Читаем без скачивания Размороженная зона - Михаил Серегин

– Что такое? Что он прочитал? – тихо спросил он у девушки.

– Последнее желание дяди, – ответила она. – Он пишет, что хочет, чтобы его похоронили у вас на севере, в Магадане, на какой-то блатной аллейке Приморского кладбища.

– Не Приморского, а Морского, – поправил ее Колыма, сразу поняв, о чем идет речь. В Магадане действительно было такое кладбище, а на нем такая аллейка, и похоронены там были люди непростые – сплошь воры, блатные, лагерные и вольные авторитеты. Быть похороненным там считалось великой честью, не меньшей, пожалуй, чем воровская корона. Словно звезда героя посмертно. Так что как раз Колыме это желание Свана было очень понятно.

– Ну да, – кивнула девушка. – Я просто так перевела. Дядя пишет, что там, на Колыме, прошла большая часть его жизни, что там он познакомился с хорошими людьми, многих из которых уже нет в живых, и что он хочет лежать с ними в одной земле.

Тем временем волнение среди слушателей нарастало, и нотариусу даже пришлось повысить голос, чтобы дочитать последний оставшийся у него в руках листок.

– А почему они все так заволновались? – тихо спросил у девушки Колыма. – Захотел Сван, чтоб его у нас похоронили – его право.

– У нас другие традиции, – коротко отозвалась София. Она явно хотела объяснить поподробнее, но нотариус снова начал читать, и она затихла.

На этот раз читал нотариус недолго, а закончив, снял очки и принялся складывать свои бумаги. Было ясно, что завещание дочитано до конца. Не дожидаясь вопросов Колымы, девушка перевела:

– Он прочитал имена свидетелей и тех, кому дядя поручил проследить за тем, чтобы его воля была исполнена. Это Мамука Султушвили и Тенгиз Санвоани, они его помощники. А его похоронами он поручил заняться мне. Свидетели, которые присутствовали при подписании завещания, это тоже мы трое.

– Ясно, – кивнул Колыма и огляделся.

Нотариус собирался уходить, а большая часть грузин осаждала двоих солидных пожилых мужиков, рядом с каждым из которых было по здоровому молодому парню. Колыма сразу узнал телохранителей. Было ясно, что это и есть Мамука и Тенгиз, фактически наследники Свана. Насколько Колыма понял, предусмотрительный старик велел им проконтролировать, чтобы его наследницу не обобрали, и им же поручил дальше вести дела группировки. Такие вещи в официальном завещании не напишешь, но и так все понятно – они свидетели, они же за переоформлением следят, они же наверняка и управляющими всех фирм Свана назначены.

Колыма про себя усмехнулся. Кажется, он даже понимает, почему их именно двое. Один бы испытал слишком большое искушение сбить прикуп на себя – что ему сумеет противопоставить женщина? А пока их двое, каждый будет за другим присматривать. Что ж, умно придумано. Однако к кому теперь ему обращаться со своим делом? К кому-то из них или… Или все-таки к Софии?

Про «груз» в завещании, естественно, ничего не сказано, но Горец говорил, что никто из местной братвы не в курсах.

«Ладно, поговорю с Софьей, а если она не знает, то с этими», – решил Колыма.

Тем временем народ начал расходиться. Первым ушел нотариус, оставив Софии как наследнице свою папку с завещанием Свана, а за ним потянулись все остальные. Правда, процесс этот растянулся надолго, каждый прощался с племянницей покойного и с Горцем, что-то им говорил. Особенно долго и эмоционально прощался Горец с Мамукой и Тенгизом, но Колыма так и не сумел понять, то ли они ссорятся, то ли разговаривать так громко у горячих южан положено. Но всему приходит конец, и через полчаса в квартире остались только трое: Колыма, Горец и София. Следом за девушкой они прошли в небольшую комнату, где Колыма ел и переодевался.

София была совершенно спокойна, а Горец, напротив, возбужден до предела. Едва успев устроиться в кресле, он громко заговорил:

– Вах, я ничего не понимаю! Почему Сван хочет, чтобы его хоронили в Магадане?! Его родина здесь, в Грузии!

– Э, Горец, там место особое, – ответил Колыма. – На блатной аллейке Морского хоронят не всякого, только серьезных авторитетов, это большой почет. Знаешь, какие там люди лежат?

– Коля, я понимаю, – Горец прижал руки к груди, – но и ты пойми, у вас свои традиции, у нас свои. Для тбилисца нет могилы желанней, чем на кладбище Вакэ! Там все Чавчавадзе похоронены, Константинэ Гамсахурдиа, Джаба Иоселиани и мать Сталина тоже там! И для блатных место у нас там свое есть! Там десятки законников, сотни авторитетов! Все уважаемые люди! Свана тоже надо там хоронить! Иначе никак нельзя!

– Мы должны сделать так, как сам дядя хотел, – твердо сказала София.

– Дай я посмотрю завещание, – неожиданно потребовал Горец.

Девушка спокойно отдала ему папку, которую получила от нотариуса.

– Все правильно вроде, – удивленно сказал Горец, внимательно осмотрев все печати и подписи. – Только дата странная, он что же, получается, за несколько дней до смерти его составил?

– Может, предчувствовал дядя Вахтанг, – спокойно ответила девушка, забирая папку.

– А может, он перед смертью малость… – Горец сделал многозначительную паузу. – Малость того? – Он выразительно покрутил пальцем у виска.

– Все с дядей было в порядке. Завещание в моем присутствии писалось, – резко ответила девушка. – И при Мамуке с Тенгизом. Это его последняя воля, и мы должны ее выполнить!

Горец секунду помолчал, а потом неожиданно заговорил намного мягче:

– Конечно! Конечно, сестренка!

Колыма уже знал с собственных слов Горца, что на самом деле она ему не сестра, а очень дальняя родственница по материнской линии. А Горец продолжал:

– Конечно, мы все сделаем, какой разговор! Я тебе помогу, одной тебе трудно будет справиться, не женское это все же дело.

– За помощь спасибо, – девушка тепло улыбнулась Горцу.

«Да, – подумал Колыма, – вот они и решили, как хоронить Свана будут. А Батя говорил – самый умный, самый хитрый, хитрее его самого, встретишь когда, сам убедишься… Я бы так не сказал!»

Спустя полчаса, сидя в той же комнате за низеньким столиком с чаем и какими-то булками, Колыма решил, что, пожалуй, пришло время выяснить, знает ли наследница Свана про «груз». Он вытащил из кармана маляву Бати и протянул ее девушке.

– София, – ему было неудобно произносить это имя так, на грузинский лад, но Колыма старался быть вежливым, – София, прочитайте эту бумагу и скажите…

– Вах, Коля, что ты делаешь?! – громко спросил Горец, который уже довольно давно молчал, явно думая о чем-то своем. – Что может женщина знать о таких делах?! Тебе нужно поговорить… – грузин замолк.

– Да, дядя мне говорил про это, – кивнула София.

– Мне нужно… – начал Колыма, но девушка перебила его.

– Я знаю. Пойдемте.

Она встала с места и вышла из комнаты. Колыма с радостным удивлением пошел за ней. С души блатного словно тяжелый камень свалился – оказывается, все так просто. А он уже думал, что сначала замучится «груз» искать, а потом еще неизвестно, чем кончится разговор с его нынешним владельцем. А девушка, оказывается, полностью в курсах! Просто не верится в такую удачу! Следом за Софией и Колымой из комнаты вышел и Горец. Поскольку он тоже был в курсе происходящего, Колыма принял это как должное.

Девушка подошла к какой-то белой двери в стене, порылась в стоящем рядом шкафу, вытащила ключ и открыла ее. За дверью оказалась крошечная каморка, обыкновенная кладовка, правда, довольно вместительная. Девушка широким жестом показала Колыме на здоровенный чемодан на колесиках, стоявший там. По многим незаметным неопытному глазу, но сразу очевидным для него признакам Колыма понял, что сделали этот чемодан не где-нибудь, а на зоновской «промке».

– Это он и есть, – сказала девушка. – Вы ведь его, кажется, забрать должны?

– Да, – кивнул блатной.

– А повезете к себе, в Магадан?

Колыма снова кивнул.

– Значит, мы на Колыму вместе поедем, – в глазах девушки неожиданно блеснула радость. – Поможете мне с похоронами дяди?

– Какой разговор!

– София, не беспокойся, я все устрою, – в голосе Горца Колыме почудилось скрытое раздражение. Впрочем, здесь он понимал грузина. Тот ведь уже обещал Софии свою помощь, а девушка обращается еще к кому-то, значит, не верит в его силы. Какому мужчине такое приятно? Тем более южанину.

– Ничего, одна голова хорошо, а две лучше. Дядя любил так говорить, – отозвалась девушка. – Коля же местный, всех там знает, зачем от помощи отказываться?

– В натуре, брат, – кивнул Колыма. – Там-то уже вы у меня в гостях будете!

– Это да, – широко улыбнулся Горец. – Тогда, конечно, базару нет.

– Вот и здорово, что договорились, – обрадованно сказала девушка, закрывая дверь кладовки.

12

Николай Петрович Еременцев лениво привстал с дивана и взял с маленького столика рюмку коньяку. Выпил, закусил тонким кусочком ветчины, поставил рюмку на место и зашарил рукой по дивану, пытаясь найти пульт от стоявшего в углу комнаты телевизора. Тот отыскался быстро, но, недолго потыкав в кнопки, Еременцев снова отбросил его в дальний конец дивана. Большая часть каналов, которые ловил телевизор, были местными, грузинскими, и понять ничего было невозможно, а российских каналов всего два, и то плохо видно.