Читаем без скачивания Серебряная книга романов о любви для девочек - Мария Чепурина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слухи о записке циркулировали около недели и к двадцатым числам, кажется, все выветрились.
Перед 23 Февраля все девочки тянули жребий – кто какого парня поздравляет. Любе было все равно, ну просто совершенно, абсолютно все равно, кому дарить подарок!
И достался ей Саша Яблоков.
А в день праздника Ирина Валерьевна предложила игру – испытание для парней, в котором они должны были проявить актерские способности: в первом туре – познакомиться с девочкой, во втором – утешить ее, в третьем – извиниться. Ситуации девчонки распределили заранее. Любе достались знакомство в застрявшем лифте, утешение после плохой оценки и извинение за опоздание на свидание. В первом туре как раз Саша «лифт» и вытащил. Ребята сдвинули несколько стульев, организовав подобие узкой кабины. Находясь в ней вместе с Яблоковым, Люба снова ловила на себе странные взгляды, такие же, как девять дней назад. Стараясь не обращать на них внимания, Багрянцева изображала заранее придуманный образ начитавшейся романов девицы, которая и хочет познакомиться с парнем, и боится этого, и воображает его сказочным принцем, уже мечтая о романтическом похищении. Яблоков старался так и этак, но в конце концов познакомиться ему удалось (Ирина Валерьевна просила не затягивать сценку слишком долго). Успокаивать Любу досталось толстому Макару. Тут она изобразила такое безутешное горе, что даже предложила своему утешителю пойти утопиться вдвоем. Макар стушевался, а остальные мальчишки, втянувшись в театральный азарт, стали подсказывать ему из «зала». Свидание, к сожалению, не вытянул никто. Но это 23 Февраля было самым интересным в Любиной жизни, да и остальные ребята, похоже, давно так не развлекались. Смешнее всего было, когда Иза, не читавшая ни одной книги, кроме учебников, и один из самых безнадежных лоботрясов пытались познакомиться в библиотеке. Оле Михеевой, в жизни не делавшей маникюр, досталось изображать великое расстройство из-за сломанного ногтя. «А ты его изолентой замотай!» – сразу же ляпнул Олег, который ее успокаивал. Оля не выдержала и рассмеялась. А когда интеллигентный Паша попытался извиниться перед хулиганистой Жигулиной за то, что якобы наступил ей на ногу, та сначала в своей обычной манере накинулась на него с кулаками, а потом передумала и стала изображать из себя обиженную принцессу.
Люба и Аня Пархоменко снова пошли домой вместе в тот день.
– А классно все было! – сказал Боэмунд.
– Здорово! – согласилась Багрянцева. – А знаешь, про что я тут вспомнила? Раньше, при царе, женский день был 23 февраля. Потому что это 8 марта по старому стилю!
Аня буркнула:
– Опять ты про то время! Надоело!
Но добавила, подумав:
– Если так, то я, пожалуй, все-таки приму подарки на 8 Марта тоже.
8 Марта Люба получила открытку и набор цветных ручек от Саши Яблокова. Было очевидно, что это ответ на поздравление с 23 Февраля. Но окружающие почему-то этого не хотели понять.
– А все же он писал тебе в День святого Валентина! Ну, признайся! – говорила Аня.
– Он к тебе неравнодушен! – заявила Иза, глядя с видом знатока.
– И чем же ты его так зацепила? – интересовалась Алена.
Вся эта болтовня надоела Любе до невозможности!
А когда после уроков устроили чаепитие и конкурсы для девочек и Саша с портновским метром определял самую тонкую талию, то все почему-то решили, что эта игра придумана им только ради того, чтобы пообниматься с Багрянцевой! У Дианы был такой вид, словно она лягушку проглотила. А вечером того же дня, когда Люба вышла погулять, она издалека заметила во дворе Диану и Ленку Лепетюхину, которые из-за чего-то страшно ругались.
Ложась спать, Багрянцева призналась себе в том, что разговоры про влюбленность в нее Саши ей не так уж и противны. Что плохого? Пусть все так считают. Даже интересно.
Глава 14
Чудо
В апреле Аня пришла в школу, нарядившись в черное с ног до головы. Только шнурок одной кроссовки был ядовито-розовый.
– Боэмунд, как это понимать? – спросила Люба.
– Называй меня Эмоция! – ответила Пархоменко. – А с рыцарством покончено. Навечно. Ибо надоело!
Люба улыбнулась:
– Удивляюсь я, Эмоция. Ну ладно, то, что ты все время увлекаешься другим – это понятно. Но вот новые наряды каждый месяц… На такие подвиги, наверно, даже и Алина не способна! Ты же разоришься!
– Скажешь тоже! Посмотри-ка повнимательней! Штаны у меня готские, рубашка – ролевая, кеды – неформальские, шнурок вот этот розовый остался с того года… Я в седьмом гламуром увлекалась. Только – тс-с-с! – надеюсь, все забыли это время.
И Эмоция склонилась над тетрадью, сделав вид, что усердно учится. Длинная нестриженая челка, словно занавес, отделила ее от соседки. Люба, отодвинув пальцем прядку, взглянула на Аню и спросила:
– А Тигрины не боишься? Вот наедет на тебя за розовый шнурок-то!
При «новой власти» всем приходилось ходить по струнке («Как Иванову после революции», – сравнивала про себя Багрянцева). Поэтому, когда на второй перемене физичка по-явилась в классе, Эмоция села за парту, и ее розовый шнурок стал незаметен.
На следующий день во дворе школы остановился странный автобус, и всем старшим классам велели пройти какую-то «флюорографию». Знающие люди сообщили, что это такой рентген, будут делать снимок лёгких. В тот же день в 8-м «В» разнёсся слух о том, что на снимке будет видно, кто хоть раз курил, а делают его для того, чтоб показать родителям.
В назначенное время весь женский состав 8-го «В» (мужской шел отдельно) собрался в очереди у автобуса. Воздух уже пах весной, было прохладно, сыро, но приятно оттого, что можно ограничиться лишь курточкой. Девушки по две, по три входили внутрь передвижного кабинета.
– Ну что, все? – спросила подошедшая к автобусу Ирина Валерьевна, когда почти все уже сделали флюорографию и начали подтягиваться девятиклассницы.
– Жени с Изольдой нет, – сказала Оля.
– Найдите непременно их, – велела классная. – Без этой процедуры не возьмут в девятый класс.
Девчонки бросились искать парочку. Осмотрели туалеты, окрестности школы, столовую, даже библиотеку и музей – нигде их не было. Уже решили расходиться по домам, как вдруг Багрянцевой послышался из раздевалки голос Жени. Аня, Люба и Оля кинулись туда и среди плащей и курток, в самом темном углу нашли сидящих на полу заплаканных Жигулину и Тарасюк.
– Не говорите Тигрине, что мы здесь, пожалуйста! – взмолилась Женя.
– Меня дома убьют, если узнают, что я курю! – зарыдала Изольда.
Она шмыгала носом и терла глаза, перемазанные тушью и тенями.
Куда только девалась вся взрослость и вся смелость хулиганок?!
Придя домой, Люба никак не могла перестать смеяться. Она снова и снова вспоминала живописную картину: Женя и Изольда с визгом улепетывают от физички, вдруг зашедшей в раздевалку.
С уроков по случаю флюорографии класс сняли, так что и задания никакого не было. После обеда Люба плюхнулась перед телевизором, решив, что нужно отдохнуть от умных мыслей, счистить с уставших мозгов накопившиеся за год знания. Потыкав по кнопкам, Багрянцева остановилась на показе мод. Длинноногие модели разгуливали туда-сюда в разных нарядах, ведущие трещали о модных тенденциях, корреспонденты рассказывали подробности о личной жизни кутюрье и манекенщиц. О разводе с мужем какой-то топ-модели ведущая сообщила с таким азартом, будто в ее собственной жизни никогда не было даже самого захудалого кавалера…
Под конец был репортаж о модном доме «Жирофле».
– Я очень рада приветствовать наших русских зрителей, – говорила переводчица, в то время как смешная тетенька в большущих квадратных очках шевелила губами.
Внизу было написано: «Мадам Франсуаза Жирофле-Мулен, владелица Дома моды».
– …Я ведь сама отчасти русская, – продолжала модельер. – Мои бабушка, дед и прадед эмигрировали из России.
Люба прислушалась.
– Мой дед принадлежал к партии социалистов-революционеров, эсеров. Когда большевики пришли к власти, они стали бороться с этой партией. Я специально изучала все это! Большевики хотели арестовать моего прадеда за то, что он был капиталист, несмотря на то, что этот человек сочувствовал революционным идеям. Поняв, что к чему, дед, тоже преследуемый новой властью, разочаровался в революции. Так что они решили эмигрировать. Да-да, втроем. И приехали сюда, во Францию. Фамилия прадеда была Левкоев…
Люба подскочила на диване.
– …Левкой по-французски «жирофле». Вот они и взяли эту фамилию. Бабушка открыла ателье, она была портниха. А потом родился мой папа. Вот так…
Не досмотрев передачи, Багрянцева помчалась к компьютеру.
Сайт Дома «Жирофле» она нашла почти сразу. Имелся там и электронный адрес фирмы. Люба обложилась словарями по французскому. На составление письма ушел весь вечер и полночи.
Фотография Евлампии в шляпе была отсканирована и приложена к письму. Отправив его, Люба еще долго разглядывала на сайте наряды, предлагаемые домом в этом сезоне, – почему-то не могла оторваться. В какой-то момент она поймала себя на том, что вот-вот уподобится «трем А». Но тут же сочинила оправдание: надо же быть знакомой с творчеством родни!
