Читаем без скачивания «Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Зимними запасами мы теперь были обеспечены.

Глава десятая. В зимнем логове

Наконец вечером 28 сентября мы перебрались в нашу новую хижину. Но холодна же была первая ночь в ней! Дело все в том, что раньше мы спали вместе, в одном спальном мешке, и хотя он не был меховой, а сшитый из двух шерстяных одеял, нам было в нем довольно тепло. Но теперь мы почему-то решили, что нет больше нужды ложиться в «братский» мешок. Раз в хижине будут гореть жировые лампы, они ее хорошо нагреют и можно будет спать каждому на своей койке, укрывшись шерстяным одеялом. Поэтому мы распороли мешок.

Лампы наши были сделаны из листов нейзильбера; загнув края, мы наполнили их мелко нарубленным салом, а фитили свернули из бинтов, уцелевших в нашей аптечке. Горели они великолепно и отлично освещали хижину, в ней просто было уютно, но этого огня оказалось совсем недостаточно, чтобы согреть неплотно сложенную и насквозь продуваемую хижину. Всю ночь мы дрогли от холода. Казалось, что холоднее этой ночи еще никогда не было.

Зато на следующее утро завтрак показался отменно вкусным; чтобы немного согреться, мы влили в себя основательные порции кипящего медвежьего бульона. Затем поспешили устроиться по-новому: вдоль задней стены уложили широкие нарты, на которые можно было лечь вдвоем, рядом друг с другом, снова сшили мешок из одеял, под который подостлали медвежьи шкуры. Стало совсем превосходно – насколько вообще это было возможно при данных обстоятельствах.

С тех пор мы уже не пытались спать порознь. К сожалению, не удалось сколько-нибудь выровнять наше ложе: кроме угловатых острых камней, в нашем распоряжении теперь, когда все замерзло, никакого другого материала для нар не было; всю зиму мы во сне метались и вертелись, стараясь улечься хотя бы немного поудобнее среди этих острых углов. Но все старания были напрасны; ложе оставалось жестким; тело у нас постоянно ныло, и дело дошло до того, что на бедрах появились пролежни. И все же мы спали, да еще как крепко!

В одном углу хижины устроили небольшой очаг, на котором жарили и варили. В крыше над ним вырезали в моржовой шкуре круглое отверстие, а из медвежьей шкуры устроили заслонку. Вскоре, однако, выяснилась необходимость устроить трубу, чтобы ветер не гнал дым обратно в хижину, отчего в ней становилось нестерпимо чадно. Единственными строительными материалами были теперь лед и снег; из них воздвигли на крыше великолепную трубу, которая отлично исполняла свое назначение и давала хорошую тягу.

Понятно, такая труба не могла быть особенно прочной; с течением времени отверстие в ней расширялось от нагрева, бывало и так, что из трубы капало прямо в очаг. Но в таком строительном материале, как снег и лед, недостатка не было, и обновить обветшалую трубу было нетрудно. Это понадобилось сделать в течение зимы два раза. В местах, особенно подверженных воздействию огня, укрепили трубу кусками моржового мяса, костями и т. п.

Меню наших трапез упростилось донельзя. Утром готовили бульон из медвежатины и съедали вареное медвежье мясо, по вечерам лакомились медвежьими бифштексами. Обеда у нас не было. Зато за завтраком и ужином каждый раз съедались огромные порции, и странное дело, эта однообразная еда никогда нам не приедалась, и мы всегда поглощали ее с волчьим аппетитом. Смотря по тому, как случалось, или прибавляли к мясу кусочки сала, или обмакивали мясо в топленое сало.

Но чаще подолгу довольствовались одним мясом и даже не притрагивались к салу. Если вдруг приходила охота поесть жирку, попросту вылавливали несколько поджарившихся кусочков сала из ламп или съедали шкварки от сала, которые оставались в лампе после горения; мы называли их пирожными, находя необычайно вкусными, и не раз мечтали, как восхитительны они были бы, если бы чуточку посыпать их сахаром.

У нас еще уцелело кое-какое продовольствие из запасов, взятых с «Фрама», но было решено не трогать их зимою и спрятать про запас до весны, когда предстояло двинуться опять в путь. «Депо» тщательно завалили камнями, чтобы мешки не растащили песцы. Эти звери были, по правде сказать, удивительно нахальны и тащили у нас все, до чего только могли добраться. Так, 10 октября я обнаружил, что песцы унесли множество мелких вещей, оставленных в другом «депо», пока мы сооружали хижину.

Они утащили все, что только могли, даже куски бамбука и мотки стальной проволоки, гарпун с веревкой, мою коллекцию камней и мхов и прочее добро, уложенное в маленькие парусиновые мешочки. Хуже всего, пожалуй, то, что песцы украли шпагат, на который мы возлагали большие надежды, рассчитывая расщипать его на нитки, когда придется шить зимнюю одежду, обувь и новый спальный мешок из медвежьей шкуры. Хорошо еще, что воры не стащили теодолита и других приборов; вероятно, это оказалось им не под силу. Я рассердился. И надо же было вдобавок случиться такому как раз в день моего рождения!

Настроение ничуть не улучшилось, когда, бегая и шаря в потемках по каменистой гряде близ того места, где находилось «депо», чтобы выяснить направление, куда эти черти уволокли наши вещи, я встретил песца, который остановился на расстоянии примерно десяти шагов от меня, присел и злобно завыл. Вой был настолько пронзителен и зловещ, что хоть уши затыкай. Вероятно, песец направлялся снова к нашим вещам и был недоволен тем, что ему помешали. Я набрал камней покрупнее и швырнул в песца. Он отбежал немного и уселся на краю ледника, продолжая злобно завывать.

Страшно раздосадованный, я вернулся домой, улегся и стал размышлять, как бы отомстить этим бесятам. Тратить на них патроны мы не могли, но можно было устроить капкан или ловушку из камней. Дальше доброго намерения дело, однако, не пошло. Вначале, пока еще было достаточно светло, чтобы подыскать подходящие камни, дел и без того было слишком много, а потом морену занесло снегом.

Песцы тем временем продолжали нам досаждать. Однажды они стащили термометр[368], всегда находившийся снаружи. Мы долго и тщательно шарили повсюду, разыскивая его, пока наконец не нашли зарытым в сугробе снега на некотором расстоянии от хижины. С тех пор мы не забывали на ночь класть камень на термометр.

Тем не менее однажды утром песцам удалось отвалить камень, и они снова утащили термометр. На этот раз мы нашли только футляр, который звери бросили неподалеку от хижины, самого же термометра так больше и не видали. Ночью была вьюга, и все следы замело. Бог весть, какую песцовую нору он теперь украшает? Это происшествие научило нас накрепко привязывать термометр.

Всю зиму песцы держались возле нашей хижины. Мы постоянно слышали, как они грызут на крыше промерзшие медвежьи шкуры и остовы моржей и как скрипит у них под ногами холодный смерзшийся снег. Мы никогда не прогоняли их; песцы как бы заменяли домашних животных и составляли наше общество. Часто в полудремоте представлялось, что лежишь дома и что это хозяйничают на чердаках мыши и крысы. Мы слышали, как песцы бегали по крыше, дрались между собою, а то вдруг заглядывали через трубу к нам. Мы охотно делились с ними излишками наших мясных запасов; до мяса они были большими охотниками.