Читаем без скачивания Психология будущего. Уроки современных исследований сознания - Станислав Гроф

Следующий отчёт о психоделическом сеансе с высокой дозировкой проиллюстрирует многое из типичных тем, связанных с вышеописанной БПМ-3.

Хотя я на самом деле никогда не видел отчётливо родовые пути, своей головой и всем телом я ощущал их сокрушительное сдавливание, и каждой клеточкой своего тела осознавал, что я вовлечён в процесс рождения. Напряжение достигло размеров, каковые мне не представлялись возможными для человека. Лбом, висками и затылком я ощущал неослабное давление, как будто был схвачен стальными челюстями тисков. И всё напряжение в моём теле по своему характеру было жестким и механическим. Я представлял, что пробираюсь через чудовищную мясорубку или исполинский пресс, полный валиков и зубцов. И образ Чарли Чаплина, превращенного в жертву миром технологии в «Новых временах», на мгновение вспыхнул в моём сознании.

Казалось, невероятная масса энергии протекает сквозь всё моё тело, скапливаясь и высвобождаясь во взрывоподобных разрядах. Я испытывал поразительную смесь ощущений: удушье, испуг, беспомощность, но также ярость и странное половое возбуждение. Другой важной стороной моего состояния было чувство крайнего замешательства. В то же время, как я ощущал себя ребёнком, вовлечённым в жестокую борьбу за выживание, и понимал: то, что вот-вот случится, станет моим рождением, я также переживал себя и в качестве моей рожающей матери. Рассудком я сознавал, что, как мужчина, я никогда не смогу родить, и всё же чувствовал, что каким-то образом пересекаю эту преграду и невозможное становится действительностью.

Не было никаких сомнений, что я связываюсь с чем-то первоначальным — древним женским архетипом, архетипом матери-роженицы. Мой телесный образ включал огромный беременный живот и женские гениталии, вместе со всеми тонкостями биологических ощущений. Я чувствовал разочарование, что оказался не способен предаться этому стихийному течению, родить и родиться, прорваться и дать выйти ребёнку. Невероятный запас убийственной агрессии поднялся из подземелья моей души. Как будто нарывающее зло внезапно проколол скальпель космического хирурга. И вместо меня уже возникал оборотень или берсерк, доктор Джекилл превращался в мистера Хайда. Множество образов убийц и жертв сменялись как одно лицо, в точности так же, как раньше я не мог различить рождающегося ребёнка и родящую мать.

Я был безжалостным тираном, диктатором, подвергающим подданных невообразимым жестокостям, но также и революционером, ведущим разъярённую толпу на свержение тирана. Я превратился в хладнокровно убивающего бандита и в полицейского, убивающего от имени закона. В один момент я переживал ужасы нацистских концлагерей. Когда же я открыл глаза, то увидел себя офицером СС. И у меня было глубокое чувство, что он — нацист и я — еврей были одним человеком. Я ощущал в себе и Гитлера, и Сталина и чувствовал полную ответственность за зверства в человеческой истории. Я ясно видел, что проблема человечества не в существовании жестоких диктаторов, но в том Скрытом убийце, которого все мы лелеем внутри наших душ, если заглянуть в них поглубже.

Затем природа переживания переменилась и достигла мифологической размерности. Вместо зла истории человеческой теперь я ощущал атмосферу ведьмовства и присутствия демонических стихий. Зубы мои превратились в длинные клыки, напоённые таинственным ядом, и я летел сквозь ночь на распахнутых крыльях летучей мыши как зловещий вампир. Но вскоре всё превратилось в дикие, тлетворные сцены шабаша ведьм. В этом странном, чувственном обряде все обычно подавленные и затаённые внутри побуждения, казалось, и вырвались наружу, и проживались, и наконец-то исполнялись. И я ощущал, что участвую в тайной церемонии жертвоприношения во славу бога тьмы.

По мере того как из моего переживания начало исчезать демоническое, я всё ещё чувствовал себя потрясающе эротичным и бросился в бесконечные сцены самых фантастических оргий и сексуальных фантазий, и в них я играл все роли. Но сквозь все эти переживания я в то же время продолжал оставаться ребёнком, борющимся в родовых путях, и рождающей его матерью. Стало совершенно ясно, что пол и рождение глубоко связаны, а сатанинские силы имеют важные сцепления с проталкиванием сквозь родовые пути. Я боролся и бился в совершенно разных лицах, против разных врагов, но иногда сомневался, будет ли конец этим напастям.

Затем новая стихия вторглась в моё переживание. Все моё тело покрылось плотскою грязью, липкой и склизкой. Я не мог сказать, моча это или кровь, околоплодные воды, слизь или вагинальные выделения. Те же вещества, казалось, были у меня во рту и даже в лёгких. Я рыгал, давился, гримасничал, отхаркивался, пытаясь удалить это из организма и с кожи. И в тот момент на меня снизошло откровение: мне не нужно бороться. Движение приобрело собственный ритм, и всё, что мне оставалось делать, это поддаться ему. И тогда мне вспомнилось множество случаев из моей жизни, когда я ощущал потребность биться и бороться, а оглядываясь назад, чувствовал, что это было совершенно не обязательно. Как будто я был запрограммирован своим рождением видеть жизнь намного более сложной и опасной, чем она есть на самом деле. Мне кажется, что это переживание смогло открыть мне на это глаза и сделать мою жизнь гораздо более лёгкой и шутливой, нежели прежде.

Четвёртая перинатальная матрица: БПМ-4 (переживание смерти и возрождения)

Эта матрица соотносится с третьей клинической стадией родов — окончательным выталкиванием плода из родовых путей и обрезанием пуповины. Когда мы переживаем эту матрицу, мы завершаем предшествующий трудный процесс проталкивания через родовые пути, достигаем взрывоподобного освобождения и появляемся на свет. Часто это может сопровождаться подробными и правдивыми воспоминаниями об особых сторонах этой стадии рождения. Что может заключаться в переживании анестезии, накладывания щипцов и ощущений, связанных с разнообразными манипуляциями акушеров или послеродовыми вмешательствами.

Воскрешение памяти о биологическом рождении переживается не только как простое механическое проигрывание исходного биологического события, но также как духовно-душевная смерть и возрождение. Чтобы это понять, нужно представить себе, что происходящее в этом процессе включает в себя некие важные дополнительные элементы. Из-за того, что ребёнок в процессе рождения полностью ограничен и не имеет никакого способа выразить крайние чувства и отреагировать на вызванные сильные физические ощущения, память об этом событии остаётся психологически не усвоенной и не проработанной.

Наше отношение к себе и наши установки по отношению к миру в послеродовой жизни сильно заражены напоминанием о той уязвимости, беспомощности и слабости, которые мы пережили при рождении. В каком-то смысле мы были рождены анатомически, но не были вовлечены в это обстоятельство эмоционально. «Умирание» и мучения во время борьбы за рождение отражают настоящую боль и действительную угрозу жизни в ходе биологического рождения. Тем не менее, смерть эго, которая предшествует возрождению, является смертью наших старых представлений о том, кто мы есть, и о том, чему же подобен мир, который был отпечатан травматическим следом рождения и поддерживался памятью об этом моменте, всё ещё остающейся живою в нашем бессознательном.

По мере того как мы проясняем эти старые программы тем, что допускаем их проявиться в сознание, они теряют свою эмоциональную нагрузку и в некотором смысле умирают. Но мы настолько отождествлены с ними, что приближение момента смерти эго ощущается как конец нашего существования или даже как конец мира. Каким бы страшным ни был этот процесс, в действительности он является необыкновенно врачующим и преображающим. Однако парадоксальным образом, в то время как лишь один единственный маленький шаг отделяет нас от опыта изначального освобождения, у нас возникает чувство всепроникающей тревоги и надвигающейся катастрофы невероятных масштабов.

Ведь то, что в ходе этого умирает, — это ложное эго, которое вплоть до этого мгновения нашей жизни мы ошибочно принимали за наше истинное Я. И пока мы утрачиваем все точки соотнесения с тем, что мы знаем, у нас нет никакого представления о том, что же лежит по другую сторону, или даже о том, есть ли там что-нибудь вообще. Этот страх ведёт к тому, что создаётся чудовищное сопротивление продолжению и завершению опыта, вследствие чего без должного руководства многие люди так и остаются психологически застрявшими на этом труднопреодолимом участке.

Когда же мы преодолеваем метафизический страх, связанный с этим важным узловым моментом, и позволяем происходить вещам так, как они происходят, мы переживаем полное уничтожение на всех воображаемых уровнях: физический распад, эмоциональную погибель, умственное и философское крушение, крайнее нравственное падение и даже духовную проклятость. Во время этого переживания все привязанности, всё, что является важным и значимым в нашей жизни, кажется безжалостно разбитым. Непосредственно сразу за этим переживанием полного уничтожения — падением на «космическое дно» — мы переполняемся видениями белого или золотого света, сверхъестественного сияния невероятной красоты, которое представляется сверхчувственным и божественным.