Читаем без скачивания Остров фарисеев. Фриленды - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разведенных дам, которые не сумели сохранить своего положения в свете, Кэссеролы не приняли бы у себя, поскольку питали слишком большое уважение к браку. Шелтон встретил тут и американок (но только не американцев), которых все считали «страшно забавными», и евреев – банкиров или любителей скачек, – а также нескольких джентльменов, занимавшихся или собиравшихся заняться кое-какими сделками, которые то ли выгорят, то ли не выгорят, или же взявших, а может, только еще собиравшихся взять, подряды, на которых они, возможно, попадутся, а возможно, и нет.
Шелтон знал, что в этом доме не станут принимать тех, кто в самом деле попал в беду, ибо этих леди и джентльменов ценили отнюдь не из сочувствия к ним – к чему такая сентиментальность! – а за их шик, их туалеты, остроты, осведомленность по части скаковых лошадей, за их умение играть в бридж и за их автомобили.
Короче говоря, это был один из тех семейных домов, в которых ищут прибежища люди, чей слишком шикарный образ жизни едва ли позволит им долго продержаться на поверхности.
Хозяин дома – делец из Сити, с седой шевелюрой, гладко выбритым лицом и выпяченной верхней губой, – силился понять смелые намеки своей дамы, громкий голос которой был слышен на другом конце стола. А Шелтон уже больше не пытался понять своих соседок и все внимание сосредоточил на обеде, который все гости, несмотря на разнородность вкусов, были вынуждены признать настоящим чудом кулинарного искусства. Он даже вздрогнул от неожиданности, когда мисс Кэссерол повернулась к нему и сказала:
– Я всегда говорю, что самое главное – быть веселой. Даже если вам совсем не смешно, все равно надо смеяться: это так шикарно – быть занимательной! Вы со мной не согласны?
– Превосходная философия!
– Не все мы гении, но быть веселыми мы все можем.
Шелтон поспешил изобразить на лице веселость.
– Когда родитель бывает не в духе, я говорю ему, чтоб он немедленно перестал дуться, а то я закрою дом и уеду. Что пользы в том, что человек сидит с несчастным видом и хандрит? Кстати, вы не собираетесь покататься в коляске четверней? Мы едем целой компанией. Будет страшно весело; самое шикарное общество!
Пышные плечи, волнистые волосы (явно не более двух часов назад побывавшие в руках парикмахера) могли бы заставить Шелтона усомниться в добродетели мисс Кэссерол, но сквозившая в ее взгляде расчетливость и то, как старательно она проглатывала окончания слов, неопровержимо доказывали ее принадлежность к наиболее респектабельной части присутствующих. До сих пор Шелтону никогда не приходило в голову, до чего это шикарная женщина, и, сделав над собой усилие, он предался такому вымученному веселью, от какого затосковал бы любой француз.
Когда мисс Кэссерол покинула его, Шелтон вдруг вспомнил взгляд, который она бросила на сидевшую напротив них даму – настоящую хищницу. Этот завистливый, испытующий взгляд, казалось, спрашивал: «В чем же секрет этого твоего шика?» Раздумывая над тем, что могло вызвать подобную зависть, Шелтон заметил, с каким заискивающим, почтительным видом хозяин дома расхваливает человеку с ястребиным носом достоинства поданного на стол портвейна, – зрелище довольно жалкое, ибо человек с ястребиным носом был явно из породы отпетых мошенников. Чем порок так притягивает к себе степенных буржуа? Что это: желание прослыть оригинальным, боязнь казаться скучным или просто они с жиру бесятся? Шелтон снова взглянул на хозяина дома, который еще не кончил перечислять великолепные качества своего портвейна, и ему снова стало жаль его.
– Так значит, вы женитесь на Антонии Деннант? – послышался голос справа; по грубоватой небрежности, с какой были произнесены эти слова, в говорившем можно было сразу признать человека родовитого. – Прехорошенькая девушка! Кстати, у этих Деннантов прекрасное поместье. Вы, знаете ли, счастливчик!
Это говорил старый баронет с маленькими глазами и смугло-красным лицом, брюзгливый и хитрый. Он вечно сидел без гроша, но со всеми был запанибрата и, как человек предприимчивый, общался не только с лучшими, но и с худшими людьми, а потому каждый день обедал где-нибудь в гостях.
– Этакий вы счастливчик! – повторил он. – У него чертовски хорошая охота, у этого Деннанта! Только дичь там летает уж очень высоко: в последний раз, когда я у них охотился, хоть бы одну птицу подстрелил. Прехорошенькая девушка! Этакий счастливчик!
– Вы правы, – скромно согласился Шелтон.
– Хотел бы я быть на вашем месте! Кстати, кто это сидел рядом с вами, с другой стороны? Я так чертовски близорук… Миссис Каррузер? Ну конечно!
И губы его расплылись в улыбке, которую, не будь он баронетом, можно было бы назвать плотоядной.
Шелтон понял, что в кладовой его памяти хранится табличка, исписанная анекдотами, цифрами и фактами, касающимися этой дамы. «Старое пугало считает меня счастливчиком, – подумал Шелтон, – потому что у него не заведено таблички на Антонию».
Но старый баронет уже отвернулся и с улыбкой лощеного циника стал прислушиваться к тому, о чем злословили его соседи справа.
Слева от Шелтона двое джентльменов вели оживленный разговор.
– Как! – воскликнул один из них. – Вы ничего не коллекционируете? Не может быть! Все что-нибудь да коллекционируют. Я просто не знаю, что стал бы делать без моих картин!
– Нет, я ничего не коллекционирую. Бросил после того, как меня надули с Уокерами.
Шелтон, ожидавший услышать какую-нибудь более возвышенную причину, принялся медленно потягивать мадеру. Хозяин дома «коллекционирует» это вино, а цена на него непрерывно растет. Каждый день его не попьешь: оно стоит две гинеи бутылка! А как увеличивается его ценность при одной мысли, что оно недоступно для других! Восхитительный напиток, и цены на него все растут! Скоро его совсем нигде не достанешь – это потрясающе! Тогда никто, вообще никто не сможет отведать его!
– Хотелось бы мне иметь немножко такой мадеры, – сказал старый баронет, – но я уже выпил все свои запасы!
«Бедный старикан, – подумал Шелтон. – Ведь если разобраться, не такой уж он плохой… Мне бы его цепкость!.. У него, должно быть, очень здоровая печень».
Гостиная
