Читаем без скачивания Кровавая любовь (ЛП) - Халле Карина

Скользкий от моего оргазма.

И толкается в меня.

— Солон! — кричу, ногтями впиваясь в его кожистую спину. Его член и хвост одновременно погружаются в меня, внутрь и наружу, сильнее, глубже, жестче, ритмично трахая. И, о боже, о боже, я никогда не чувствовала себя такой наполненной, такой чудесно-мучительно полной. Каждая часть моего тела растянута и наполнена, гладкая шероховатость его хвоста трахает мою задницу так же глубоко, как и его член. Жестокий, карающий ритм, заполняющий все пространство. И остаюсь лишь я, Солон, это чудовище, и… проклятье.

Кончаю так чертовски сильно, что, кажется, будто мне оторвали голову. Я просто тело, бескостное, содрогающееся в конвульсиях, а остальная часть меня рассеяна по вселенной и никогда больше не соберется воедино.

— О боже, — удается вымолвить мне, когда я понимаю, что зверь все еще трахает меня. — Солон.

В моей голове все перепуталось. Я почти ничего больше не чувствую.

Но Солон, или то, что раньше было им, продолжает.

За исключением того, что его толчки становятся все жестче, грубее.

Насильственнее.

А потом у меня за спиной ломается изголовье, и кровать с грохотом падает на пол, матрас чуть не соскальзывает.

— Черт, — ругаюсь я, пытаясь вернуться в стабильное положение, но зверь злобно рычит на меня. И когда смотрю в его глаза, в эти красные блестящие омуты, они пустые. Я больше не вижу его глубоко внутри, вообще ничего не вижу. На самом деле, все время, пока он трахал меня, было ощущение, что Солон еще где-то там, немного контролирует ситуацию. Зверь ведь сначала смазал хвост, прежде чем засунуть в меня, потому что каким-то образом знал, что делать.

Но сейчас я его совсем не чувствую. Не чувствую его запаха.

Лишь едкий запах серы, корня танниса, вонь чего-то злого. И вот теперь, теперь я начинаю бояться.

— Солон, — зову я снова, на этот раз тверже, но это имя ничего не значит для зверя. Пытаюсь отстраниться от него, перевернуться, каким-то образом мне удается отодвинуться назад, и его член выскальзывает из меня.

Ему это не нравится.

Он громко воет, ужасный пронзительный звук, от которого у меня разрываются барабанные перепонки. И теперь я паникую и пытаюсь отползти, убежать подальше. Зверь ревет и проводит когтями по моей спине, всего лишь царапает, но этого достаточно, чтобы перевернуть меня.

Я вскрикиваю от боли и смотрю на него снизу вверх, он открывает рот, демонстрируя ряд острых, как кинжалы, зубов.

О боже.

Зверь ведь может убить меня.

— Солон! — кричу я срывающимся голосом. — Остановись! Пожалуйста! Это я, Ленор!

Он рычит, а затем ударяет меня другой рукой прямо по середине груди.

Боль на мгновение оглушает.

Я не могу дышать, не могу пошевелиться.

Моргаю, уставившись на его когти, на то, как моя плоть свисает с его когтей рваными клочьями.

О боже. О боже.

Медленно воспоминание возвращается в мой мозг, то, где я видела его глазами, когда Солон превратился в зверя и убил свою любимую. У меня есть это воспоминание, и я понимаю, что стану новым.

Солон вспомнит потом, что сделал со мной.

А что он сделал?

Мне удается опустить подбородок, чтобы посмотреть на свою грудь и…

Я вижу свои ребра. Вижу белые кости сквозь слои крови и разодранной кожи. О боже, он только что вскрыл мою грудь, почти обнажив все еще бьющееся сердце.

Резко мои легкие начинают наполняться жидкостью. Я захлебываюсь собственной кровью, а затем чувствую, как она растекается по кровати.

Смотрю на зверя, задаваясь вопросом, понимает ли он, что натворил.

Но зверь просто щелкает на меня челюстями, готовый броситься, готовый оторвать мне голову. И я знаю, что ему все равно, что он прикончит меня, разорвет на части.

Его мускулы напрягаются, он надвигается на меня, а я вскидываю руки вверх, чтобы защититься, задыхаясь от крика, закрываю глаза и готовлюсь умереть.

Но рычание только усиливается. Я чувствую капли жидкости на своих руках. Мне так страшно открывать глаза. Но когда делаю это, то вижу его в полуметре от себя. Моя рука вытянута вперёд, и кажется, что он не может подойти, словно застрял на месте, клацая зубами и брызжа слюной.

И вот тогда я чувствую это, в крови, наполняющей легкие, под обнаженными ребрами и бесконечной болью — силу. Чувствую, как она исходит из моих ладоней, гудит, движется вперед, как пульсирующие радиоволны.

Это моя сила.

Именно она сдерживает зверя.

Возможно, спасает мне жизнь.

Я держу ладони поднятыми, продолжаю концентрироваться, пытаясь понять, что делать дальше. Если моя сила сохранится, и это не какой-то мимолетный невидимый щит, возможно, я смогу выиграть достаточно времени для исцеления.

Но когда смотрю вниз на свою грудь, на глубокие рваные борозды, оставленные острыми когтями размером с велоцираптора, на белые кости и разорванные мышцы, я не вижу, что заживаю так, как должно. Моя кожа кажется мертвой, как будто даже не пытается исцелиться.

О боже. Что, если я не вылечусь? Истеку кровью прямо здесь.

— Помогите, — пытаюсь закричать, но захлебываюсь словом и обильно кашляю кровью, она стекает по моим губам на кровать.

Переворачиваюсь, пытаясь пошевелиться, держа одну руку нацеленной на рычащего зверя, но я так слаба, и каждое движение причиняет боль, поэтому падаю на пол. Прижимаюсь к краю кровати и снова пытаюсь позвать на помощь.

Не могу.

Не могу вымолвить ни слова. И умру здесь, пока зверь наблюдает за мной, ожидая момента, когда я потеряю бдительность.

«Помогите», — пытаюсь снова, закрываю глаза, держу руки вытянутыми, ладонями к монстру. Сила все еще течет, но теперь она слабеет, так же, как и я сама. У меня мало времени.

«Помогите, кто-нибудь, помогите мне. Солон, если ты меня слышишь, если ты все еще там, пожалуйста, помоги мне. Вульф. Аметист. Эзра. Мама. Папа! Пожалуйста, кто-нибудь, помогите, помогите. Мамочка, папочка. Вы нужны мне, пожалуйста, мне нужна ваша помощь!»

Слезы текут по моему лицу, каждый влажный вдох дается с трудом. В конце концов, я захлебнусь кровью.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Кто-нибудь, услышьте меня, кто-нибудь, помогите».

Что-то легкое касается руки.

Я распахиваю глаза и вижу мотылька. Того самого мотылька, которого видела прошлым утром, сидящего на кончиках моих пальцев.

«Ты здесь, чтобы помочь?» — спрашиваю я, удивляясь, насколько сошла с ума, что прошу мотылька о помощи.

Мотылек поворачивает ко мне голову и пристально смотрит, а я гляжу в ответ на него и думаю, может, вот так и умру, а потом он улетает.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть, как он движется к окну, и, О БОЖЕ.

В чертовом окне гребаное лицо.

На пятом этаже.

У меня даже нет сил, чтобы закричать.

Просто смотрю на белое лицо и темные глаза, вглядывающиеся в меня, и теперь я знаю, как умру. Не от того, что мне разорвали грудь, не от игры в гляделки с мотыльком, а от страха, потому что там чертов призрак или не знаю, что за хрень, за окном пятого этажа.

Затем окно открывается.

И человек просто вплывает в комнату.

Я смотрю на силуэт. От усталости и потери крови у меня кружится голова, хочется закрыть глаза. И все же я не могу отвести взгляд от незнакомца, который только что, черт побери, влетел в спальню.

Кроме того, я совершенно голая и к тому же умираю.

Он приземляется прямо передо мной. Я замечаю черные ботинки, которые кажутся вполне нормальными, похожими на человеческие. И все же, когда поднимаю голову, чтобы рассмотреть остальное, не понимаю, на что смотрю.

Оно определенно имеет форму человека, как мужчина, одетый в длинный черный плащ и черную одежду под ним. Но лицо странное. Я не могу полностью сосредоточиться, как будто его черты постоянно меняются. Глаза — единственная неизменная деталь, глубоко посаженные, а остальная часть лица — нос, подбородок, рот, брови, оттенок кожи — все это постоянно меняется, размывается.