Читаем без скачивания Сироты небесные - Андрей Лазарчук

Вот она, Луна.

Цвета оплавленного кирпича. Дырки, дырки, трещины…

Огибаем. На обратной стороне Луны – лёд. Глыбы, горы льда. Так вот почему вчера не мог найти Антарктиду…

На огибании разгон, потом ещё подработать мотором, пока гравиполе Земли не стало рыхлым. И теперь впереди Венера – следующая цель.

Рядом кто-то ходит. Пока долгий перелёт, можно встать, размяться, попить чайку.

Пустой и длинный коридор, как в купейном вагоне. Все спят, наверное. На окнах чёрные занавеси, чуть колышутся. Чай должен быть в бойлере.

Петька взял кружку, пошёл на тепло. Коридор начал изгибаться. Он оглянулся, чтобы запомнить, из какой двери вышел. На ней была табличка: «ул. Марко Поло, 44, Париж». Не забыть бы…

У окна впереди стоял высокий человек и, отодвинув занавеску, что-то внимательно рассматривал за окном, припав глазами к окулярам большого микроскопа. Спина человека была странно знакомая. Петька подошёл вплотную. Человек не шелохнулся. Петька тронул его рукой за плечо. Под рукой зашуршало. Человек как-то странно осел, Петька заглянул за его плечо – вместо лица у человека был голый череп, надетый глазницами на трубы окуляров. Шуршание нарастало, в костюме что-то сыпалось, стучало…

Петька пошёл дальше, правда, стараясь не совсем отворачиваться от этого странного мертвеца.

Ага, вот открытая дверь и за ней бойлер. Пылающая топка, очень жаркая, над ней – водомерное стекло, в котором что-то мечется, прыгает… Петька открыл кран, оттуда зафыркало, потом полился кипяток. В кружку, вроде бы небольшую, вошло почти ведро кипятка. Балансируя ею, Петька огляделся по сторонам. Напротив двери громоздилась сколоченная из тёмных досок стойка, отполированная множеством прикосновений. На крышке её стояли тарелки, полные крошечных бутербродиков – с заветренным сыром, высохшей колбасой и рыбой, с какой-то чёрной массой… Петька взял один, понюхал. Бутербродик ничем не пах. Откусил – как будто кусочек очень рыхлого мела.

Нет, здесь ловить нечего…

Петька осторожно вышел в коридор. Мертвеца уже не было. Валялись какие-то совершенно истрёпанные пыльные тряпки, из окна торчали трубы окуляров. Хотелось заглянуть в них, но Петька не решился. Микроскоп мог быть чем-то вроде визибла – вон как прокрутило мужика…

Наверное, уже пора обратно.

Обратный путь до двери с надписью «ул. Марко Поло, 44, Париж» оказался много дальше, чем от неё. Такое случалось и раньше, так что Петька не удивился. Но за дверью не было его пилотского кресла, а начиналась очень узкая улочка, обступленная разноцветными, хотя и одинаково тёмными домиками с высокими стрельчатыми окнами и маленькими балкончиками на уровне второго-третьего этажей. На высоком крыльце сидел высокий худой старик и курил трубку.

– О, чёрт… – пробормотал Петька. – Же не саис пас се куе же доис фаире, а враи дире…

– Вон там, чуть подальше, – старик ткнул чубуком трубки. – Красный дом с вывеской «Венера». Там найдёшь. Не удивляйся…

Дом с вывеской «Венера» и двумя красными фонарями над дверью оказался действительно близко. Петька толкнул дверь и вошёл. В крошечной прихожей стояли пианино и кадка с серой от паутины пальмой. Между пианино и кадкой начиналась узкая крутая лестница, ведущая на второй этаж. Балансируя тяжёлой горячей кружкой, Петька стал подниматься…

– Я ведь не умею по-настоящему читать мысли и заглядывать в сны, – сказала Римма. – Только ощущать – и ещё разговаривать с другими Свободными. Мальчику что-то снится, посмотри – глаза под веками так и бегают… и дышит, как волк…

– Ему хочет присниться полёт к звездам, – сказал Антон, быстро сев в кровати. – А я не позволяю.

Голос Антона был какой-то странный, незнакомый, и лицо – чужое. Некрон медленно встал, правой ягодицей ощущая нагретое тельце ПСМа в заднем кармане.

– Кто вы? – тихо спросил он.

– Зовите меня Бэр. Я – император.

– Простите?

– Император. Им-пе-ра-тор. Правда, в изгнании. В бегах. В эмиграции. Вы, как я понял, имеете отношение к реальной власти на этой планете…

– Отпустите мальчика, – сказала Римма напряжённым, на грани взвизга, голосом. – Это… грязно.

Антон с долгим вздохом бессильно лёг – словно из него выпустили воздух.

– Тогда давайте говорить через вас, – сказал, приподнимаясь, Петька. И тоже лёг.

– Хорошо, – сказала Римма. Повернулась к Некрону. Лицо её за несколько секунд сменило несколько выражений: изумления, испуга, боли, пустоты… Потом оно стало насмешливым и чуть высокомерным.

– Так лучше? – спросила она.

Некрон сглотнул.

– Лучше было бы лицом к лицу… – он остановился, не зная, что сказать ещё.

– Не всё сразу. Я ведь скрываюсь не просто так. И – на всякий случай: надеюсь, вы уже поняли, что я продемонстрировал далеко не всё, на что способен?

– Да. Поняли. И похоже, для демонстрации своих возможностей вы убили девятерых мальчиков?

– Простите? Вы это про японцев? Да они живее нас с вами! Я подсунул им мой старый кораблик – думаю, там сейчас весело… Раньше чем через неделю они не вернутся.

Некрон вдруг осознал, что стоит. Он нашарил позади себя стул и опустился на него. Стул скрипнул.

– Так, – сказал он медленно. – Вы держите в руках что-то вроде гранаты, намекая, что можете применить её против нас. Вы от кого-то скрываетесь. И вдруг идёте на риск, привлекая наше внимание. Это значит?..

– Это значит, что времени почти не осталось. Я рассчитывал, что его будет побольше. Но расчеты имеют свойство рушиться в самый неподходящий момент.

– Не осталось времени – до чего?

Римма – или император Бэр – взглянул (взглянула) в глаза Некрона, и тот испытал мгновенный и жестокий испуг – как человек, вдруг оказавшийся над бездной…

– До полной гибели всерьёз, – проговорил император медленно и раздельно, и Некрон не сразу опознал цитату. – Мне необходим прямой непосредственный выход на ваше руководство – на тех, кто по-настоящему принимает решения. Возможно, удастся что-то сделать. Успеть сделать.

– Я должен владеть хотя бы минимумом информации, – сказал Некрон.

– Разумеется, – сказал император. – Как вы уже знаете…

…Как Некрон знал, и знал давно, в Галактике и отчасти за её пределами уже около миллиарда лет существовала организованная общность обитаемых миров, которую земляне – с подачи марцалов – называли Империей. Некоторое время назад – какое точно, сказать невозможно, потому что именно время выступило в качестве переменной величины, – Империя была разрушена космическим катаклизмом неизвестной природы: пространственные и временные координаты многих звёздных систем как бы поменялись местами, и обитаемые планеты оказались заброшены в далёкое будущее, при этом переместившись и в пространстве. Поскольку перемещаться от планеты к планете за разумное время можно только тогда, когда тебе известны все её координаты, то понятно, что такой сдвиг изолировал пострадавший мир надолго, если не навсегда. Многие из переместившихся планет в этой изоляции погибли, но кто-то сумел выжить, развиться, вновь – с огромным трудом – наладить связи. Уже более трёхсот планет вновь собрались вместе, обзавелись центральным правительством и провозгласили себя преемниками и продолжателями той, распавшейся, Империи – которую во избежание путаницы стали именовать Архипелагом. Казалось бы, жизнь продолжается, но…

Катаклизм, разрушивший Архипелаг, не прекратился. Он и не может прекратиться, потому что такова его природа: время и пространство повсеместно и всевременно пересекаются и непрерывно превращаются одно в другое. И это происходит как обвал, как лавина: одно событие влечёт за собой следующие, те – ещё и ещё … Потом всё затихает – до следующего обвала. В таком вот обвалоопасном месте и оказался расположен центр Архипелага – но кто же тогда мог это предвидеть?

Однако были места, катаклизмом не затронутые совсем или почти. Они тоже медленно, но восстановили связи, разорвавшиеся было после исчезновения столичных планет, администрации, почти всего флота… И есть планеты, до которых он докатился только что…

Невозможно объяснить, почему, но эти недавно переместившиеся планеты достижимы как из вселенной Архипелага, так и из нынешней посткатастрофической вселенной.