Читаем без скачивания Все женщины — химеры - Гай Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…однако с пулей в сердце человек не умирает сразу, наверняка эта живучая женщина не умрет и выпустит в меня всю обойму, потому дважды выстрелил ей для верности в лицо.
Тяжелые пули разбили череп, как будто ударил дважды молотом. Я не стал смотреть, как она красиво и печально падает, отпрыгнул в сторону и несколько раз выстрелил в стену, целясь в появившиеся синие силуэты.
В ответ прогремели автоматные очереди, но я лежал на полу и стрелял из двух пистолетов, а когда на той стороне все оказались тоже на полу, хоть и не по своей воле, я выскочил в коридор и понесся как мангуст вдоль стены.
Здесь стена коридора через несколько шагов справа переходит в колоннаду, за которой роскошный зал, дорогие кресла и диваны с красной обивкой и позолоченными ручками, и дальше снова тот же коридор, а это, выходит, что-то вроде современного алькова.
Мелькнула мысль юркнуть туда, но тут же пинком отбросил трусливую мысль. Здесь меня загоняют и убьют, как бы ни вертелся, а единственный правильный вариант — пробиваться к выходу, хоть львом, хоть зайчиком.
Я глубоко вздохнул несколько раз, очищая мозги, и ринулся по лестнице на первый этаж, стреляя из обоих пистолетов. Снизу появились только двое, я открыл по ним огонь на опережение, сердце колотится так, что болят уши, взвинчен настолько, что, кажется, с легкостью попаду и в муху на дальней стене, а то и собью на лету.
Оба упали, под ними сразу начали расплываться красные лужи. Я ринулся к входной двери, потянул ее на себя, тяжелая, как ворота рая, и сразу услышал жуткий вой полицейских сирен.
Со всех сторон к особняку мчатся бронеавтомобили…
— Поздно, ребята, — пробурчал я с облегчением. — Но все равно я рад.
Быстро вернулся в холл, пинком выбил пистолеты из рук двух павших последними, а взамен вложил те, что были в моих, предварительно стерев как можно тщательнее отпечатки.
Спецназовцы, похожие на киборгов в своей чудовищной броне, где даже вместо лица черная блестящая маска шлема, высыпали как горох, раскатились во все стороны и, присев на колено, взяли на прицел двери и все окна.
Я поднял руку кверху, другой открыл дверь и, вскинув и вторую конечность, пошел с красивой, надеюсь, улыбкой по ступенькам.
Сейчас, после пережитого, трясет еще больше, но все видят только, что я картинно и счастливо улыбаюсь ласковому солнечному дню, а руки кверху держу из снисхождения к ним, неразумным, которые могут и пальнуть со страху.
Полицейский автомобиль, которого прикрывают броневиками, вырвался вперед и развернулся прямо перед ступеньками.
Я медленно опустил руки. Из авто выскочили Мариэтта и Синенко, взъерошенные, как воробьи после драки, с вытаращенными глазами и такие взволнованные, словно это они прошли здание с пятого этажа до самого низа.
— Я скучал по вам обоим, — сказал я громко. — Я вас даже как бы люблю. Правда, по-своему.
Синенко цыкнул:
— Я тебе дам «по-своему», извращенец!.. Что там стряслось?.. Кто еще в здании?
Мариэтта крикнула отчаянно:
— Да что с тобой происходит?
К нам трусцой подбежал жуткий громила, лицо в шрамах, представляю, какое у него тело, в легкой броне, что значит, из начальства, очень немолодой, с сединой даже на бровях, шрамы вообще-то легко убрать в любом косметическом кабинете, но есть люди, которые ими гордятся.
Пронзив меня взглядом, как святой Джордж дракона, он спросил резко:
— Это снова вы? Как вам удалось сбежать?
— И я рад вас видеть, капитан, — ответил я. — Просто счастлив. Эта форма вам идет. Вы в ней как жук-олень, его в народе зовут рогачом. Панцирь блестит точно так же. Я так любил играть с этими жуками…
Он рыкнул:
— Я те поиграю!.. Как вы сбежали?
— Да ничего особенного, — ответил я. — Просто сидел-сидел связанный с мешком на голове…
Мариэтта сказала неожиданно:
— Давайте угадаю! Он просто сидел, а они взяли вдруг и сами друг друга перебили. Так?
Капитан посмотрел на нее сердито, не до шуточек, но я просиял и сказал радостно:
— Вот видите? Ей надо повышение! За женскую прозорливость!.. Она понимает мужчин. Что значит… нет-нет, я ни на что не намекиваю!
Капитан сказал раздельно:
— Как… вам… удалось… уйти?
Я проговорил ликующе:
— Представляете, сижу себе привязанный и с мешком на голове, как не знаю кто я вообще, надо у вас спросить, а там за дверью началась безобразная беготня, крики, стрельба… Я, знаете ли, нервный, как все утонченные интеллигенты, просто не выношу грубости, плохих слов… ну, вы понимаете, что имею в виду, нетабуированные, обсценные, которые нас еще с детсада учат не употреблять, длинные списки заставляют заучивать… Мое восприятие, защищая мою нежную душу демократа, сразу отключается. Я слышу только шум, белый шум, так его почему-то называют, хотя, на мой изысканный взгляд, шум может быть только черным… А вы как думаете?
К нему подбежали двое громил еще покрупнее, что-то сообщили знаками для глухонемых, он сказал им резко, продолжая буравить меня взглядом:
— Входите. Только осторожно.
— Брать живыми?
— По возможности, — ответил он. — Используйте светошумовые гранаты, потом отчитаемся.
Я сказал наивно:
— Я никого не встретил. Наверное, все попрятались. Хотя переступать через кого-то пришлось.
— Переступать?
— Не в переносном смысле, — заверил я. — Если карьеристы, что идут по трупам, я не такой… Просто они уже лежали, а я, знаете ли, просто вышел…
Он сказал, не глядя на меня:
— Савельев, Одинцов!.. Возьмите свои группы в полном составе. Используйте светошумовые с первого же броска, нам нужно захватить живыми. Возможно, там заложники?
Он оглянулся на меня:
— Как насчет…
— Не видел, — заверил я. — Вообще никого не видел. Меня до сих пор трясет… Я со всех ног ринулся к свету и свободе, ужас пробрал до костей, столько крови… столько мертвых трупов погибших людей…
Я широко зевнул. Он дернулся, посмотрел дико. Лицо исказилось так, что шрамы вздулись буграми.
— Терещенко!.. Прикрывай их со спины. Я пойду с третьей группой. Остальным держать под прицелом окна.
Мариэтта провожала его взглядом до тех пор, пока он не нырнул в распахнутую дверь особняка вслед за своими бойцами. Еще около десятка остались, держа на прицеле окна и дверь.
— Ну, — сказала она, не глядя на меня, — что соврешь на этот раз?
Я поинтересовался вежливо:
— Как вы… сумели? Они же отключили все…
Синенко спросил цепко:
— Откуда знаешь?
Я пожал плечами.
— Так они сразу сказали!.. Чтоб и не надеялся на ментов. Все вы, говорят, идиоты. У всех слюни текут, а у некоторых даже висят. Но вот смотрю на вас и скажу правду… они ошиблись! Ничего у вас не висит. Наверное, вы их глотаете?
— Когда вижу шашлыки с аджикой, — согласился он, — и текут, и глотаю…
— Мариэтта, — спросил я, — а как вы так удачно появились еще там, у меня дома?
Она буркнула:
— С тобой много неясного, сам знаешь. Потому на всякий случай по распоряжению начальства установили более широкое наблюдение за всем поселком. И когда появились незарегистрированные в нем лица и не являющиеся гостями…
Синенко добавил ехидно:
— А куда они еще могут направиться? Угадал? Ну вот какая у тебя репутация!
— Понятно, — сказал я с облегчением. — Спасибо за лестный отзыв. Но какие они злые, какие злые!.. Ну разве можно так убивать друг друга? Это негуманно и бесчеловечно! Мы к сингулярности идем, черепашек и пингвинов спасаем, а тут людей… Хотя, конечно, пингвинов жальче, но, может быть, придет пора и людев жалеть? Как думаете?
Сержант криво усмехнулся:
— Разве что после тараканов.
— А как теперь к ним нужно относиться? — спросил я опасливо. — Что сказано в директивах?
— Исчезающий вид, — сообщил он. — Занесен в Красную книгу. Потому надлежит всячески помогать им выжить, оставлять на кухне крошки. За убийство таракана будут крупно штрафовать. На первый раз.
— Да, — сказал я, — спохватились. Это после исчезновения лобковых вшей?
Он кивнул.
— Когда вслед за женщинами начали и мужчины все сбривать, лобковым пришел конец. Всемирный конгресс по вымирающим видам обещал сто миллионов долларов тому, кто принесет живую вошь, но, похоже, придется восстанавливать их, как мамонтов.
Я сказал осторожно:
— Вообще-то я сумел бы как-то пережить их исчезновение.
— Но-но, — сказал он строго, — это крамола… Законопослушный гражданин не может допускать такие высказывания.
— Так я ж в частном разговоре, — вякнул я.
Он задрал голову и демонстративно посмотрел в ясное голубое небо.
— А что сейчас осталось частным? Хочешь, загружу из Сети снимок твоей голой задницы?..
Мариэтта оглянулась, лицо сердитое, сказала раздраженно: