Читаем без скачивания Проект «Джейн Остен» - Кэтлин Э. Флинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, до чего же скверно. — Я повернулась в сторону, куда он посмотрел, и уперлась взглядом в миниатюру, стоявшую на каминной полке между фарфоровым спаниелем и шкатулкой для свечей. — Это ее портрет? — спросила я, хотя и так знала ответ.
Элиза Хэнкок в юности: большие темные глаза, остренький подбородок, озорная улыбка и пышная прическа по моде восемнадцатого века. Мастерица частной переписки и светская кокетка. Когда она овдовела, за ней начали ухаживать сразу два кузена. Преуспел в итоге Генри, а его старший брат Джеймс, священник, остался не у дел. Что, вероятно, стало причиной некоторой натянутости в их отношениях, несмотря на то что в семье Остенов все друг друга очень любили.
— Ее нет уже два года. — Он снял миниатюру с полки и передал мне.
Я всмотрелась в портрет.
— Соболезную вашей потере. — Я перевела взгляд на него и по тому, как он торопливо вскинул лицо, поняла, что он рассматривал мою грудь. Которую, в его оправдание, не заметить было трудно: по моде 1815 года акцент в вечерних нарядах делался на декольте — корсет нескромно выталкивал грудь вверх, но, в отличие от повседневных образов, ту не прикрывали фишю или короткий жакет-спенсер.
Удивленная и слегка пристыженная, я, кивнув, вернула ему портрет и оглядела гостиную, отчаянно надеясь придумать новую тему для беседы. Комната, представшая передо мной, имела продуманно-обшарпанный вид: разнообразная мебель в кожаной обивке, стопки книг и дорогого вида турецкий ковер, впрочем, довольно истертый.
— Ваш дом очень удачно расположен, здесь решительно пастораль. — Район Челси в то время был скорее деревней и к Лондону не относился. — Вы давно здесь живете?
С виду увлеченный атласом, Лиам в разговор не вмешивался. Но именно в этот момент оказавшись в выгодном положении за спиной у Генри, он посмотрел на меня и с улыбкой кивнул. Он насмехается над моими навыками ведения беседы или это знак одобрения? Почему он не приходит мне на помощь?
— Почти два года, но я хорошо здесь обжился. Надеюсь, что переезжать отсюда мне придется нескоро.
Генри поселился здесь после смерти Элизы, видимо, потому что хотел избежать печальных ассоциаций, связанных с предыдущим домом. Я знала, что переехать ему все же придется — и довольно скоро. Когда его банк разорится, он лишится этого дома вместе со всем его содержимым и навсегда покинет Лондон. Никаких больше званых ужинов, походов по театрам и визитов родственников, живших за городом: он примет сан и до конца жизни будет нуждаться в деньгах. Знать, что ждало его в будущем, было странно; это чувство навевало горечь и некую меланхолию.
— Ах, вот и остальные. — Он повернулся на звук голосов, донесшихся из холла. — Сегодня очень скромный прием; надеюсь, вы не против. Только мистер и миссис Тилсон — они мои соседи и практически родня мне, моя лондонская семья. Настоящие мои родственники — провинциалы до глубины души. Кроме моей сестры Джейн — она жила бы здесь, если бы могла.
— До чего необычно, — сказала я. — И почему же?
Он, кажется, не ожидал такого вопроса.
— Она обожает наблюдать за людьми, а здесь их большое разнообразие.
— Вы не думали перевезти ее сюда после смерти вашей супруги? — спросила я — меня снедало любопытство, но вопрос был все же слишком личным, чтобы задавать его тому, с кем я только что познакомилась. Поэтому я добавила: — Но я что-то увлеклась предположениями. У нее, вероятно, есть собственный дом, которому нужна хозяйка.
— Она не замужем, — сказал он. — Но да, она живет с нашей матерью и еще одной сестрой в Гемпшире, так что дом у нее есть. Мне бы и в голову не пришло вырвать ее оттуда с корнем, да и остальные воспротивились бы. Впрочем, она довольно часто здесь гостит — и скоро приедет снова. Возможно, вы и сами захотите с ней познакомиться.
Я склонила голову набок, надеясь, что он говорит всерьез, но тут в гостиную вошли Тилсоны, и ответить ему я не успела.
Они были примерно одного возраста с Генри, но выглядели старше. Мистер Тилсон был благодушен, румян и пышнотел. Когда мы сели ужинать, я изумилась тому, сколько он ест. В один момент его тарелка была полна, через миг — уже пуста, но ел он при этом спокойно, не торопливо и не жадно. Миссис Тилсон была бледна и худа и вид имела изнуренный — как и подобает той, что пережила одиннадцать родов. Ее младшему ребенку было около двух лет.
Когда нас представили друг другу, они не проявили ни холодности, ни теплоты: тогда я впервые столкнулась с тем, что позже привыкну считать стандартными манерами английского дворянства, и впервые заподозрила, что Генри отличается от большинства.
Он и Лиам продолжили беседу за ужином. Подзуживаемый Генри, Лиам рассказывал исполненные самоиронии байки о том, как мы добирались сюда с Ямайки: как нас трепали шторма и морская болезнь, как мы едва не попались в руки пиратов, как нас практически обобрали хозяева трактира на пути из Бристоля, где мы высадились на сушу, как ошеломили нас масштабы и великолепие Лондона. Лиам все вещал и вещал, расслабленный, искренний, чуть ли не наивный, но в то же время смешной, а я только диву давалась, насколько недооценила его талант к импровизации.
Ужин по георгианской традиции состоял из двух перемен блюд, стол ломился от разнообразных угощений — гости подкладывали себе те, что стояли ближе, и ели, пока не наедались. Затем лакей убирал все блюда и выносил новые, схожие с предыдущими, только без мяса, и запивали их белым вином вместо красного. Единственным, кто пил без остановки, был мистер Тилсон, хотя на него это заметного эффекта не оказывало — разве что лицо его становилось все краснее.
После второй перемены принесли бутылку портвейна и блюдца с сухофруктами и орехами — застолье продолжалось. Посреди дискуссии о том, придется ли снова воевать с Соединенными Штатами — Генри и мистер Тилсон считали, что это неизбежно, Лиам с ними не соглашался, — миссис Тилсон украдкой бросила на меня взгляд и поднялась. Подошло время нам удалиться и оставить мужчин в компании спиртного.
— Не будем мешать джентльменам решать судьбу мира, — кивнув, сказала миссис Тилсон и выплыла из комнаты, а я последовала за ней, и мы вернулись в гостиную, с которой для меня начался этот вечер.
Она расположилась в одном из кресел возле камина, и я поступила так же. Установившееся за этим безмолвие затягивалось. За ужином она почти не участвовала в беседе, и я так и не смогла понять, что она за человек и о чем с ней вообще
