно. Но выход ли это? А может быть, всего–навсего, всему свое время и место?

Непонятные бледные всполохи над руинами Минска отвлекли меня, и новое прекрасное зрелище явило собой пищу для восхищения.

Широкие лилово–белые полосы переливались светлыми красками, блестели, медленно меняясь местами, играли друг с другом. Я не знал, что это, и никогда ничего подобного не видел, но когда‑то давно про нечто такое читал в книгах и, помнится, в детстве даже видел что‑то похожее по телевизору. В общем, все мои выводы объединились в одном – это северное сияние или аналогичное ему явление. И что бы это ни было, оно было красивым и приятным, по крайней мере, для одного человека в этот момент – для меня…

Подул ветер и мириады алых искр полетели по земле, на мгновение вырывая у темноты деревья, стебельки травы и камни на земле.

Я выпил воды. Холодная. Аж зубы сводит! Боже мой, как приятно сидеть ночью у костра и смотреть на такое прекрасное небо. Тысячи, миллионы звезд. Яркие, тусклые, еле различимые, мигающие, а если наблюдать, то можно увидеть двигающиеся – это спутники. Эх, правда – надышаться можно только ветром, а напиться только родниковой водой.

Всполохи пропали так же незаметно, как и появились – я немного отвлекся, зачарованный красотой млечного пути, а когда посмотрел в сторону города, небо там было такое же, как и везде. Если только чуть светлее — наверное, в городе или рядом что‑то горело, но мне могло и показаться.

Я сидел и смотрел на небо, на звезды. Я учился слушать себя и свое тело, я слушал мир вокруг, я не слушал ушами, я слушал по–другому – сердцем.

Я перестал ощущать время и в этом мире остались только трескучий костер, игравший языками пламени и жонглирующий искрами, изредка стрелявший дымными угольками, мое сознание, которое слилось с миром, стало им, и полная звезд, тихая прохладная ночь. Мне не было холодно – костер был жаркий, я не жалел дров (этого добра вокруг несметное количество), а стенка навеса отражала тепло, не давая моей спине замерзнуть.

Тихо скрипнула дверь, я вздрогнул и посмотрел на крыльцо. Мягко ступая лапами, из дверного проема вышел кот. Перепрыгивая через одну ступеньку, он быстро оказался на земле, тихо подошел к беседке и, легко запрыгнув на скамейку, сел рядом со мной.