Читаем без скачивания Запонки императора, или орехи для беззубых - Лариса Исарова

Мы двинулись по тротуару.

— Разве вы не рэкетир? — спросила я небрежно.

Он поперхнулся, посмотрел на меня и засмеялся.

— Вы были шестеркой Карена?

— Больно надо, у меня свое дело… — Голос хоть и был задирист, но не тверд.

— Откуда вы узнали, что его убили?

Он молча шагал рядом, и я заметила, что он все время оглядывается. Нет, спокойствия в его душе не было, он скорее напоминал дичь, а не охотника.

— Ко мне в бар пришли эти сопляки, чернявые гниды, и потребовали: ставь полсотни тысяч, а то пойдешь за Кареном… Ну, я их лбами стукнул, щенков злобных, не поверил, значит, а тут Марат прибежал, подтвердил, он среди многих крутился, себе цену набивал. И о картине, и о запонках, звонарь безмозглый…

…И этот путь оказался тупиковым.

В прокуратуре

Получив пропуск, я довольно легко нашла нужный кабинет и возле него увидела в кресле Лизу. Мы были удивлены такой встречей, и она с возмущением произнесла:

— Безобразие! Заставляют тратить время, а никого нет на месте. Неужели и тут бегают во время рабочего дня за колготками?

Потом оценивающе посмотрела на меня и спросила:

— Вас вызвали из-за «тети Лошади»?

Я пожалa плечами.

— Вместо того, чтобы охранять коллекционеров, нас дергают с дурацкими вопросами. Представляете, в прошлый раз они допытывались, как мы составили свою коллекцию! Это-то при нашем бюджете? Ну, объясните, почему я, доктор наук, обязана доказывать, что не являюсь преступницей? Пусть они мне предъявят факты незаконности моих действий!

Ее некрасивое, но породистое лицо покраснело.

— Представляете, два часа терзали вопросами, что и как я меняла с «тетей Лошадью»! Можно подумать, что я навела на нее преступников. Да она сама была так нечистоплотна, так жадна…

— О мертвых или ничего, или только хорошее…

Мне стало неприятно. Единственным человеком, которого «тетя Лошадь» любила и уважала, была Лиза.

— А вы знаете, что она ходила последние годы постоянно на вернисаж и подстерегала несчастных старух, выторговывая за гроши редкости? Она мне предлагала бисерную картину за пятьсот рублей, а потом созналась, что купила ее за десятку…

— И вы купили?

— Она не захотела мне уступить, я давала триста… А последний раз я видела у нее рукодельный набор тульской работы. Представляете, яйцо из слоновой кости, инициалы стальные, с бриллиантовой огранкой, а внутри — игольник, ножницы, катушечки… ах! — У нее даже дух занялся от зависти. — А как она была надоедлива и бесцеремонна! Могла прийти без звонка, точно самый желанный гость, и, усевшись, начинала все вещи ругать или выпрашивать.

Лиза раздраженно расстегивала и застегивала новый вязаный жакет своей работы, как всегда, необыкновенно удачно сочетавшийся с юбкой и дорогими, хоть и не очень заметными, украшениями. Больше всего она любила эмалевые серьги-негритята, с маленькими алмазами. «Тетя Лошадь» постоянно пыталась их у нее выцарапать, но Лиза никогда не меняла по-настоящему хорошие вещи.

— А вы не знаете, кому достанется ее коллекция? Ее не собираются пускать на аукцион?

— Она говорила, что завещала вещи музею, тем более что многие там и находились на хранении… Но обещала наследство…

— Вы у нее что-нибудь приобрели в последнее время? Говорили, что она не брезговала скупать и краденые вещи…

— Но вы тоже от них не отказывались, она рассказывали о какой-то уникальной бисерной скатерти…

— Наглая ложь! — По лицу Лизы пошли синеватые пятна, и я заметила, что попала в цель.

Но тут в коридоре появился Юрка, «важняк», очень официально пригласил меня в кабинет, где начал задавать традиционные вопросы, точно видел меня первый раз в жизни. Я отвечала лаконично и четко. Запонки грелись на моей груди, и я еще не решила, как с ними поступить.

После серии официальных, зафиксированных показаний я спросила:

— Скрипача нашли?

Он молча посмотрел на меня и стал копаться в бумагах.

— О Марате ничего не слышно?

Он мазнул взглядом по моему лицу и неожиданно бросил передо мной веером фотографии. Когда-то «тетя Лошадь» так же швырнула деньги, чтобы купить моего Шагала.

Я только взглянула и зажмурилась… Жестокость была патологическая.

— Дать воды?

Я молчала, не открывая глаз, пытаясь прогнать увиденное из памяти. Я давно презирала этого человека, давно не доверяла, но такая страшная смерть!

— Разве ты в этом не виновна? Если бы сразу позвонила в милицию… Ведь я могу привлечь тебя за сокрытие сведений по убийству…

— Откуда я знала, что его убьют? Он со всякими подонками якшался…

— Струсила? Побоялась связываться?

Его голос шуршал где-то вдалеке, а я все пыталась понять, почему сбежала из квартиры Марата и не попробовала помочь ему? Но ведь он держался с ними, как хороший знакомый, ни о чем не предупредил, продавал меня всем, кто мог дать приличную цену, пытался быть моим сутенером…

— Так и будешь молчать? Ну-ка, встряхнись, возьми себя в руки…

Я открыла глаза, и мне показалось, что прошло уже много времени.

— У него были родственники?

— Кажется, были.

— А ты никого не знала лично?

— Вы разыскали родных Карена? — задала я встречный вопрос.

Он усмехнулся.

— Боишься раздела имущества'’!

Меня охватила злость, и я решила ничего не говорить.

Неожиданно «важняк» отложил ручку, прикрыл протокол и сказал, глядя на меня в упор:

— А ведь в университете я мечтал о тебе…

Я даже растерялась и ничего умнее не придумала, как спросить:

— Твой кабинет не прослушивается?

— Ты была такой яркой… — продолжал он будто не расслышал моего вопроса.

— Я так постарела?

— И кем ты стала? Просто в голове не укладывается… Ну, современные девочки для радости…

— То есть шлюхи…

— Хоть оправдание имеют: безотцовщина, алкоголики в семье, без профессии…

— А сколько с высшим образованием сидят в «Космосе»?!

— Но ты знала языки, танцевала индийский танец в нашей самодеятельности, помнишь? На всех вечерах…

— И еще — вожу машину, печатаю на машинке, стенографирую и работаю на компьютере…

Глухо. Он меня не слушал.

— И ради шмоток, бабок…

— Ради независимости…

— Обидно, такой человеческий материал пропал…

— Да что ты меня хоронишь…

Без толку. Юрка вел свою партию без учета реплик партнерши.

— И хоть бы слезинку проронила… Видишь, что сделали с Маратом? Ты же с ним тоже жила.

— Мало ли с кем я жила! На всех слез не хватит…

Мой вызов его не тронул.

— Почему ты уперлась, как баран…

— Овца будет ближе…

— Ведь ты, по сути, осталась честным человеком…

Тут мое терпение лопнуло, и я поднялась.

— А вот оценки мне не нужны. И вообще мои эмоции прокуратуру не касаются. Отметьте пропуск, гражданин следователь, я правильно вас называю?

Он внимательно посмотрел на меня, слегка усмехнулся и сказал на прощание:

— Если к тебе опять придут, позвони по этому телефону.

Я посмотрела на визитку и пришла в полный восторг. Там стояло: парикмахер-модельер. На русском и английском языках.

Эта конспирация меня так развеселила, что я долго улыбалась, проходя по Столешникову на Тверскую. И даже решила пройтись до дома пешком, чтобы разобраться в своих чувствах и поступках.

Если быть честной, гибель Марата меня не огорчила. Нет, конечно по-человечески его было жалко, но это первый случай в моей жизни, когда судьба наказывала подлого человека. Страшное возмездие казалось почти справедливым.

Но почему мне до боли жаль «тетю Лошадь», Карена? Они тоже были далеко не ангелами, но в их действиях ощущался размах, им были чужды шакальи поиски объедков. Хотя стоит ли копаться во всем этом? Чем я лучше? Воспоминания о лжеамериканце и шейхе почти стерли добрую память о Карене. Он вышвырнул меня при первой осечке. И дурил, как младенца, разговорами о счете, долларах…

Вдова Карена

Вечером позвонила вахтерша и сказала, что меня ждет какая-то женщина.

— Какая женщина?

— Ну, из этих, восточных…

Я пожала плечами, но женщин не боялась, а потому открыла дверь.

Передо мной стояла толстая старая армянка с темными усами над губой, измученным лицом и растрепанными седыми волосами под черной косынкой.

— Вы ко мне?

— Вай-ме, деточка, я жена… нет, страшно сказать, вдова Карена.

Я часто пыталась представить законную спутницу моего любовника, и теперь при виде ее по моей спине пробежали мурашки.

— Раздевайтесь.

Я повесила старенькое черное пальтишко из плюша на вешалку и пропустила ее в комнату.

— Вай-ме. и фотографии его нет! Не заслужил, значит. А я цветочки принесла, чтобы положить…