Читаем без скачивания Клык леопарда - Энтони Ричес

Прокуратор задумчиво поджал губы.

– Всего один? Как, однако, ему повезло!

Скавр вопросительно выгнул бровь.

– Как я понял, ты хотел бы поговорить с ним? Хочешь узнать, кому должен заплатить за спасенное зерно?

Альбан покачал головой:

– Нет, если оно испорчено плесенью, я должен отправить его на карантин, чтобы какой-нибудь идиот ненароком не вздумал его продать или пустить на фураж. Если зерно окажется несъедобным, платить за него я не намерен.

Рутилий кивнул в знак согласия.

– Похвально, прокуратор, никакой платы за зерно, которое непригодно в пищу. Хотя, если честно, мне не дает покоя вопрос: какой резон кому-то везти в город четыре воза зерна, зная, что за него ничего не дадут? Давай взглянем на твое внушительное зернохранилище. Скажу честно, мне не терпится увидеть это сооружение. Надеюсь, ты не станешь возражать, если я захвачу с собой этих двух офицеров?

– Вы никогда не видели ничего даже вполовину меньше! Оно огромно! Внутри него поместилась бы вся наша крепость на Холме, а вдоль его стен тянутся лари размером с казарму. И половина их набита мешками с зерном. Этих запасов хватит на то, чтобы в течение года кормить целый легион солдат. По крайней мере, так утверждает тот скользкий чиновник.

Другие солдаты в палатке давно усвоили: все, что говорит их собрат по кличке Меченый, не следует принимать на веру. Однако история, которую он им рассказывал, приковала к себе внимание буквально каждого. В тусклом свете масляных ламп солдаты не сводили с него глаз, хотя не все лица смотрели на него дружески. Второй ветеран в их контубернии [23], Санга, с которым Меченый на протяжении вот уже нескольких лет негласно состязался за верховодство, презрительно усмехался, сидя в другом углу.

– То есть, пока мы трудились до седьмого пота, возводя казармы, ты прохлаждался с трибуном? Кстати, там, случайно, не было некого центуриона с двумя клинками?

Один из двух хамийцев хихикнул, прикрыв ладонью рот. После того как некоторые сирийцы изъявили желание остаться в когорте, Марк и Кадир решили сделать их полноправными членами центурии, а не проводить черту между «ними и нами», ветеранами и их новыми товарищами. Меченый презрительно фыркнул и загрубевшим пальцем ткнул хамийца в грудь – впрочем, не слишком больно.

– Попробуй похихикать, красавчик, и я тебе врежу. Я и еще три парня, что стояли часовыми на стене, получили задание сопроводить офицеров. И да, представьте себе, там были Нужник и Два Клинка.

Он многозначительно посмотрел на Сангу, но если тот и стушевался, но не подал виду, а его ответ буквально сочился презрением.

– Разумеется, там был Два Клинка. Как там тебя обозвал Нужник, когда мы взяли Твердыню тысячи копий? Ах да, вспомнил! Он сказал, что ты следовал за ним, как влюбленный пастух. Сдается мне, центурион Корв ломает голову над вопросом, на ком он женился, на лекарше или на тебе.

Меченый вопросительно выгнул бровь и разочарованным тоном ответил:

– Этот засранец Юлий был зол. Нам пришлось карабкаться на холм, чтобы увидеть мертвых сельговов, которым этот одноглазый варвар отрубил члены, а ему не оставил ни одного. Потому-то он на меня и взъелся. И похоже, ты забыл наш уговор? Мы ветераны, передние ряды, сливки центурии. Разве мы с тобой не пообещали друг другу не спускать глаз с юного господина, следя за тем, чтобы с его головы не упал даже волос? Так вот, значит, как ты держишь данное слово, Санга?

Стоило Меченому напомнить ему про уговор, как второй ветеран пошел на попятную:

– Неправда, я ничего не забыл. Просто я не уверен, что юный господин нуждается в нашей опеке. Если проштрафимся, наш дорогой трибун в два счета уложит нас обоих лицом в грязь и даже глазом не моргнет. Кроме того, его жена беременна, а значит, он вряд ли станет кидаться на врага сломя голову. Так что наша опека ему ни к чему. Поопекали и хватит.

Сказав эти слова, Санга с вызовом выпятил подбородок, ожидая, что Меченый бросится на него с кулаками. Но тот лишь покачал головой, взял в руки точильный камень и отстегнул от ремня кинжал.

– Лично я смотрю на это иначе. Ты сражался бок о бок со мной в лагере мятежников, ты видел, как близко к сердцу он воспринял смерть бедняги Руфия, когда его голову пронзило чье-то копье. Ты видел его лицо, когда им овладевает ярость. – Меченый согнулся над кинжалом и нарочито медленно провел по лезвию точильным камнем. – Стоит ему выйти из себя, как ему словно бы напрочь отшибает мозги. Вместо того чтобы взвесить все за и против и, может быть, даже отступить, он бросается в бой сломя голову. Не знаю, изменит ли его то, что он женился на лекарше, и то, что та скоро родит ему ребенка. Так ты по-прежнему со мной или же, когда мы окажемся по уши в дерьме, я оглянусь, а тебя уже и след простыл?

Пристально глядя на Меченого, Санга кивнул. Видя, что конфликт мирно разрешился, остальные солдаты издали дружный вздох облегчения.

– Не волнуйся, буду, но лишь затем, чтобы ты, приятель, не высматривал офицера, ищущего смерти на свою голову, – сказал Санга.

– Что ж, меня это устроит.

– Да, больше, чем холм, ты сказал. Высокие длинные стены, а вдоль них лари с мешками зерна.

– И все же… – Меченый умолк, как будто ожидая, что его снова прервут. – Как только мы вошли внутрь – трибун, центурионы и я, – трибун что-то шепнул на ухо центуриону. И Два Клинка медленно, вразвалочку двинулся вдоль прохода. Как будто пришел сюда прогуляться, а заодно потихоньку взглянуть, что тут и как. А вот трибун тотчас забросал чиновника вопросами. Но не успел наш юный господин сделать и двадцати шагов, как этот старикан, что заправляет складом, набросился на него, словно пес на кролика, мол, для того, чтобы ходить по зернохранилищу, на сандалии требуется надеть фетровые калоши, но пусть простит его благородный офицер, в данный момент лишних калош у них нет. Наш юноша развернулся и с улыбочкой зашагал назад. И потом он, Нужник и трибун многозначительно переглянулись, как будто увидели все, что им требовалось. Правда, лично я так и не понял, что именно.

В просторной палатке, которую он делил со своей супругой Фелицией, Марк сидел, развалившись на походном стуле, пока жена расшнуровывала его грязные, забрызганные кровью сапоги. Сняв первый, она бросила его в груду тех, что нуждались в чистке. Кольчуга и оружие уже лежали в углу, ожидая, когда ими займется Луп, внук Морбана.

– Сними тунику, я замочу ее в холодной воде, – сказала Фелиция. – Хорошо, что сегодня ты в старой, – новую, белую, было бы просто жалко.

Она хитро посмотрела на мужа, ожидая, что он скажет в ответ, но Марк Трибул лишь тупо смотрел на стену палатки. Чем в данный момент заняты его мысли, понять было невозможно. Спустя мгновение до него дошло, что жена умолкла, и он слегка вздрогнул.

– Извини, я задумался. Что ты сказала?

Фелиция отшвырнула второй сапог и медленно поднялась на ноги. Ее беременность была уже хорошо заметна.

– Твоя туника. – Она протянула руку, ожидая, когда он снимет с себя одежду, обнажив сильный мускулистый торс, сотворенный ежедневным ношением доспехов и оружия. – Надень вот эту.

Марк удивленно выгнул бровь.

– Белую?

– Она тебе к лицу, тем более что остальные еще не высохли. Даже не пытайся убрать ее с глаз подальше лишь потому, что она твоя лучшая!

Трибул улыбнулся жене и встал, чтобы облачиться в чистую тунику. Надев ее, он поправил подол, чтобы тот доходил ему до колен, после чего заключил супругу в объятия.

– Я прячу ее только по той причине, что сочетался в ней браком с тобой.

Фелиция улыбнулась в ответ и указала на бледное пятно, все еще заметное на светлой шерсти.

– Как можно об этом забыть! Нам всегда напомнит об этом пролитое в тот вечер вино!

Марк поморщился, вспомнив, какую шумную попойку он и его друзья-офицеры закатили в тот вечер, когда Фелиция легла в постель, а его отправила назад предаваться веселью в мужской компании. Жена улыбнулась снова и нежно потрепала его за ухо.

– Тебя осаждали дурные воспоминания, и если ценой борьбы с ними стали несколько винных пятен, то это еще не самое страшное.

– Сегодня я снова убил человека.

Фелиция погрустнела.

– Знаю, любовь моя. Я всегда это знаю, даже когда на твоих доспехах нет крови. Может, ты и мастерски владеешь мечом, но ты так и не научился спокойно воспринимать результаты своего мастерства. Ведь так?

Марк покачал головой:

– Сегодня я не только убил сам, но и наблюдал, как Сил хладнокровно убил троих, чтобы четвертый сказал нам, где у этих бандитов их лагерь. Да, я знаю! – Он поднял руки, предвосхищая возражения жены. – Это были бандиты, и они незадолго до этого убили деревенского жителя и его работников, и потому заслужили свою участь. И все же…

– И все же ты постепенно привыкаешь к издержкам солдатского ремесла? Даже если ты сам неспособен хладнокровно отнять жизнь у другого человека, ты смотрел, как это делает другой, и не остановил его? Ты боишься, что, став сильным настолько, чтобы побеждать врагов, ты сам уподобишься им, что ты рискуешь утратить ту часть себя, которую твой отец пытался сделать сильнее? В конце концов, ты ведь сам рассказывал мне, что он всегда подчеркивал, как важно проявлять уважение к другим людям, когда наставлял тебя, как следует жить.