Читаем без скачивания Изобилие (сборник) - Роман Сенчин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошлое твое письмо, сынок, показалось нам немного грустным. Наверное, из-за экзаменов, устал. Ты уж, сынок, держись, терпи, ладно? И очень хочется попросить, чтобы ты, родной, все неурядицы жизни не заглушал горячительным. Лишняя рюмочка может оказать плохую услугу. Обещаешь? Да и сам же знаешь, как там, в большом-то городе, – ведь что случится, никто не поможет, мимо пройдут. А сейчас зима, сколько людей в состоянии опьянения замерзают! Каждый день говорят в новостях. Будь, пожалуйста, благоразумнее.
Что еще? Клуб опять стоит не у дел. Опять разморозили котел, и смех и грех – в те же самые дни, что и в прошлый раз, во время новогодних праздников. Вот, полгода и проработал котел. А столько было сил затрачено, чтоб его поставить! Теперь опять ни кино, ни кружков, на двери библиотеки замок.
Несмотря на забастовку, репетируем потихоньку «Русалку» Пушкина по вечерам в школьном спортзале. (Если не помнишь содержание этой чудесной сказки, прочитай обязательно!) Есть очень хорошая девочка на главную роль, прямо талант настоящий. Отец взялся играть Мельника, а Князь – Юрий Андреевич, историк (но он уже в «чемоданном настроении», в июле должен уехать). На остальных ролях – мои ребятишки-студийцы. Со взрослыми по-прежнему ничего не получается. Если кто и соглашается, то посетит репетицию раз-другой, похихикает и бросает. Зато на спектаклях – все село. Новогоднее представление даже пришлось повторить по просьбам на старый Новый год. Спектакли устраиваем теперь тоже в спортзале, короткий период, когда выступали на настоящей сцене – в клубе, остался в прошлом. В клубе все заиндевело, там раньше мая нечего делать.
Одна из пяти курочек, что оставили на весну, обезножела, отхаживала ее два дня, а сегодня утром отец ее зарубил. Осталось три тушки кроликов, а сала еще полно. Так хочется, родненький, послать тебе гостинцев, но как? Посылки стоят бешеных денег, да и что в них положишь? И в поезде за четверо суток все пропадет. Хотелось бы мяса послать хорошего, солений, рыбки. Да ведь и до поезда надо добраться. Который год ездим без техосмотра, окольными путями в город, и так же обратно.
Пират все мужает, настоящая овчарка на вид. Отец купил для него новую цепь, так он ее в три дня порвал в нескольких местах. Серьезный пес, он нас в обиду не даст. Показываем ему твои фотографии, чтобы не забыл.
Заканчиваю, сынок, письмо. Дай Бог всего тебе самого лучшего, родной наш! Помни, ты один у нас на свете, береги себя! Вот пришел отец (чистил снег, как обычно днем), сейчас черкнет тебе несколько строк. А я собираюсь за хлебом, заодно и письмо занесу на почту. Сегодня среда как раз, машина приходит почтовая к трем часам. Надо торопиться, а то ждать неделю. Может, сегодня и от тебя придет весточка.
До встречи, сыночек мой милый! Мама.
Мама оставила мне немного места, так что буду сегодня краток. Живем ожиданием весны, допинг – твои письма. Вот начали помаленьку готовиться к новому с/х сезону: мама посеяла рассаду, я разгребаю снег в теплицах. Хожу иногда порыбачить, бывает, добываю карасей на жареху. Тут на днях сидел с мужичком с того края деревни, не знаю, как зовут. Клевало на редкость бойко, мужичок прямо сиял от радости. Натаскали с ним штук по двадцать, а потом как отрезало. «Вот, – говорит, – жена хоть пилить перестанет за леску. Тут, – говорит, – купил леску в городе, так она прямо заела: двенадцать рублей ухлопал! На неделю хлеба можно было набрать! Вот принесу, так должна простить». И так гордо покачал тяжеленьким своим пакетом с карасями. Раньше рыбалка удовольствием была, а теперь – одно из средств пропитания.
Настроены в это лето поправиться материально, но вот опасность новая появилась: вырастим, привезем в город, а будут ли покупать? Денег-то у народа нет. Еще в прошлом году эта опасность меня стала тревожить. Люди ходят, облизываются, а купить, видно, не могут. Но духом не падаем. Верчу по вечерам стаканчики для рассады. Извини, изрезал на это дело «Египет накануне экспедиции Наполеона». Все равно в кладовке на морозе книги уже почти все попортились. В избушке, куда ни запихивай, всё не уместится.
М-да, пять лет как раз с тех пор исполнилось, как мы окончательно здесь осели. Пять лет совсем другой жизни. Прошлое постепенно превращается в какой-то сон. А деревня, как ни крути, это не дачный поселок. В Кызыле, говорят, русских совсем мало осталось, да и то те, кто не имеет никакой возможности выехать. Нам в этом смысле, можно сказать, повезло. И ты вот теперь в Москве учишься, а там жизнь покажет, что будет и как. Надеемся, не хуже, чем сейчас.
Ну, бумага кончилась, прощаюсь. Через неделю, если все будет нормально, напишу подробнее. Про клуб мама написала? Да, вот кивает. Окружающая действительность похожа на эпопею с нашим клубом. По пьяни разморозили котел, два года бились, чтоб поставить новый, наконец сделали, разворочав крышу и две стены, и тут же опять разморозили ко всем чертям. Так и во всем. Будем надеяться на лучшее, другого не остается. Держись, сын! Удачно сдать сессию, избежать гриппа и прочих напастей! Отец.
1998 г.
Покушение на побег
Двое суток шел скучный, мелкий, совсем осенний дождь. Тучи сгрудились над селом, прикрыли ее своими серыми сырыми телами. Березы обвисли, улицы опустели и размокли, люди сидели по домам, смотрели в окна. Скучали.
Утром на третий день дождь перестал, тучи отплакались и растворились, оставив в небе жидкую хмарь; день был теплый и душный, от земли поднимался парок, ночью опустился туман.
Еще через день Михаил Палыч отправился в лес. Он вышел на рассвете, по обильной росе, одетый в изношенную, любимую свою штормовку, резиновые сапоги. Взял с собой острый нож и большое ведро. Отправился посмотреть грибы.
Лес был тих и спокоен, казалось, он еще спал. Трава согнулась, с нее гроздьями на сапоги опадала вода. Михаил Палыч хорошо знал места и сейчас первым делом пошел в лога, где могли выскочить сухие грузди. Им уже давно бы срок – числа с пятнадцатого июля появляются, а уже вот-вот август. Погоды не было подходящей, все жара да сушь, а нужны дожди и – самое главное условие – туман. Туман их и рождает, грибы.
Вот меж веток все больше паутины – значит, место здесь тенистое, влажное. Трава межуется со мхом, начались прогалинки – голая земля, засыпанная толстым слоем хвои и листвы. Что ж, самое для груздя здесь местечко… Михаил Палыч пошел медленно, сгорбившись, вороша хвою, слегка придавливая носком сапога кочковато растущий мох; под ним-то обычно и прячутся грузди.
Вообще-то грибов всяких много. Еще с опушки начали попадаться хилые, кривые поганки; потом видел Михаил Палыч дождевиков, свинухов, навозников, разноцветные сыроежки – всё съедобные, – но он такие грибы не берет. Может, и вкусна сыроежка (говорят, жарят ее, усолевает всего за сутки), только брать-то как? На нее и нож не поднимется – вид не тот. Михаил Палыч уважает грибы мощные, мясистые, породистые. Это как на охоте: можно и воробьев настрелять, а ведь ищешь чего настоящего.
Под стволом сосны бугорок. И совсем не случайный, не от шишки он или сучка. Ну-ка… Нет, груздь, да не тот. Этот черный – чернушка – тоже идет в еду, но гриб неинтересный. Ломкий, квелый какой-то. Михаил Палыч прикрыл его обратно подопревшим мхом, пошел дальше.
По логам пока нет. Прогалинки хотя на вид и как раз для грибов, но, видно, еще не срок им здесь. Нужно по склончикам посмотреть. И – правильно. На первом же увале нашел семейку сухих груздей. Прошел было уж мимо, но как-то боковым зрением заметил беловатое пятнышко. Повернулся, вгляделся – вот он, пробивается из земли, поднимает шляпкой иголки и листья. Рядом трухлявая палка – из-под нее и полез. Всё путем, всё по природе… Михаил Палыч осторожно расчистил груздок, полюбовался и срезал. Немного ножка червива, отрезал ее под самые пластинки. Сойдет. Но ясно, что гриб не свежий – и шляпка с гнильцой слегка, и дырочки в ножке. Постоял уже, постарел.
Не поднимаясь, как был на кукырках, Михаил Палыч осмотрелся. Ну, так и есть! Под ногами самыми еле заметная шишечка на хвое, а под хвоей – раскопал – с пуговицу от пальто величиной грибок. Потом еще, еще… Штук семь нашел. И все чистые, аккуратные, только что народились.
Обошел, изучил весь склон, напряженно всматриваясь, вороша лесную подстилку, проверяя моховые кочки, укромные места под поваленными стволами. И вот – с полведра. Удачно, удачно. Но самая большая удача – крохотный рыжик, не еловый, рыже-синеватый, в засоленном виде становящийся темным совсем, а сосновый, веселый и яркий. Сибирский янтарь.
Та-ак… Михаил Палыч поставил ведро, сел на землю, закурил. Уже и утро вовсю, роса спала, лес посветлел и ожил. Летают мухи по каким-то своим делам, комары пищат перед носом, но не садятся, испуганные сигаретным дымом. Птица щебечет однообразно, но радостно. А он и не заметил, как все проснулось. Да, увлекся… Что ж, можно походить, побрать сухие грузди, они, кажется, есть. Но потянуло взглянуть на другие места. И все рыжик этот шальной. А вдруг там, на сопочках, где земля солнцу открыта, но тут же и есть у нее защита – близкие сосны, так что припекает коротко, на несколько минут буквально, зато как следует, он и выскочил? Там рыжику самое место. И живет он недолго: солнце сушит, червь на него бросается. День, другой, и становится он рыхлым, источенным, непригодным. А вот молодой… О, да самый замечательный гриб! Самый вкусный из всех. Груздь – тот же сухой, его со сметаной лучше, волнушки в пироге – объедение, острую, горьковатую белянку под рюмочку хрумкнуть приятно, а рыжик просто ешь, без всяких добавлений.