Читаем без скачивания К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Непонимание и одиночество рождали у многих людей, ожидавших ареста или находящихся в заключении, растерянность, пассивность и даже покорность судьбе. Легкая расправа с миллионами людей именно потому удалась Сталину, что эти люди ни в чем не были виноваты и не составляли никакой конспиративной организации. Когда после ареста и расстрела Якира был вызван в Москву один из заместителей Якира М. П. Амелин, он знал, что его ждет. Своим близким он сказал: «Не знаю, вернусь ли я, но верьте, что никогда я не был врагом своей родной власти и своей страны» [636] .

Предчувствовал недоброе и командарм И. П. Белов, командующий Белорусским военным округом, когда его неожиданно вызвали в Москву. Выехавший вместе с ним Л. М. Сандалов рассказывал, что Белов несколько раз обращался к нему с вопросами, из которых было ясно, что командарм все время думает о своем предшественнике И. П. Уборевиче, который также внезапно был вызван в Москву и уже не вернулся. Тревога Белова не была напрасной: как только поезд прибыл в Москву, Белов был арестован [637] .

Член бюро Дальневосточного крайкома партии П. И. Шабалкин отказался подчиниться сотрудникам НКВД, предъявившим ему ордер на арест. Шабалкин требовал решения бюро обкома. Но секретарь обкома, ничего не понимавший в происходящем, призвал Шабалкина подчиниться. И последний сдал оружие сотрудникам НКВД [638] .

Почти все дипломаты и разведчики, которых вызывали в Москву для ареста и которые знали или догадывались о причинах срочного вызова, подчинялись этим приказам.

Были случаи, когда люди, мучительно и долго ждавшие ареста, чувствовали облегчение, оказавшись в тюрьме. «Ну, товарищи, – заявил своим соседям по камере старый большевик Дворецкий, – сегодня я, наверное, высплюсь... Три месяца мучаюсь. Жду, когда придут за мной. Каждый день берут людей, а за мной не приходят. Наркомов всех взяли, а меня не берут. Просто душой измаялся. Не звонить же мне – почему, мол, меня не берете? И вот слава богу! ...Сегодня звонок из НКВД. А я лежу уже год почти, ноги не действуют. Ну, звонит какой-то начальник. "Не можете ли вы к нам подъехать на часок? Нужна, мол, ваша консультация". «Пожалуйста, – говорю, – могу, присылайте машину» [639] .

П. И. Шабалкин встретил в одной из тюрем группу партийных работников, которые говорили: раз Советская власть была вынуждена пойти на столь жестокие меры, значит так надо. Будучи сами подвергнуты изощренным пыткам, они и в тюрьме продолжали петь песню, в которой были слова: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

В 1937 году в клубе «Пищевик» в Минске проходил фальсифицированный судебный процесс над группой «вредителей» из «Заготзерно». Один из подсудимых, управляющий белорусской конторой «Заготзерно» Чудновский, старый большевик, организатор 1-й Донецкой армии, был обвинен в заражении зерна клещами. Перед процессом товарищи по камере просили его сказать правду, рассказать, как его пытали, показать руки, спину. И услышали хриплый голос: «Как же я, ребята, могу это сделать? Следователь сказал, польский консул будет. Как же я могу перед ним нашу страну позорить?»

Если где-либо первичная организация и вступалась за своих членов, то только до ареста. После ареста та же организация почти всегда единогласно и без обсуждения исключала арестованного из рядов партии.

Один из старых коммунистов писал автору данной книги: «А что могли говорить тогда коммунисты на собраниях? Давать новый материал доносчикам? Все дело в том, что никто не смел никому ничего плохого говорить о Сталине, и каждый должен был, даже что-то зная, даже зная и догадываясь о правде, аллилуйствовать. Попробуй не поаллилуйствуй, будучи хоть агитатором на участке. Попробуй не дать отпор "вражеской вылазке"! Значит, каждый должен был вырабатывать свое мировоззрение в одиночку, вопреки всему, что слышал от окружающих. А всякий, кто выработал свой взгляд, но не умел лицемерить, в чем-то себя выдавал, – тот попадал в лагерь».

С подобной логикой нельзя согласиться, хотя она и имела широкое хождение. Странный парадокс: миллионы людей, арестованных в 1937 – 1938 гг., обвинялись в фальшивых «заговорах» против Сталина и его режима, тогда как многих из них можно упрекнуть сегодня в недостаточном сопротивлении злу и излишней доверчивости.

Непонимание, растерянность, страх парализовали партию и позволили Сталину сравнительно легко узурпировать всю власть в стране. Но Сталин не только использовал обстановку растерянности, непонимания и недостаток сплоченности в рядах партии. Он всячески поощрял эту рознь, используя одну группу членов ЦК против другой и получая возможность уничтожать неугодных ему людей руками или при поддержке других. Запрещение фракций в партии не прекратило взаимных споров и борьбы между отдельными группами или видными руководителями государства по тем или иным принципиальным или личным проблемам. Лишенная открытой трибуны, эта борьба часто принимала уродливые формы интриги. Сталин умело использовал эти раздоры, стараясь увеличить возникавшие трещины и разногласия в руководстве. Он использовал и борьбу мнений, и чрезмерное самолюбие некоторых работников, их личные столкновения и неприязнь. Сталин использовал худшие качества окружавших его людей – зависть, злобу, тщеславие, глупость. Между всеми членами Политбюро существовали антагонистические отношения, и большая «заслуга» в этом принадлежала Сталину. Сталин также поощрял борьбу между Литвиновым и Крестинским в Наркомате иностранных дел, между Ворошиловым и Тухачевским в Наркомате обороны, между Орджоникидзе и Пятаковым в Наркомате тяжелой промышленности и т. д. За год до собственной гибели Блюхер, Белов, Алкснис и Дыбенко принимали участие в судебном заседании Военной коллегии, на котором были приговорены к расстрелу Тухачевский, Якир, Уборевич и другие. И. Эренбург писал в своих воспоминаниях: «Помню страшный день у Мейерхольда. Мы сидели и мирно разглядывали литографии Ренуара, когда к Всеволоду Эмильевичу пришел один из его друзей комкор И. П. Белов. Он был очень возбужден. Не обращая внимания на то, что кроме Мейерхольда в комнате Люба и я, стал рассказывать, как судили Тухачевского и других военных. .. "Они вот так сидели – напротив нас. Уборевич смотрел мне в глаза...»" Помню еще фразу Белова: "А завтра меня посадят на их место"» [640] .

Назначенный в 1938 году наркомом Военно-Морского Флота В. Смирнов предпринял сразу же поездку по флотам с целью «очистки» флотов от «врагов народа». Новый нарком сделал в этом отношении немало, но в конце года сам был арестован и расстрелян.

Будучи первым секретарем Западно-Сибирского крайкома партии, Р. Эйхе санкционировал аресты и расстрелы в Сибири так называемых «троцкистов» и «бухаринцев». Но затем этих бывших оппозиционеров заставили дать ложные показания и на самого Эйхе, который был арестован как глава «троцкистско-бухаринского подполья» в Западной Сибири.

Как секретарь ЦК КП(б)У П. П. Постышев немало потрудился над разгромом украинских национальных кадров еще в 1932 – 1933 гг. В 1937 году Постышев посылал уполномоченному НКВД на Украине В. А. Балицкому десятки списков с сотнями фамилий ни в чем не повинных людей. Правда, когда в полученных из Москвы проскрипционных списках оказались и некоторые близкие Постышеву люди, он обеспокоился. Выступая на февральско-мартовском пленуме ЦК, Постышев выразил сомнения в обоснованности некоторых репрессий. Но эти сомнения не остановили потока репрессий на Украине. Постышев продолжал санкционировать аресты даже после того, как была арестована его жена. И все же в марте 1937 года Постышев был снят с поста секретаря ЦК КП(б)У «за недостаток бдительности». Оставаясь еще кандидатом в члены Политбюро ЦК КП(б), Постышев был направлен секретарем Куйбышевского крайкома партии. Во второй половине 1937 года Куйбышевский край, включавший тогда и Мордовию, был «очищен» от «врагов народа» с жестокостью, невиданной даже в других областях. Здесь были разгромлены почти все краевые организации и арестованы руководители всех 110 райкомов, имевшихся в крае. Под руководством Постышева в г. Куйбышеве был проведен «открытый» процесс «вредителей» из КрайЗУ, после которого были арестованы сотни работников сельского хозяйства. Получая на визу приговоры суда, Постышев нередко требовал расстрела там, где прокурор и следователь считали возможным ограничиться 8 или 10 годами заключения. А после того как край был «очищен», Постышев был снят с работы, исключен из состава Политбюро с формулировкой «за истребление кадров», а затем арестован и расстрелян.

Даже во многие в недавнем прошлом крепкие семьи был внесен раскол. Старый член партии М. Д. Байтальский писал в своих воспоминаниях:

«В 1937 году на бюро Ворошиловского райкома партии в Одессе вызывали одного за другим коммунистов и коммунисток. Бюро заседало, случалось, и ночами: спешили исключить тех, кто был арестован. У их жен-коммунисток допытывались: почему не сообщили вовремя о своем муже? Он же враг!