Читаем без скачивания Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини - К Енко

Все пассажиры высунулись из окон. Ну и ну - Рекк арестовали!

Одна кричала: "Заберите эту нацистскую подстилку!", другая утешала: "Дорогая фрау Рекк, ничего они вам не сделают!"

А я продолжала рыдать. Ведь чего только не наслушалась: кого-то схватили на улице и сутками не вспоминали о нем, других увели из дома и неделями не выпускали. Так что мне было отчего рыдать.

Другой русский, немного постарше первых двух, спросил меня: "Фрау, почему ты плакать?"

Ему что-то ему объясняли. Я ответила: "Вот у меня телеграмма от вашего генерала из Вены!" - и стала размахивать ею как флагом.

Он посмотрел мне в глаза твердо и с легким укором, а потом энергично возразил: "Ах, генерал! Здесь я генерал!" Выхватив телеграмму, он порвал её на мелкие клочки.

Я взвизгнула: "Танец, фильм, я танец, фильм, кино, ты понимать?"

Он глядит на мой паспорт, на меня, опять на паспорт, снова на меня. И вдруг восклицает: "Ты-ы-ы?" Белозубая улыбка во весь рот. Он меня узнал.

"Фото! Фото!" - требуют теперь они все хором. Нордхауз вытаскивает подаренное мной. А у меня с собой нет. Разве в такой поездке рассчитываешь на толпы почитателей?

Как я потом узнала, у русских военных в Вене имелось секретное указание насчет моих фильмов. Один из них даже явился к владельцу кинотеатра и, угрожая оружием, потребовал: "Даешь МарикаРекк-фильм!" Тот, побелев от страха, в конце концов раздобыл где-то одну копию. В общем, они заполнили кинотеатры и смотрели мои фильмы по три-четыре часа подряд, при этом ели и пили. Своеобразное народное гулянье "С Марикой". Лента "Девушка моей мечты" нравилась им больше всех остальных.

Мой "генерал", размахивая фотографией, словно боевым трофеем, как истинный кавалер, проводил меня к поезду. Остальные шли следом, образуя некое подобие почетного эскорта. Я была рада до смерти. Поскорее бы вскочить в поезд. И вдруг он трогается.

"Тео!" - завопила я в отчаянии. "Тео!!" Он все ещё растерянно переминался с ноги на ногу на платформе. Не успел сориентироваться. Потом раздались два выстрела. Тео, подумала я.

Когда я пришла в себя, меня держал на руках какой-то незнакомый мужчина. Тео стоял рядом с ним. "Ты жив?" - глупо спросила я.

"Как видишь", - удивленно ответил он.

Объяснилось все очень просто: русские стреляли в воздух, давая условный сигнал. Два выстрела означали: стоп! Что машинист и сделал. Это был с их стороны акт вежливости. Я с перепугу подумала Бог весть что.

Мы опять втиснулись в свое купе. И увидели страшную картину: сторонники и противники Рекк успели подраться между собой и теперь пристыжено молчали. Мои сторонники победили.

На вокзале в Вене меня встречал этакий белокурый голубоглазый великан, похожий на богатыря из старых немецких сказок, - русский офицер по фамилии Штифельман.

"Вы прибегали к псевдонимам?" - спросил он.

"Да нет, а зачем?"

Меня угощали икрой и шампанским. Шик! К сожалению, со старым паспортом пришлось расстаться. Мне выдали письменное "разрешение", с которым я и ездила по стране, пока американская контрразведка не оформила мне удостоверение личности.

Когда мой процесс кончился, я получила настоящий паспорт как немка. Сейчас имею двойное гражданство - Австрии и ФРГ.

В дверь моего номера в венском отеле "Амбассадор", где я остановилась в тот свой приезд, вдруг как-то странно постучали. Я вздрогнула. В те годы все вздрагивали, услышав неожиданный стук в дверь. На пороге стоял огромный русский парень, державший в руках громадный ящик. Увидев меня, расплылся во все лицо: "От командира - тебе, маме, папе, малышке, мужу и тетке. Ты мне фото?" У меня не было. Зато я улыбнулась ему, как девушка его мечты. Потом принялась распаковывать ящик. Помимо гонорара там было съестное. Восхитительно! У русских есть врожденное уважение к искусству и его служителям".

ПОЛЕТ НА РАКЕТЕ В ПОСТЕЛЬ К ФЮРЕРУ

Любовницей фюрера стала Ханна Райч - женщина небольшого роста, плотная, но хорошо сложенная, с узкой костью и большой головой.

Все её дела отличались какой-то безумной смелостью и невероятной удачей. Она, например, испытывала ранние прототипы ФАУ-снарядов, которые позже дождем пролились на Лондон и другие английские города. Только проверив возможности этого мощного оружия в воздухе, можно было довести его до требуемых параметров. С удивительной для женщины дерзостью Ханна забралась в маленькую пилотскую кабинку, как седло прикрепленную к испытываемой модели летающей бомбы, провела испытания и посадила ракету, не нанеся вреда ни себе, ни ей.

За это она была награждена Железным крестом первого класса, получив его из рук самого фюрера. Перед этим Гитлер лично провел инструктаж. Ханна рассказывала: "Меня вызвали и сказали, что я получу инструкции лично от фюрера - удивительно, насколько глубоко он был информирован. Не знаю, возможно, он особенно интересовался предметом нашего обсуждения, так как наша встреча стала по необходимости очень краткой, но мое уважение к нему было огромным".

Ханна была фанатично влюблена в Гитлера. Образ Гитлера сверкал в глубине её сознания с такой интенсивностью, что в момент апогея сексуальной любви она в самозабвении выкрикивала его имя.

В конце войны Ханна Райч сумела совершить один из наиболее мелодраматических подвигов ради фюрера. Это был день, когда Гитлер отступил в свое последнее убежище - подземный бункер под садом рейхсканцелярии. Фюрер потребовал, чтобы к нему в бункер явился один из его фаворитов генерал-полковник Люфтваффе Риттер фон Грайм. Ханне приказали выполнить последнюю команду фюрера, и она доставила генерала в бункер.

"Понимаете, - сказал ей Риттер фон Грайм, - мы должны решиться на крайне рискованное приземление. Русские обстреливают центр города. Я хочу, чтобы вы доставили меня на самолете как можно ближе к месту, откуда я смог бы добраться до фюрера в его бункере". Задание крайне рискованное. Но приказ есть приказ. В ночь с 25 на 26 апреля 1945 года фон Грайм и Райч вылетели в Рейхлин, чтобы рано утром отправиться в Берлин. Они обнаружили на аэродроме лишь один самолет, да и тот поврежденный.

Но нашелся сержант-пилот, который когда-то доставил Шпеера в бункер. Ему приказали повторить опыт и отправить фон Грайма тем же путем. Он отремонтировал самолет (это был "Фокке-Вульф-190" с местом лишь для одного пассажира). Тут Ханне помог её маленький рост, что дало ей возможность поместиться в хвосте самолета, куда пилот проникла через аварийный выход. Их эскортировало 40 истребителей, когда они прорывались к Гатову, единственному берлинскому аэродрому, все ещё находившемуся в руках немцев. "Фокке-Вульф" отделался лишь несколькими пробоинами в крыльях, но часть сопровождавших истребителей было потеряно. Из Гатова фон Грайм попробовал связаться с рейхсканцелярией по телефону, но это оказалось невозможным. Найдя на аэродроме тренировочный самолет, генерал-полковник принял решение лететь в город и приземлиться на улицах, в пределах пешей досягаемости рейхсканцелярии. Фон Грайм сам вел машину, а Райч в качестве пассажирки сидела у него за спиной. Чтобы генерал мог взлететь, оставшиеся немецкие истребители завязали бой с советскими летчиками. Фон Грайм поднялся в воздух и на уровне верхушек деревьев полетел к Бранденбургским воротам.

Под ними, в Грюневальде, уличный бой шел в полном разгаре. Через несколько минут сильный огонь русских стал рвать днище самолета, и одна из пуль разнесла правую ступню пилота. Перегнувшись через его плечо, Ханна взяла управление на себя, выровняла над самой землей ныряющий в сторону самолет и с теряющим кровь полубессознательным генералом совершила наиболее замечательную посадку в своей карьере. Они сели на Вест-Ост-Аксис. К счастью, мимо проезжала машина. "Приказ фюрера", - заорала Ханна, и фон Грайм был доставлен в рейхсканцелярию. По дороге ему оказали первую помощь, а в бункере Штумпффегер привел в порядок его раненую нору. Это случилось вечером 26 апреля.

Затем в операционную пришел Адольф Гитлер. Его лицо, по словам Ханны Райч, светилось благодарностью за то, что генерал все-таки доставлен. "Даже солдат имеет право не повиноваться приказу, который кажется ничтожным и безнадежным", - сказал Гитлер. Потом он поинтересовался у фон Грайма, знает ли тот, зачем его вызвали. Ответ был отрицательным, и Гитлер объяснил: "Потому что Герман Геринг предал как меня, так и отечество. За моей спиной он установил связь с врагом. Его действия - знак трусости! Он послал мне унизительную телеграмму, утверждая, что я однажды назначил его своим преемником, и поэтому сейчас, поскольку я не могу больше командовать из Берлина, он готов править из Берхтесгадена вместо меня. Заканчивая телеграмму, Геринг сообщил, что если он не получит от меня ответа до 9.30 вечера (а уже было 22.00), то станет считать это моим согласием!" Пока Гитлер говорил, в его глазах стояли слезы. Голова фюрера провисла, лицо побледнело, руки дрожали, когда он передавал фон Грайму для прочтения фатальную телеграмму. Пока генерал читал, Гитлер смотрел на него, тяжело дыша. Мускулы лица были перекошены. Внезапно он закричал: "Ультиматум, явный ультиматум! Теперь не осталось ничего!.." После паузы к фюреру вернулось самообладание, и он сообщил Риттеру фон Грайму, что назначает его главнокомандующим Люфтваффе в ранге генерал-фельдмаршала вместо Геринга.