Читаем без скачивания Маска красной смерти - Бетани Гриффин

— Возможно, только возможно, мы сможем использовать недовольство на благо города, — его глаза ловят мои и удерживают.

Часы бьют из спальни за нами. Сейчас середина ночи, а мы тут, в личных покоях, которые принадлежат ему одному.

Элиот встает, потягивается и идет к бару. Он наливает напитки в тяжелые резные стаканы и протягивает один мне.

— За благо города.

Легкий стук прерывает наш тост. Это Уилл.

— Я нашел паровую карету вашей сестры, — говорит он. — Воры содрали золотую облицовку с боков, и швейцар отогнал ее к стойлам.

— Стойлам? — прерывает Элиот.

— Где лошади раньше находились...

— Я знаком с термином. Я хочу изучить карету утром.

— Скоро уже утро, — Уилл смотрит на меня, не на Элиота.

Я выдвигаю стул из-за стола.

— Мне нужно домой.

— Езда по городу может быть опасна. Мы должны провести ночь здесь, — Элиот указывает на спальню. — Так безопаснее.

— Нет, — говорю я, потому что Уилл слушает. Потому что я трогала Элиота, когда он боролся с маской, и затем дотрагивалась до его шрамов. Потому что он странно смотрел на меня, пока наливал мне выпить.

Ненавижу интимную насмешку в голосе Элиота, и то, что Уилл это слышит и может подумать, что все правда.

— Улицы больше не безопасны, — говорит Элиот.

— Моя мать волнуется, — говорю я. — Я не могу остаться здесь.

Я слышала, как он говорил с моей мамой, словно она одна из тех, кто нуждается в защите. Потому я не удивлена, когда он произносит:

— В таком случае... — он поворачивается к Уиллу, который не делает попытки притвориться, что не слушал наш разговор. — Были ли ночью возмущения?

— В нашем районе было тихо, — говорит Уилл. Он смотрит на шприц. Я и забыла, что он лежит на столе.

Элиот прослеживает за его взглядом и убирает в карман шприц.

— Мы не хотим расстраивать миссис Уорт. Или достопочтенного доктора Уорта, — его тон несколько неприятный, но он делает то, что я хочу, а потому я ничего не говорю.

Мы следуем за Уиллом по коридору и двум лестничным пролетам. Несколько человек все еще в клубе расселись по углам, комнатам и альковам.

— Карету вашей сестры пригонят сюда, когда вы будете готовы ее осмотреть, — говорит он Элиоту. — Будьте осторожны.

— Она всегда со мной в безопасности, — я перевожу взгляд с одного на другого и обратно. Измученная, молчаливая. Элиот в карман за словом не лезет. — Идем, любовь моя.

Я вспыхиваю.

Уилл бледнее, чем обычно, его тату выступают на коже. Он настолько сильно принадлежит этому месту, что почти невозможно поверить, что и другим он принадлежит тоже. Он беззвучно что-то произносит, но я никогда не умела читать по губам.

Элиот берет мою руку, и мы выходим наружу, погружаясь в темноту.

— Раньше в некоторых частях города использовались газовые фонари.

Он зажигает два фонаря и вешает их на переднюю часть кареты, ну, теперь наша видимость немного лучше, чем нулевая. Полная луна не освещает так хорошо, как можно было бы ожидать. Здания, обрамляющие улицу, выпивают почти весь свет.

Когда мы отъезжаем от Клуба Разврата, тьма очень бедно разгоняется фонарями. Закутанные в плащи фигуры скользят в зону видимости и из нее. Глаза Элиота следят за ними сквозь мглу. Я тяжело вдыхаю и указываю на них, хотя фигуры двигаются быстро и уже растворились.

— Люди Малконента, — он ведет медленно, беспокойно.

Полная луна удлиняет тени. И затем, на мгновение, все погружается во тьму. Что-то загораживает луну. Я вспоминаю игрушечный воздушный корабль Генри, когда смотрю вверх, но небо полно лишь облаков.

Элиот дергает рычаг, и паровая карета совершает скачок вперед.

— Если тебе когда-нибудь понадобится спрятаться, знай, что по всему городу расположены входы в катакомбы. Они выглядят, как канализационные крышки, но промаркированы открытым глазом.

— Катакомбы обозначены в твоей книге, — говорю я.

Он быстро кивает.

— Многие переходы по всему городу были уничтожены, но теперь я как минимум знаю, где они были.

— Ты ищешь способ разместить своих солдат, — предполагаю я. — Или способы провести их через город.

— Мне нужны способы организации. Мой отец знал, что архитекторы и каменщики, сконструировавшие город, построили и секретные комнаты, и туннели, просто ради соревнования.

— У солдата в Тауэрс была брошь с глазом на лацкане. Как на записке, что ты мне прислал. И на книге.

— Это был символ секретного сообщества отца. Я перенял его. Просперо убил всех членов сообщества, потому их секретные места в большинстве своем все еще неизвестны, и теперь у меня есть то, что может быть полным набором их карт, спасибо тебе.

Я рассматриваю здания по обе стороны дороги, представляя, как много людей верны Элиоту, желая, чтобы мы могли спрятаться в катакомбах уже сейчас. Если кто-то атакует нас, это будет моя вина, это я потребовала отвезти меня домой.

— В следующий раз я буду настаивать, чтобы мы подождали с выездом до утра. Ты можешь спать в моих апартаментах.

Он принимает мое молчание за дискомфорт и продолжает.

— Не переживай. Я могу спать в гардеробной.

— Я не волнуюсь, — говорю я, напрягая зрение, чтобы смотреть сквозь толстый ночной воздух. — В действительности я даже не нравлюсь тебе.

— Ты себя недооцениваешь, — его голос напоминает мне о первой нашей встрече, когда он спросил, что такая девушка как я жаждет забыть.

— Нет. Это не так. Даже моим родителям я не нравлюсь. Они хотят, чтобы я была мертва, а мой брат выжил. Мой брат нравится всем.

Он смеется.

— Так значит, я рискую жизнью, отвозя тебя, домой посреди ночи, а твоих родителей это даже не волнует?

Я не смеюсь вместе с ним, и, конечно, он это замечает. Он всегда замечает. Когда он снова начинает говорить, его голос мягче.

— Мой отец хотел, чтобы Эйприл была его сыном. Он был беспощаден, а я был мечтателем.

Луна тускло светит из-за облаков. Мы живем во влажном тумане. Даже ночью, когда прохладно, воздух тяжел от влаги.

Здания наклонились над улицей, которая немного больше не заасфальтированной дорожки. Карета Эйприл никогда бы не пролезла по переулкам, какие, кажется, предпочитает Элиот. Бельевые веревки протянуты через улицу, одежда покачивается от ветра. Это был рабочий район, раньше, когда рабочие места еще имелись. Воздух здесь пахнет жиром жареного мяса, и еще один аромат, кажется, это какие-то специи. Руки Элиота на рулевом колесе теперь менее напряжены, я делаю глубокий, успокаивающий вдох.

Что-то мерцает на дороге перед нами.

— Элиот!

Провода натянуты через дорогу, я обхватываю себя, когда паровая карета кренится влево, и мы оказываемся в груде щебня.

Я обнаруживаю темные, завернутые в плащи фигуры, что-то движется.

— Они установили для нас ловушку, — тихо говорит Элиот.

Я обхватываю свою руку прямо над локтем, так сильно, что это причиняет боль. Мы уязвимы с фонарями, горящими в темноте.

Я вижу вымпел с черной косой, вывешенный на соседнем окне.

— Элиот, — мой голос дрожит. Я хочу, чтобы он повернул назад, вытащил нас отсюда, но вместо этого он шарит в темноте за сидением. Улица тиха, за исключением мурлыканья нашего двигателя. Элиот приклеивает флаконы с жидкостью к маленькой свече. Он передает мне спички.

— Подожги фитиль.

Я зажигаю его непослушными пальцами и отдаю обратно. Мгновение он смотрит на конструкцию, затем бросает на улицу перед нами.

Она разбивается, и вспышка света перед взрывом сотрясает узкую улочку.

Элиот улыбается и поворачивает карету в плотном круге.

— Кого из нас с тобой, думаешь, хочет заполучить Преподобный?

Я смотрю на распятие в задней части паровой кареты.

Элиот хватает крокодилий череп, швыряет его на улицу, где тот разбивается на миллион белых кусочков. Он не избавляет от золотого распятия. Мы развернулись. Огонь позади нас. И некому его потушить. Дерево начинает гореть, а затем и черепица на самом верху крыши.

— Когда буду руководить городом, я снова обзаведусь пожарной командой, — говорит он.

Моя рука пульсирует в месте, где ее ранили крокодильи зубы.

Воздух такой плотный в этой части города, что я могу положить руку и почувствовать конденсацию, оседающую на коже. В свете пламени я вижу ряды арочных окон. Стекло бесследно исчезло, и летучие мыши визжат внутри, бьют крыльями в темноте.

Путь до дома бесконечный. Элиот сворачивает обратно на главную улицу и придерживается ее. Внешний вид церквей, мимо которых мы проезжаем, меня угнетает. Они связывают вместе районы, высокие и гордые твердокаменные здания со шпилями и колокольнями.

Наконец, силуэт Аккадиан Тауэрс вырисовывается перед нами.

— Почти на месте, — говорит Элиот.

Я хочу быть дома. У кареты Эйприл хотя бы были стражи.