Читаем без скачивания Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона - Владимир Хазан

Большое спасибо Вам за заботы о моих американских делах. Нужно, конечно, и в этих, как и в прочих делах, терпение. Ведь и с французскими, и с немецкими изданиями долго тянулось, с итальянским все еще тянется. [1]

Между прочим, когда я был в Pontigny, пришло письмо от Karl Einstein’а, [2] в котором он мне сообщает, что он сейчас очень близок к издательству Kiepenteuer <sic> [3] и что он предлагает мне у этого издателя выпустить одну из своих книг. В Pontigny было несколько немцев, между ними Max Scheller [4] и Сurtius [5] (с Шеллером я, между прочим, очень сошелся, он оказалось – в этом я убедился из беседы с ним – хорошо прочел Т<олстого> и Д<остоевского> [6]). Я спросил его о Kiepenteuer’е. Он сказал, что это один из лучших нем<ецких> издателей. Тогда я написал Marcan’у – ссылаясь на Шеллера. Но и это не помогло – Маркан до сих пор не дал своего согласия. Т. к. мне хочется быть оптимистом, то я стараюсь думать, что это к лучшему. И, в самом деле, если только в Германии условия изменятся, все вероятия, что и Маркан будет иметь больше возможностей печатать и эту возможность использует.

Сегодня получил письмо от Гершензона. Он до сих пор жил в санатории под Москвой, теперь едет в Гаспру, под Севастополем. Говорит, что за лето окреп. Я надеюсь, что в Крыму он еще больше окрепнет и что помощь пришла вовремя к нему. Живется им очень нелегко. Все уплотняют – существование постоянно отравляется борьбой за всевозможные мелочи. Вдобавок ко всему жена его руку сломала. [7] Я даже не представляю себе, что с ними было бы, если бы его не поддержали.

Мирра Яковлевна может рассчитывать, что на том свете ей много грехов простят за ее хлопоты! И вообще жизнь в России трудна – а для такого человека, как Гершензон, она ужасна. А В. Иванов – уже в Берлине. [8] Очень жаль, что меня там нет: я бы его Вам показал – есть что посмотреть. [9]

А Вы все-таки, Макс Ефимович, не очень уж погружайтесь в работу и не забывайте «режима». Берите пример с меня: я все отдыхаю и лечусь, лечусь и отдыхаю. Все время почти ничего не делал – только изредка в Вашего Dilt<h>ey заглядывал и каждый раз мысленно благодарил Вас: его книги мне очень и очень полезны… [10]

Из Châtel’a поедем в Vichy. А<нна> Е<леазоровна> могла бы уже уехать, т. к. работа у нее окончилась, но она не хочет меня бросить и пробудет со мной здесь до конца моего лечения, то есть до 20–22/IX. В Vichy наш адрес: Villa le Rocher, Rue du Rocher, Vichy. А где будем жить этой зимой в Париже – пока не знаю. Знаю только, что до 15 октября квартира не будет готова.

Всего Вам доброго. Обнимаю Вас. Привет сердечный Мирре Яковлевне.

Ваш Шестов

P.S. Книги для Наташи еще не пришли: сегодня, завтра придут. Во всяком случае, большое Вам за них спасибо.

* Значительная часть письма – от слов «Между прочим, когда я был в Pontigny…» до «…и пробудет со мной здесь до конца моего лечения, то есть до 20–22/IX» – с мелкими неточностями приведена в кн. БарановойШестовой, I: 312–13.

1. См. прим. 6 к письму 13, от 4 августа 1924 г.

2. Карл Эйнштейн (1885–1940), немецкий писатель, историк искусства, литературный критик.

3. Речь идет о немецком издательстве Густава Кипенхоера (1880–1949), которого Шестов ошибочно называет Kiepenteuer (правильно: Kiepenheuer). В этом издательстве книги Шестова не выходили.

4. Макс Шелер (1874–1928), немецкий философ и социолог, один из основоположников философской антропологии; профессорствовал в Кельне (1919–28), затем во Франкфурте (1928).

5. Эрнст Роберт Курциус (1886–1956), немецкий филолог, переводчик, специалист по романским литературам.

6. Шестов имеет в виду переведенную на французский язык Б. Шлецером свою книгу Les révélations de la mort: Dostoïevsky – Tolstoï (Paris: Plon, 1923), составившую 1-ю часть вышедшей впоследствии книги На весах Иова (1929).

7. Жена Гершензона Мария Борисовна (урожд. Гольденвейзер; 1873–1940), сестра пианиста и композитора, музыковеда и музыкального педагога А.Б. Гольденвейзера. Происшествие, в результате которого Мария Борисовна сломала руку, описано в книге воспоминаний ее дочери:

На лестнице, когда она спускалась к парадному выходу, у нее закружилась голова, она упала и, пролетев вниз целый пролет, инстинктивно уперлась правой рукой в стену с такой силой, что сломала руку повыше кисти. Перелом оказался нехорошим, сломаны были обе кости. Руку положили в гипс и сделали это неудачно. Кость срослась неправильно, так что рука осталась искривленной, и мама ею с трудом владела до конца жизни. <. > Мама была одна дома; папа находился в санатории под Москвой, в Серебряном бору (Н.М. Гершензон-Чегодаева. Первые шаги жизненного пути (воспоминания дочери Михаила Гершензона). М.: Захаров, 2000, с. 257).

8. В августе 1924 г. Вяч. И. Иванов был командирован за границу по линии Наркомпроса и через Берлин отправился в Рим.

9. Образ Вяч. Иванова-философа представлен Шестовым в статье Вячеслав Великолепный. К характеристике русского упадничества (Русская мысль, 1916, № 10, сс. 80-110), прочитанной в виде доклада 4 ноября 1916 г. на заседании Религиозно-философского общества и впоследствии включенной в его кн. Власть ключей. О времени, когда статья создавалась (лето 1916 г.), знавшая обоих и наблюдавшая их вблизи Е. Герцык вспоминала:

Нас с сестрой особенно тешило эстетически, когда сходились Шестов и Вяч. Иванов – лукавый, тонкий эллин и глубокий своей одной думой иудей. Мы похаживали вокруг, подзадоривали их, тушили возникавший где-нибудь в другом углу спор, чтобы все слушали этих двоих. И парадоксом казалось, что изменчивый, играющий Вяч. Иванов строит твердыни догматов, а Шестов, которому в одну бы ноту славить Всевышнего, вместо этого все отрицает, подо все ведет подкоп. Впрочем, он этим на свой лад и славил (Евгения Герцык. Воспоминания. Paris: YMCA-Press, 1973, с. 111).

Параллельное портретирование Вяч. Иванова и Шестова см. в кн. Одиночество и свобода (1955) знавшего того и другого Г. Адамовича (гл. Вячеслав Иванов и Лев Шестов).

10. Вильгельм Дильтей (1833–1911), немецкий историк культуры, философ, литературовед.

16

ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ

Châtel-Guyon

16/IX. <19>24

Дорогой Макс Ефимович!

Получил книги для Наташи и письмо от Вашего племянника. Очень благодарю и Вас и его. Я бы ему написал, но он не сообщил своего адреса – будьте добры, когда увидите его, поблагодарите его за меня. Книги вполне подходят, и больше Наташе уже ничего не нужно.

А теперь разрешите мне несколько слов, или, лучше, просьбу – совсем другого рода. И не о себе, а о сестре, о Фане Исааковне. У нее это лето вышло очень неудачным. У нее были очень большие неприятности – как я уже Вам однажды писал. В чем дело – рассказывать в письме не стану: она сама, когда приедет в Берлин, все Вам расскажет. Но пока, из-за этой ужасной истории, ей пришлось все лето прожить в Париже, и она намучилась неслыханно. И хотя все, к счастью, окончилось благополучно, но так извелась, что ей прежде чем приступить к работе, нужно хоть четыре недели отдохнуть. Сперва она об этом и слышать не хотела, и только после долгих усилий мне и А<нне> Е<леазаровне> удалось убедить ее приехать сюда и подождать Вашего письма. Ей совестно перед Вами, и она все боится, что Вы будете ею недовольны, если она <к> Вам запоздает. [1] И вот я очень прошу Вас, если только Вы находите это возможным, написать ей несколько слов на тему о том, что Вы понимаете, что и ей нужно, после всего происшедшего, отдохнуть, и что Вы ей разрешаете продлить каникулы до 15 октября. Если она получит от Вас такое письмо, это ее успокоит, она полечится под надзором А<нны> Е<леазаровны> и накопит силы, которые ей нужны, чтобы зимой работать. Я очень извиняюсь пред Вами, что принужден доставить Вам новые заботы – но иного выхода нет. Чем скорей придет Ваше письмо, тем спокойнее будет лечиться и отдыхать сестре и тем скорее ей можно будет вновь приняться за прерванную работу. И если б Вы знали, из-за какого вздора ей пришлось так измучиться!

У нас все благополучно. На меня здешнее лечение действует как нельзя лучше. Надеюсь, что зимой смогу уже как следует работать.

Через пять, шесть дней мое лечение кончается, и мы переедем в Vichy, к той хозяйке, у которой мы в прошлом году жили. В Vichy переадресуйте ближайшие письма: Vichy, Villa le Rocher, rue du Rocher.

Всего Вам доброго. Обнимаю Вас. Привет от всех наших Вам и от всех наших и меня Мирре Яковлевне.

Ваш Шестов

1. О Ф.И. Ловцкой как ученице Эйтингона, работавшей под его патронажем, см. упоминание во вступительной статье.

17

ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ

9. X. <19>24

Vichy

Villa le Rocher – Rue du Rocher.

Парижского адреса еще у меня нет -

пока пишите по адресу Сем<ена> Вл<адимировича> [1]

Paris (XVI) Bd. Flandrin, 25

Дорогой Макс Ефимович!

Не знаю даже, как и благодарить Вас за Ваши заботы о моих делах. Я начинаю верить, что, в конце концов, Ваши слова оправдаются и американское издание состоится – благодаря, конечно, исключительно Вашей настойчивости. А если оно состоится – то можно надеяться, что оставшиеся мне годы можно будет посвятить исключительно моей работе, т. к. при средней даже удаче американское издание освободит меня от материальных забот. [2]