Читаем без скачивания Синдикат - Дина Рубина

Мне был скучен этот многозначительный разговор ни о чем, и я пыталась понять — зачем Клещатик его затеял и к чему приплел эти несчастные, давно затерянные и растворенные среди иных племен колена? К чему? Но тема эта, видимо, была вводным словом, вступлением. Я ждала основной речи, ради которой меня сюда и привели.

— Но Бог с ними, с коленами… вернемся к нашим баранам. Так вот, история, традиции — это правильно, это хорошо, но — искусство? Разве искусство меньше значит в деликатной работе с восходящими!

Ной Рувимыч говорил и при этом ловко орудовал пятью, по крайней мере, вилочками, ножами и какими-то нептуновыми трезубцами. Хорошо, что заказала гречку, вскользь отметила я, и не только в диетическом смысле.

— Праздники, привлекающие тысячи и тысячи народу — вот наша цель!

— Зачем? — кротко спросила я.

Он уставился на меня с искренним удивлением.

— Зачем?! Но разве сердце ваше не наполнится гордостью при виде древних Ханукальных светильников, зажженных в Кремлевском дворце съездов?

— Вы просите погрома? — так же кротко, но с искренним любопытством спросила я.

— При чем тут погром! Послушайте, дорогая, у вас какие-то стародавние представления о России. Это объяснимо, конечно: когда вы уезжали в девяностом, в воздухе действительно пахло всякими неприятностями… Но сейчас Россия стала поистине демократическим государством…

Я проглотила еще одну ложку гречневой каши. Видит Бог, эта диета доктора Волкова требовала от пациента колоссального мужества.

— Ной Рувимыч… — сказала я. — На мой стол ежеутренне кладут пачку вырезок из российских газет, этим занимается специальный человек. Каждое утро я читаю своеобразные новости, несколько однобокие, правда, — этого демократического государства. Подожженные синагоги… оскверненные кладбища… ну, и прочие мелочи еврейских будней великой страны.

— Вы не правы! — воскликнул он горячо. — То есть правы в чем-то, без сомнения. Но и то правда, что наш мэр стоит на страже законности. И вот уже много лет мы проводим наши праздники в самых престижных местах столицы!

Он подозвал Кюхельбекера, тот прискакал, Клещатик молча как-то щелкнул пальцами, что-то нарисовал в воздухе, — юноша пылкий через долю минуты примчался с бутылкой вина. Ной Рувимыч с досадой поглядывал на мою тарелку, все еще полную, что лишало его возможности предупредительно спросить: — еще гречки?

У меня же мгновенно испортилось настроение. Я понимала, я уже понимала все его строительные и дипломатические усилия: праздники официально числились за моим департаментом, то есть технически относились к моему бюджету. А я бы предпочла тратить бюджет своего департамента на другие цели.

— Я принесу вам кассету нашего прошлогоднего Праздника Страны. Мы проводили его в Лужниках. Грандиозное зрелище! Семь тысяч народу! Мы с Эсфирь Диамант специально написали песню — «Скажи мне душевное слово»… — Она исполняет ее довольно часто… Стихи наши, совместные… Не приходилось слышать?

Я помотала головой, глотая еще одну ложку гречки.

— Словом, пора уже готовить программу… Мы привлекаем звезд эстрады. В этом году у меня родилась замечательная идея — устроить праздник на ледовой арене.

— Зачем? — промычала я, уткнувшись в тарелку.

— Как — зачем?! В пропагандистских целях: гигантское ледовое шоу!

— В Израиле нет льда, — угрюмо заметила я. — Что вы собираетесь пропагандировать?

— Но это же грандиозно: представьте себе — выезжает пара фигуристов и вывозит на арену огромный флаг Израиля! Такого еще не было, а?

Я отодвинула тарелку. Он заметил это и заторопился:

— Мы еще успеем обсудить наш будущий праздник. А вот насчет вашего семинара по искусству — где вы собираетесь его проводить? Я могу предложить замечательную базу. Дом отдыха «Пантелеево».

Я вздрогнула. Вспомнила угрожающе расширенные Яшины глаза.

— «Пантелеево»?! Ни в коем случае! Только не «Пантелеево»!

Я даже не пыталась вообразить ужасное это место. Я полностью доверяла Яше.

Ной Рувимыч поднял брови, понимающе улыбнулся.

— Дело в том, — сказала я торопливо, — что цель нашего семинара-пленэра — это создание литографий на библейские темы. Следовательно, это работа художников с литографскими камнями, которых нет нигде, кроме как в доме творчества… Технологический процесс такой, понимаете? Сначала художник рисует специальным литографским карандашом или краской, в состав которой входят жиры. Потом печатник протравляет кислотой готовый рисунок на камне, так что сам камень протравлен, а рисунок остался, затем специальным валиком наносит краску для печати, накладывает бумагу и сдавливает ее прессом…

— Интере-е-сно… — протянул Ной Рувимыч… — Забавный процесс. Надо бы как-то попробовать самому.

— А вы рисуете?

— О, у меня талантов много, — снисходительно улыбнувшись, сказал Ной Рувимыч. — Вот мы познакомимся с вами поближе, вы убедитесь… Хотелось бы дать вам почитать кое-что из моего… Не сомневаюсь, что и в литографии удалось бы мне сотворить что-то оригинальное…

Всю жизнь сдавленная меж отцом и мужем, — двумя художниками, угрюмыми профессионалами, — я была удивлена такой вдохновенной легкостью, но промолчала.

— О'кей, — встрепенулся Ной Рувимыч, — не станем расстраиваться по пустякам, мне важнее ваше хорошее настроение. Но обещаю, что в самом скором времени литографские камни в «Пантелеево» будут… А пока… уверяю вас, что о технической стороне дела вы можете не беспокоиться. Сегодня же к вам позвонит Ниночка, и вы только продиктуете ей список того, что понадобится для вашего оригинального мероприятия… Я рад, что Синдикат наконец привлек к работе человека творческого. Давно пора! Сказать по правде, не любил вашего предшественника… А с вами — я уже вижу — мы подружимся… И только не говорите мне, что работа в Синдикате помешает вам писать книги!.. Я ведь и тут могу быть полезен…

Вот этого Ной Рувимычу не стоило говорить.

Меж нами повисла пауза. И пока она длилась, наливаясь моим, мгновенно вспыхнувшим бешенством, он понял, что сказал лишнее…

— Чем же? — наконец спросила я, уже не следя за интонацией. — Свои книги я пишу сама. Без подрядчиков.

Он мягко рассмеялся. Налил в мой бокал минеральной воды, принесенной Кюхельбекером, дружественно потрепал меня по руке.

— Милая, да кто ж осмелится… Я говорю о другом… О главном, — о том, что наступает после того, как книга написана… Весь дальнейший процесс… промоушен… телевидение, радио… рецензии… тиражи… Букеры-мукеры… Такой искрометно смешной роман, как ваш…

Ай-яй-яй…

По выражению моего лица он сразу понял, что оскользнулся. Так танцор, стемпист, оскальзывается на яблочной кожуре, на апельсинном зернышке, и уже весь филигранно отработанный номер летит к чертям. Ной Рувимыч не читал ни одного моего романа, ему насвистал мелодию Хаим из известного анекдота. Судя по всему, ему и литературную мою биографию насвистали очень приблизительно, десятилетней давности…

Он знал по опыту, что купить можно всех. Он всех и покупал — за разную цену, конечно. Меня тоже собирался купить для каких-то своих нужд, о которых я пока и понятия не имела; догадывался, что валюта тут должна быть нестандартная… Но не подготовился должным образом, не вызнал предварительную цену… И понял сразу, что обед закончен.

— Ну, у нас еще будет время поговорить обо всем, — легко и поспешно произнес он. — Я уверен, что нас ждут большие и интересные дела. А пока… — он полез во внутренний карман пиджака, достал компьютерную дискету и ласково и многозначительно положил на стол у моей тарелки. Я взглянула. Обычная черная дискета с затрепанной белой наклейкой, на которой карандашом написано: «база данных золотых медалистов — 2000 год».

— Что это? — спросила я.

— Маленький сувенир, — сказал Ной Рувимыч. — Гостинчик. Леденец на палочке…

Я задумалась, прикинула… Из золотых медалистов можно было выудить ребят, имеющих мандат на восхождение, и соорудить из них какой-нибудь нестандартный, интересный проект… Что-нибудь человеческое…

— Спасибо, Ной Рувимыч! — искренне сказала я, пряча дискету в сумку. И поднялась.

— Я отвезу вас обратно, — сказал он…

— Не надо, благодарю вас…

— Но… как же вы?.. Одна?..

Что там говорить — Ной Рувимыч был в курсе инструкций департамента Бдительности.

— Да так, — сказала я. — Пошляюсь немного…

Я действительно собралась погулять по Тверской. Через час на Маяковке у меня была назначена встреча с Мариной.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл moskva

«…литературная жизнь столицы протекает не то что вдали от меня, но в значительном отдалении. Меня приветливо встречают в редакциях журналов и просят приносить „новенькое“, охотно публикуют, приглашают на торжественные вечера по случаю вручения премий… Была на днях на одном таком вечере одного из авторитетных литературных журналов. Они сняли для этой церемонии особняк на Тверской. Большой красивый зал, битком набитый литературной братией. В воздухе, пониже люстр, но значительно выше голов, носились едкие облачка ревности, тревоги, смятения, зависти и душевной боли такого напряжения, что ее можно пощупать, как материю… Я улыбнулась одному, кивнула другому, третьей… и ретировалась, чтобы не разболелась голова от такого атмосферного давления…