Читаем без скачивания Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть… Ожегин добился, чего хотел? Почему же тогда началось расследование?
— Расследование организовал отец твоего друга Гаврилы Сицкого. Не напрямую — но у малых родов свои методы…
Сицкий… вспоминаю, сколько над Ганей издевались за «малость рода», как часто Долгоруков и прочие напоказ игнорировали его протянутую для пожатия руку…
— Но почему вмешались именно Сицкие? Остальные ребята — разве они не рассказывали родителям, что тут происходит? Я не про земских сейчас, но Тургеневы, Горюновичи, Морозовы… Где они — и где какие-то Сицкие? Почему великие роды не вписались за своих детей?
— Все дворяне родителям жаловались — хоть и не делились с товарищами. Кто-то даже прямо просил вмешаться, навести порядок. Но видишь ли, в чем дело, Андрейка… Дети из Земщины часто завидуют маленьким аристократам — у них есть личные гувернеры, пони, еда с серебра и золота. Власть над челядью — любая дворовая девка по щелчку пальцев барчука падает на колени и открывает ротик. Однако кое-чего земские дети не знают. Например, что многие аристократы предпочтут, чтобы наследник рода героически погиб, чем чтобы он остался пустоцветом. Вот Сицкие между благополучием сына и величием рода выбрали сына. Остальные… им с этим жить, Андрей, не тебе. И довольно о грустном. Собственно, я уполномочен, Усольцев, тебя наградить. За конкретные действия по ликвидации очага Хтони. Ты — герой!
Отмахиваюсь:
— Потом наградите.
Курица тоже не лезет в горло, я ее в пику этому пижону заказал.
— Выходит… О части того, что творилось, вы знали? И вам, типа, было норм? Стравливать курсантов со снага — норм? Вдруг кто-то инициируется! Ну а магия крови уже низзя! А граница где?
Шакловитый, в отличие от меня, пьет. И уже подшофе. Раскраснелся, стянул шелковый шейный платок в оранжево-зеленых разводах.
— Н-ну, брат! Если бы мы с тобой были авалонцы… Я бы вспомнил яичницу, и что для нее надо яйца разбить — знаешь, да? Но мы русские! Поэтому я тебе отвечу по-русски. По честноку.
Шакловитый слегка наклоняется и легонько рыгает, я отодвигаюсь.
— Лес рубят — щепки летят, понял? Вот. Ну а насчет границы… Если б она была — граница эта! — тогда, Андрюх, было бы сильно проще. Только ее, понимаешь, нет. Ожегин вот считал, что граница — это пока не попался. Попался. Другие считают, граница — это пока никого не убил. Сам-то как думаешь?
— Я думаю, что граница — это пока не звездят. Втемную пока не играют. Вот это — зашквар.
— Э-э! Это ты еще молодой!..
— Нах пошел, Борис Онуфриевич.
Думный дьяк таращит глаза, опять кашляет морепродуктами, потом грозит мне пальцем и смеется:
— Вот за что люблю во всякие перди ездить — что меня там еще могут послать. В Москве-то — некому… Но это в первый и последний раз, Андрюха, понял? Еще раз себе позволишь — не взыщи.
Пожимаю плечами.
— Либо далеко пойдешь, либо совсем недалеко, — бормочет Шакловитый пьяную мудрость. — Ладно! К делу. Что я предлагаю: служба по особым поручениям. Обучение за казенный счет — индивидуальное ужо, не в училище. Какие будут твои условия, чтобы ты не кобенился?
— Условий три, — говорю я, ковыряя картошку.
Странно осознавать, что здесь, в этом ресторане, в незнакомом мне городе, от которого я час назад был в трехстах километрах, определяется вектор моей судьбы. И времени моей жизни… Впрочем, потом. История должна завершиться благополучно не только для меня. И это важнее всего.
— Первое. Ты сказал, что вы выяснили, кто ликвидировал очаг Хтони. Значит, знаете, что я там был не один. Я хочу знать, что с моей… напарницей. И хочу, чтобы с нее были сняты все обвинения… если они есть. Мы с парнями… э… не имеем претензий к ее действиям. Без нее случилась бы катастрофа! Ты мне говорил про награду… так награда должна быть наша общая!
Столичный гость усмехается:
— Знаем. А как же. «Не имеем, претензий», ишь ты! Ты теперь, Андрей Филиппович, часть системы! И не тебе решать, к кому у этой системы претензии и какие. Даже если ты сам — повод для оных.
Наклоняю голову:
— Спросил про условия — отвечаю. Первое — такое.
— Ладно, — усмехается думный дьяк, — принято. Не грозит ничего твоей подруге. Эта девица создала двух великих волшебников: одного через дружбу, второго через вражду. Кто знает, чем она окажется полезна Государству в следующий раз? Казнить ее за драку со спартанскими мальчиками было бы расточительно. Ну а что до наград… Тебе теперь свои светить не положено, работа такая. Ну а ей не положено вручать.
— Тогда и мне не надо.
— Как скажешь, — быстро соглашается Шакловитый. — Была бы честь оказана: воля не отнята.
И с прищуром глядит: пожалею я о своих словах или нет?
— Где Соль? — повторяю я.
— У друзей. Не волнуйся, о ней позаботятся. Кстати, по-прежнему на тебя обижена, как я понимаю. Но о том у нас будет отдельный разговор. Скажи сперва свое второе… условие.
Откашливаюсь:
— Как я понял, вы приехали расследовать злоупотребления командования гарнизона. Расследуйте… тщательно. Я хочу, чтобы все причастные к заговору отправились под трибунал. Не только Ожегин.
Шакловитый хихикает:
— Ты про госпожу Челядникову, небось? Отож!
Думный дьяк неожиданно становится трезвым. Абсолютно. Это что, магическая сила такая?
Голос сухой:
— Ты не учи меня мою работу делать. Я Государю верно служу. Потрясем всех: и кто ждет этого… и кто надеется, что пронесло, и бумажки жжет да улики прячет. Казнокрадство повыведем. А тебе, Андрей, скажу вот что.
Только теперь мне становится по-настоящему неуютно. Наверно, как Шакловитому, когда я показал свою силу.
— О том, что в подвале случилось, ни единой душе знать нельзя. И сие уж не обсуждается. Посему… ни с кем из Земщины здешней больше встречаться не будешь. Лишнее это. Понял?
— То есть…
— То есть с девицей по имени Соль не увидишься. Хоть она на тебя и таит обиду. Такие регламенты у нашей службы, хоть что решай. Третье твое условие?
Я молчу. «Обижена»… Это значит, Соль считает меня предателем, ударившим в спину. Но если
