Читаем без скачивания Кости холмов - Иггульден Конн

Давясь и захлебываясь слюной, хищник замотал головой, чтобы высвободить клыки. Не выдерживая напряжения, сухожилия руки рвались, тело Джучи повисло в зубах большой кошки, и слезы от нестерпимой боли навернулись у него на глаза. Он едва не лишился сознания, но что-то подсказывало ему, что зверь еще жив, и юноша снова и снова вонзал стальной клинок в густую шерсть, пока оставались силы. Когти хищника изодрали доспехи Джучи в лохмотья, и юноша ощутил новый приступ ужасной боли в ногах. Он выронил меч, но сумел вынуть нож и вонзить его в лохматую шею врага в тот самый миг, когда зверь выпустил руку из пасти.

Зловонная кровь фонтаном била Джучи в лицо, и он закричал. Черная пелена заволокла глаза, а вдали гудела толпа, хотя ее шум теперь звучал для него не громче шелеста листьев. Джучи казалось, что смерть уже мчится на крыльях ветра, но он снова и снова бил зверя ножом.

И вдруг хищник ослаб и упал, пригвоздив своим весом Джучи к земле. Юноша чувствовал только боль, не зная, что Субудай и Джелме уже спрыгнули на арену и бежали к нему, держа в руках готовые к стрельбе луки. Джучи слышал голос отца, но прерывистое дыхание тигра над его лицом мешало разобрать слова. Зверь еще был жив, но лежал недвижим. Воздух вокруг наполняло его неровное дыхание, но даже теперь Джучи не прекращал наносить смертельные удары ножом.

Держа лук наготове, Джелме прикрывал юношу от возможной атаки недобитого зверя, пока Субудай ногами пытался столкнуть тушу тигра с обессилевшего тела юного воина. Громадная голова свесилась набок, но грудь еще вздымалась, а желтые глаза хищника горели ненавистью и злобой. Густая кровь сочилась из горла, заливая белый мех на груди. Затем животное на глазах застывшей толпы попыталось в последний раз приподняться, но снова рухнуло вниз, испустив дух уже навсегда.

Субудай склонился к Джучи, отбив ногой его правую руку, когда тот машинально едва не ударил полководца ножом. Левая рука юноши безвольно болталась, глубокие раны на ногах сильно кровоточили. Все его тело было залито кровью, словно его закутали в темно-алое покрывало. Забрав нож, Субудай протер большими пальцами глаза Джучи, дав им снова увидеть свет. Юноша по-прежнему находился в состоянии шока и едва ли осознавал, что все еще жив.

– Можешь подняться? Слышишь меня? – кричал ему Субудай.

Джучи обнял полководца правой рукой, оставив кровавый след на его доспехах. Взяв Джучи за левое запястье, Субудай помог ему встать. Однако юноша был слишком слаб, чтобы держаться на ногах самостоятельно, и беспомощно висел на руках полководца, пока не подоспел Джелме. Бросив лук, он подставил плечо под другую руку Джучи. Поддерживая его с обеих сторон, Субудай и Джелме развернули ханского сына лицом к его отцу.

– Он жив, повелитель! – победно воскликнул Субудай.

Как Джелме и предполагал, лица зрителей переполнял благоговейный трепет перед героем. Лишь Чагатай тщетно старался спрятать гневное недовольство под личиной спокойствия. Заметив желчный вид своего воспитанника, Джелме крепко сжал зубы. За свое мужество Джучи заслужил огромного уважения, и, обмолвившись несколькими словами с Субудаем, Джелме оставил юношу на его попечении, а сам отошел, чтобы поднять упавший в траву меч Джучи.

– Твой сын, повелитель, кажется, заслужил этот клинок, – сказал он, поднимая меч так, чтобы все видели его рукоять с наконечником в виде головы волка.

И воины выразили свое одобрение гулкими ударами по деревянному ограждению арены. Но Чингис смотрел на них пустыми глазами, лицо не выражало эмоций, походя на железную маску.

Джелме ждал ответа. Ханский сын медленно истекал кровью. Но мысли хана лишь бешено кружились в его голове, гордость и тщеславие смешались в них с жаждой крови и ненавистью. То, что сын выживет в этой схватке, хан ожидал меньше всего, и такой поворот событий не входил в его планы. Головная боль снова вернулась, во рту появился кисловатый привкус. Чингис долго смотрел вниз на арену, потом наконец кивнул, и Джелме склонил голову в знак покорности его воле.

Вкладывая меч в бесчувственные пальцы Джучи, Джелме прошептал ему на ухо:

– Они будут помнить эту победу, мой мальчик.

Но тот, казалось, ничего не услышал, и Джелме подумал, что Джучи без сознания.

– Его раны еще очень опасны. Он может умереть, – сказал Субудай Джелме. Но тот лишь недоуменно пожал плечами.

– Все в руках Отца-неба. Самое главное, что он выстоял в схватке со зверем. Этого никто не забудет.

Говоря эти слова, Джелме еще раз поднял глаза на Чагатая. Не найдя его на прежнем месте, полководец вздохнул. Он снова подхватил обессиленное тело Джучи, и толпа вновь взревела. Чингис бросил несколько слов в темноту, и те, кто стоял рядом, быстро засуетились, столпившись вокруг одной точки, не видимой снизу. Потом хан поднял руку, подав Джелме и Субудаю знак оставаться на месте.

Вскоре возле хана вновь возник Чагатай. Сильные руки воинов подталкивали его сзади, побуждая идти вперед. И он шел, подчинившись их воле. Условия поединка слышали все, и Чингис тоже как будто не мог позволить сыну незаметно раствориться во мраке. Хан не смотрел на него, но Чагатай слышал приказ и против собственной воли влез на деревянную ограду арены. Джелме и Субудай молча наблюдали за тем, как Чагатай спрыгнул вниз и медленно приблизился к ним. Он мог бы сделать из этого пышное представление, мог сдержать данное слово всего одним великодушным жестом и заслужить всеобщий почет. Но младшему брату Джучи недоставало опыта, чтобы обратить ситуацию в свою пользу. Стоя перед лишенным сознания братом, он только дрожал от волнения, ненависти и унижения.

Чагатай еще раз взглянул на отца, но помилования не получил. Юноша быстро опустился на одно колено, вызвав новый взрыв всеобщего шума и крика, затем медленно встал и с оскорбленным видом зашагал назад к деревянной ограде. Кто-то протянул ему руку, чтобы помочь забраться наверх, и юноша быстро исчез за стеной.

Джелме утомленно покачал головой.

– Кажется, ты воспитывал лучшего сына, дружище, – тихо сказал он Субудаю.

– Надеюсь, его отец знает об этом, – ответил тот.

Мужчины обменялись понимающими взглядами, потом велели своим людям спуститься на арену и заняться свежеванием тигра. Мясо съедят воины, и оставалось надеяться, что все желающие получат хотя бы по маленькому кусочку. Ведь охотников до ловкости и силы такого зверя найдется немало. Подумав об этом, Джелме снова вспомнил о Чагатае. Узнает ли и он вкус тигрового мяса или лишь до дна изопьет чашу своего гнева?

Глава 6

Чингис навестил Джучи лишь два дня спустя. После ночи разгула, что последовала за поединком с тигром, почти все обитатели лагеря долго и крепко спали. Чингис и сам провел целые сутки в юрте, выходя на улицу только за тем, чтобы освободить желудок, пораженный беспробудной трех дневной пьянкой. Еще один день ушел на переезд обратно на берега Орхона. Лагерь Джелме хорошо подходил для празднований в честь Арслана, но стадам и лошадям требовались вода и тучные пастбища. Во время переезда Чингис пришел в себя с привычной быстротой, хотя желудок напомнил о себе снова, когда хан стоял возле юрты шамана Кокэчу. Мысль о том, что когда-то было достаточно и одной ночи, чтобы избавиться от последствий такого количества зелья, вгоняла хана в уныние.

Открыв дверцу юрты, Чингис увидел перед собой картину мирной, спокойной жизни, напомнившей ему о смерти отца. Проглотив едкую от кислоты слюну, хан нырнул внутрь и сурово уставился на перемотанное холщовыми тряпками тело, лежащее в полумраке. Кокэчу был занят делом. Он старательно протирал тело Джучи водой и не видел, кто вошел в дверь. Ворчливо обернувшись, шаман понял, что перед ним стоит хан, поднялся и поклонился.

После нещадно палящего солнца тень дарила приятное облегчение, и Чингис немного вздохнул от надоедливой суеты улицы.

– Он просыпался? – поинтересовался хан.