Читаем без скачивания Тайные хроники - Сергей Калабухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Т. е., чтобы войти в «Царствие небесное», совсем не требуется иметь разум, но иметь душу, т. е. честность, бескорыстие, доброту, милосердие и т. д. просто необходимо. Можно иметь холодный разум, аналитический ум и в результате стать бездушным «гением зла». И если душа и разум суть разные вещи, то как быть с «матушкой природой», «братьями нашими меньшими»? И если не разум, то что же перейдёт в «мир иной» ? Память?
Роджер Бэкон писал:
«Существуют составы, посредством коих можно пробудить в человеке древнюю память и заставить его на время стать одним из прародителей».
В девятом веке один из языческих магов, спрятав золотую священную утварь, бежал от погрома мусульманских фанатиков на юг Персии, где у него позднее родился сын. Мага всё же убили, но жрецы языческого божества вскоре разыскали мальчика и взяли к себе на воспитание. Когда сыну мага исполнилось двенадцать лет, жрецы дали ему выпить чашу специального состава, после чего в мальчика вселился дух отца. И он провёл жрецов в заброшенную каменоломню, где уверенно отыскал тайник!
А сколько случаев, когда люди, пережившие тяжёлую болезнь или травму, начинали говорить на неизвестных им ранее языках? Получается, что в человеке живёт память всех его предков! Отец вложил в сына частичку души, в отца — дед, в деда — прадед и т. д. Если частичка души — память, то по этим частичкам можно попробовать воспроизвести целое: души всех предков, их мысли, чувства. Как из одной клетки выращивают целый организм. Древние жрецы с помощью своего зелья несомненно воздействовали через кровь мальчика на его мозг. Но ведь воздействовать на клетки мозга можно не только химически, но и электрически или с помощью электромагнитного поля. Кажется, врачи уже пробуют таким способом лечить амнезию».
* * *
— Вы — следователь Чернов? — В дверях стоял усатый парень в голубом батнике и потёртых джинсах. В руке у него белел листок повестки.
— Да, проходите пожалуйста. Садитесь, Ваше имя?
— Пешков Алексей Григорьевич, пятьдесят седьмого года рождения, беспартийный, женат, имею сына, не привлекался, не имел, не…
— А почему Григорьевич?
— А у меня отец имя сменил, чтобы поклонницы за мной не бегали, автограф не просили, — тряхнул черными кудрями Пешков.
— Что можешь сказать о Юлинове Иване Ивановиче, тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, беспартийном и т. д.?
— Хороший парень, отличный специалист, мне нравится.
— Давно знакомы?
— Шестой год. Я по распределению в нашу лабораторию попал. Ваня в это время уже «старшего» получал. Он ведь сразу после школы в институт поступил, а я еще два года в армии танк гонял.
— Чем он увлекался?
— Музыкой, электроникой, но больше любил сам чего-нибудь изобретать. На этой почве они с шефом и схлестнулись. Шеф никак не хотел Ванину тему в план бюро включать: не наш профиль.
— А что за тема?
— Биотоки, экстрасенсы! Сейчас ведь это модно. Ванька считал, что в клетке человека живет память всех его предков. Шеф Ваню просто на смех поднял. У нас, говорит, станкостроение, а не лаборатория по разрезанию лягушек. Но, правда, это давно было, года четыре уж прошло, но зуб шеф на Ивана затаил.
— Они что, конфликтовали?
— Ещё как! Мы ведь что делаем? Правильно, станки. Наше бюро разрабатывает электрику станков. Вы на заводе когда-нибудь были? Тогда, наверно, видели, что рядом со станком обычно стоят металлические шкафы. Так вот, в этих шкафах находится наше электрохозяйство, которое заставляет органы станка двигаться и подчиняться станочнику. Большинство этих шкафов забито релюхами — это такие аппараты, которые работали, как говорится, ещё до тринадцатого года. Нам приходится разрабатывать длиннющие релейные схемы, собирать их на стенде в лаборатории и испытывать. Иван предлагал отказаться от громоздких релейных схем и, по возможности, заменить их логическими элементами на основе микросхем и даже микропроцессоров. А шеф возражал.
— Почему?
— Потому что ему до пенсии четыре года, и образование у него заочное, или, как сказал Райкин, «заушное». Он отличный практик. В любой релейной схеме всегда отыщет неисправность. В современной же электронике разбирается слабо, а ответственность за работоспособность станка на нём.
— А чем ваш шеф мотивировал отказ внедрять электронику?
— А он не отказывался, с чего Вы взяли? Электропривода мы получаем с других заводов, а они сейчас пошли сплошь на микросхемах. За качество их работы несут ответственность заводы-изготовители и цеховые наладчики. А вот система управления этими приводами — то, что мы разрабатываем — на релюхах. Кто обслуживает станки в цехах? Электромонтеры. У них образование в лучшем случае десять классов либо ПТУ. Инструмент — отвертка, пассатижи да лампочка для проверки наличия напряжения. Выбросим мы устаревшие шкафы с релюхами, поставим вместо них ящик с микросхемами, а кто его ремонтировать будет? Так рассуждает наш шеф.
— Скажи, Алексей, у Юлинова дома найден ящик с радиодеталями, не знаешь, откуда они, и что он дома ваял?
— Ах, вот в чём дело! Думаете, в лаборатории украл? Тогда можете сажать всех корреспондентов журнала «Радио». Видели, какие схемы там печатают? Таких радиодеталей не то что в магазине, в справочниках ещё нет! А у нас шеф сам выдаёт, что кому понадобится. Я ж говорю: привода нам присылают сплошь на микросхемах. Мы их в лаборатории гоняем, снимаем характеристики: надо же знать, чем управляешь. Вот в процессе испытаний, бывает, выгорают детальки. Мы их меняем. Бывает так, что нужного транзистора или микросхемы нет. Что делать? Обзваниваем друзей и знакомых в соседних лабораториях и на других предприятиях. Где-нибудь да найдётся. Да и делают ребята в основном приборы, чтобы облегчить себе работу. Шабашники у нас не держатся.
— Что, так в рабочее время и делаете себе приборчики?
— А хоть бы и в рабочее! Кто моё рабочее время считал? Я давно в родном садике-огородике копаюсь, а в голове у меня варианты вертятся, как лучше новый узел в схеме сделать. Иной раз бросаешь тяпку и хватаешь карандаш. Вы это
