Читаем без скачивания Дело мерзкого снеговика - Николас Блейк

Когда доктор Боган встал, полицмейстер Филипс, которого отослали из комнаты на время разговора, возвратился и что-то шепнул на ухо Блаунту. Тот поднял руку, привлекая внимание Богана:

– Минутку, доктор. – В его тоне, кроме обычного благодушия, послышалась жесткость, которую Найджел помнил за ним с давних времен. – Будьте добры, объясните нам, что за бумаги вы жгли в своем камине сегодня утром.

Глава 9

И кое-как нападавший снежок

немедля превратился в гору.

Потянулись долгие минуты. Как обычно пишут, время словно замерло. Но в эти минуты вкрапливались и другие, будто происходило медленное переключение скоростей, и тогда время нехотя, с натугой, но ползло дальше. Так все отреагировали на вопрос, заданный Блаунтом. Для Найджела дальнейшие события превратились в подобие сна с размытыми, перетекающими образами. Движения его коллег по комнате походили на смертельно тягучее совещание: словно они крались, а добыча еще только-только показалась, или же подошли к самому краю – к линии горизонта, горящей от залпов вражеских орудий.

Но по всему выходило, что если доктор Боган и был добычей, то даже не догадывался об этом. По его челу быстро пробежало облачко недовольства и замешательства, но тут же исчезло. Желтоватое лицо вроде бы чуть-чуть потемнело. Острые глазки заговорщицки прыгнули на Блаунта и снова повторили свой странный трюк, приняв отсутствующее выражение, как в прошлый раз. Однако ответил он спокойным голосом:

– В том лечении, которое я проводил с мисс Ресторик, были свои сложности. Может быть, вы слышали о том, что такое «психоперенос» – между психоаналитиком и пациентом. Во время гипноза может возникнуть та же самая опасность. Говоря прямо, пациент может влюбиться во врача.

– Вы имеете в виду, – сказал Блаунт, – что те бумаги, что вы сожгли, были… э-э… любовными письмами покойной?

Взгляд Богана словно вернулся из заоблачных высот, в глазах заблестел какой-то огонек.

– Вы бы сами скоро все узнали: мне говорили, что современные научные методы могут восстановить сожженную бумагу и текст на ней.

Его тон располагал к беседе и был адресован тем, кто находился в дальней части комнаты. Полицмейстер Филипс немедленно проболтался:

– Все пропало. Пепел разбросали…

Раздался хруст, похожий на звук выстрела. Пенсне в руке у Блаунта разломилось надвое – единственный вестник его гнева на вмешательство Филипса. Найджел поглядел на Богана с нескрываемым интересом. Значило ли это, что таким образом он спокойно подтвердил, что именно писал на бумаге?

– Вы не ответили на мой вопрос, доктор Боган, – процедил Блаунт. – Вы утверждаете, что жгли любовные письма?

– Прошу прощения. Я точно так же, как и вы, хотел бы знать, что написано в этих бумагах, потому что я уже несколько дней ничего не жег в своем камине.

Сержант-детектив дико выпучил глаза. Филипс вздохнул. Но Блаунт невозмутимо продолжал:

– Понятно. Тогда сообщите, в какое время вы отсутствовали в вашей спальне.

– Вчера или сегодня? Когда были найдены эти бумаги?

Глаза Блаунта заморгали, признавая, что его ловушка не сработала.

– Наутро после убийства.

– Я спустился вниз в 8.45. Мы сидели за завтраком, когда горничная увидела тело мисс Ресторик. Миссис Ресторик, ее муж и брат тотчас же кинулись вверх по лестнице, оставив нас с Дайксом за столом. Мисс Эйнсли еще не появилась. Минут через пять, где-то в пять минут десятого, они позвали меня наверх. Я осмотрел тело. Потом я снова спустился вниз. Насколько я помню, до полудня я больше не поднимался к себе в спальню.

Блаунт напирал. Но Боган был уверен, что, пока он не спустился к завтраку, в его камине не было никаких горелых бумаг. Шарлотта и Хивард находились уже в столовой, Эндрю и Дайке вернулись чуть позже. Когда он осмотрел тело и спустился, Дайке все еще сидел за завтраком, там же была и Эвнис Эйнсли – приблизительно в 9.20. Трое остальных разошлись за пять-десять минут до этого.

– У нас есть показания горничной, убиравшей вашу комнату, что она вошла туда чуть раньше девяти часов и выгребла из камина сожженные бумаги, – сказал Блаунт. – В суете она совсем забыла об этом. Бумаги попали в мусорное ведро, а его содержимое выброшено на мусорную кучу через день после этого. Поэтому пепел рассеялся. Но он оказался в вашем камине вчера утром, между 8.45 и 9.00.

– Меня вдохновляет то, что вы принимаете мою версию, – сказал Боган со сверкающей улыбкой, напомнившей Найджелу о его итальянской крови.

– Нам надо разобраться с этим, – не отреагировал Блаунт, – пока все, доктор. – Он замолчал, словно ожидая, что тот скажет что-нибудь еще, но Боган просто поднялся и вышел из комнаты.

– У него изрядная практика для солидного специалиста, – пробормотал Найджел.

– Да. Я думал, что он спросит, когда ему можно будет вернуться в Лондон. Но его уик-энд еще не кончился – если он из тех, кому свойственны длинные уик-энды.

Блаунт сообщил Найджелу остальные детали дела. Все факты говорили за то, что убийство произошло между десятью вечера и двумя ночи. Вскрытие не смогло показать, была ли Элизабет задушена, прежде чем ей на шею надели петлю. Веревка, дважды обмотанная вокруг ее шеи, оставила на шее синяки, которые полностью перекрыли те, что могли остаться от удушения. Других признаков насилия на теле не обнаружено. Однако при осмотре веревки под микроскопом было довольно ясно видно, что тело вздернули в то самое положение, в котором его и нашли.

– Поэтому самоубийство полностью отпадает, – кивнул Найджел. – А на теле точно нет никаких следов насилия?

– Это тоже кое о чем говорит. Только человек, состоящий в интимных отношениях с покойной, мог войти к ней в комнату посреди ночи и спокойно обхватить руками ее шею, не устроив при этом ни борьбы, ни какого-либо шума. Она легко просыпалась. К тому же теперь у нас довольно оснований считать, что она кого-то ждала.

– И в этом случае уже нельзя надеяться, что она хоть как-то поранила нападавшего. Никто в доме даже не поцарапан, насколько я видел.

– Если ее душили сзади или с помощью подушки, у нападавшего и не должно было быть царапин. В таком случае царапины были бы на его руках и запястьях. Но – вспомни, никаких отпечатков на выключателях, наверное, он был в перчатках.

– Ну-у, я думаю, что, если это был ее любовник, он не пошел бы к ней в постель в перчатках.

– Ну да, но он мог сделать вид, что уходит, надеть их и тогда вернуться к постели. Все это – одни альковные подробности, Стрэнджвейс. Важно то, что никто, кроме любовника, не подпадает под наши предположения.

– Сузить подозрения до Дайкса, или Богана, или какого-нибудь неизвестного N, который был этой ночью в доме? С виду резонно. Но в твоей аргументации сильный недостаток.

– Недостаток? Не вижу.

– Логический недостаток. Или же логически-психологический недостаток, если точнее. Ты уже допросил Дайкса?

– Нет. Сейчас как раз его очередь.

– Можно мне сначала побыть с ним минут пятнадцать? Наедине?

Блаунт окинул Найджела ледяным взглядом:

– Зачем?

– Он может поведать мне то, о чем не скажет официальному лицу. Ты же такой чурбан, что на тебя страшно смотреть.

– Разумеется, я могу рассчитывать, что ты не служишь в этом деле чьим-нибудь интересам…

– Пока нет, – ответил Найджел. Внезапный образ Элизабет Ресторик в ее ослепительной красоте ярко вспыхнул перед глазами.

– Что ж, прекрасно. И я могу рассчитывать, что ты поделишься всей существенной информацией?

– Само собой.

Найджел нашел Дайкса бесцельно слоняющимся по библиотеке и вышел с ним в сад. Романист смотрелся увереннее, похоже, взял себя в руки, хотя глаза его выдавали, что он провел бессонную ночь. Они прохаживались довольно живо, потому что жалил холодный ветер, подбираясь к тихой стороне дома и к лоскутку березовой рощицы, где тонкие ноги берез испуганно цеплялись за сугробы.

– Что – обнюхиваете местность для полиции? – вяло спросил Дайке, когда они отошли подальше от дома.

– Не любите полицию?

– Люди моего класса ее не любят. Полиция – наемный страж общества неравенства, и, кем бы ты ни был, от этой правды никуда не деться.

– Я уже приметил вашу позицию. Вот почему я хотел сперва с вами поговорить. Блаунт – малый из Уголовного розыска, это полицейский с головы до ног. Он далеко не чужд справедливости и умеет работать, но он не даст своему сердцу перечить голове.

– Вот и мне так кажется.

– Если бы он так поступал, то был бы лучшим сыщиком. Но это тоже – как сказать… Думаю, он поставит вас на место и принудит защищаться, и тогда вы будете производить намного худшее впечатление, чем хотелось бы.

Дайке уже приготовился злобно ответить, но задумался. Слова Найджела затронули в нем ум романиста – ум аналитика-наблюдателя.

– Может, вы и правы. Да. Судя по всему, вы имеете какой-то опыт, молодой человек. Хотя – черт меня подери, абсолютно не понимаю, какое вам дело до этого всего!