Читаем без скачивания Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия - Максим Кантор

Не говорите мне, что опыт мировых войн перечеркивает опыт Альберта Швейцера; для меня все обстоит прямо наоборот.

Мне повезло, я встречал людей, которые были подлинно святы в делах — при том, что не были верующими и тем более не были церковными: вера — не в конфессии.

Религия часто умеет стать партийной, и часто становится националистической — и это беда церкви. Сегодня, когда национализм становится альтернативой глобальному рынку, мы часто видим, как истовая национальная религиозность противопоставляется интернационалу капитализма; но я не желаю выбирать между двух зол. Более того, не нахожу в них различия.

Ах, как соблазнительно использовать гнев обманутого рынком народа. Как соблазнительно увлечь его проповедью, которая приведет его к обособлению от себе подобных.

И национальная церковь ждет обиженного смерда, его приютят и построят в другие шеренги. Страсти обманутой Римом паствы использовал Лютер — но лишь с тем, чтобы предать обращенных в национальную веру крестьян на расправу локальным князьям.

Это он, Лютер, настаивал на казни Мюнцера. Сегодня мы видим ту же пьесу — раздавленная интернациональным капиталом паства охотно кидается в национальные секты. Я не стою на стороне Священной Римской Империи (если вам угодно применить такую аналогию к глобальному капитализму), но и сторону курфюрста саксонского не приму. Я — с Эразмом.

Мийе: «Дьявол — в деталях»

Уважаемый Максим, в целом я соглашусь с вами, хотя касательно того, что происходит в России, мне придется положиться на ваше восприятие событий. Однако кое-какие детали вызывают мое возражение: журнал «Элементы» не может быть назван прогитлеровским изданием; если бы так было, меня бы вовсе запретили во Франции.

Я читал несколько копий этого издания, я давал этому журналу интервью; я не заметил ничего из того, что вы называете «гитлеризмом». Дьявол — в деталях, как мы часто говорим. Если вы называете «Элементы» прогитлеровским изданием, тогда уж многие неофициальные газеты и мыслители тоже могут получить такое клеймо.

Вот именно таким путем и пошла французская либеральная номенклатура, шельмуя меня, — так продолжалось много лет, но специальный скандал был раздут вокруг меня летом 2012 года, когда я опубликовал ироническую «Элегию Андерсу Брейвику», эти 18 страниц предварялись эссе, которое было названо «Фантомный язык нищей литературы».

Никто не прочел само эссе, прочли только те 18 страниц по поводу Брейвика, и далее буквально превратили меня в почитателя Брейвика.

Никто не желал слышать того, что я сказал: «Брейвик — это симптом европейского декаданса, выражение дехристианизации Европы»!

Был большой скандал. Даже премьер-министр Франции назвал меня опасным субъектом. Я должен был уйти из издательства, где работал.

На самом деле либеральная номенклатура отлично знала, что я — не поклонник Брейвика, но они не принимали мой взгляд на вещи, мое отношение к национальной литературе Франции и к языку, мое понимание различия французской и интернациональной литературы, особенно применимо к роману.

Литература — это синекдоха французского общества.

Теперь, после всего, что случилось, я — пораженный в правах человек, я — изгой!

Если публикую новую книгу — ни одной статьи, ни единой рецензии, никто не пригласит на телевидение и радио.

Меня называют неонацистом, фашистом, расистом (за то, что говорил, что массовая иммиграция во Францию неевропейцев, особенно мусульман, наносит огромный вред Франции).

Я стараюсь научиться жить в изоляции, хотя либеральная номенклатура провоцирует меня на то, чтобы я занялся саморазоблачением.

Литовская писательница Виви Луик (Vivi Luik) написала мне, что моя история напоминает ей судьбу писателей в Советском Союзе.

Да, французская интеллигенция — это все еще сталинисты, маоисты и троцкисты. Медиалитературная клика сегодня либеральная и демократическая, и, конечно, антирасистская.

Они за права человека, глобализацию, и так далее; и называют это новым гуманизмом, религией гуманизма. И вот меня показательно сожгли на костре во имя этой гуманности, во имя новой религии.

Я стараюсь, Максим, быть собой. Это самый трудный путь сегодня в наше время тоталитаризма, фашизма и неоязыческого приобретательства.

Я далек от властей (и от политических властителей, и от литературных). Я одинокий воин. Я солдат и монах: тот самый Католик, который описан в истории; я сражаюсь за будущий мир Европы в наше постисторическое время. Я верю в Бога и мое искусство. Это мое призвание — служить. Мое искусство — путь крестоносца.

Но теперь спрошу и вас: вы не ответили про свое искусство, про то, ради чего вы пишете романы и картины. Каким образом ваше искусство стало критикой современного мира?

Кантор: Дьявол в Аду

Месье, выражение «дьявол в деталях» звучит странно, поскольку дьявол обитает не в деталях, но в Аду; что касается Ада — это не деталь мироздания, а существенная его часть. Данная фраза, кстати, принадлежащая архитектору Мис ван дер Рое, сказана по поводу мелких ошибок в архитектурном проекте. Это сказал не богослов — тому связь деталей в целое была бы очевидна.

Сейчас на Донбассе убивают, но разве дьявол именно в этом фрагменте? Оказалось, что человеку нравится убивать человека; достаточно дать повод, и сыщутся энтузиасты убийства. Тут не деталь, но сущность общества: глянцевая оболочка не может устранить главное — желание насилия.

Спросите, за что убивают — вам не ответит никто. Теперь уже появилась правда войны, фрагментарная правда мести. На это и рассчитывает пропаганда: надо, чтобы война началась — а потом война сама находит себе оправдание в мелких правдах, в приказах, в логике боя.

Но причин, помимо желания убивать, не было.

Защищать русский язык? Но русский язык в Украине не отменяли. Вернуть территории в Российскую Империю? Но у России имеется безмерное количество земель, неухоженных и заброшенных, зачем еще земли? Оборонять «русский мир» от фашистов? Все знают, что фашистов в Украине нет.

Видимо, «русский мир» надо оборонять от любого иного порядка. Но разве логично убить тысячи русских людей, чтобы сохранить «русский мир»? Люди жили здоровыми, а чтобы воцарился «русский мир», многих убили — тут есть противоречие.

Грядущее счастье миллионов, возможно, и стоит убийства тысяч сегодня (есть ли такие измерительные приборы?), но никто не ответит, в чем это грядущее счастье состоит. Нет плана развития общества; совсем никакого нет.

Война сегодня началась от системного кризиса власти в стране, от полного отсутствия целей — так было однажды. Точно так же и во время Первой мировой смысл убийства объяснить было затруднительно. Просто выяснилось, что смерть нужнее жизни. Стали убивать от неумения любить семьи, строить дома, обучать детей.

Большинство убивает от бездарности. И людям, изголодавшимся по убийствам, ждущим, как бы творческим насилием заменить бездарность мирных дней, кидают патриотический лозунг. Оказывается, теперь можно убивать, потому что ты патриот.

Войну создали в пробирке, война выдумана для укрепления режима.

Прежде, до убийства, жизнь большинства бедных людей была тусклой, государство не умело ее украсить; сегодня бедняки состоялись как яркие экземпляры породы, пустив кровь себе подобным, искалечив жизни других бедняков.

Доводят себя до экстатического состояния словами о том, что Новороссия — это русская земля, и надо изгнать «укропа», но что делать на земле, не знают; то, что это была суверенная страна с мирной жизнью, знать не желают.

За что миллионы убивали и калечили в Первую мировую? За что тысячи искалечили и убили сегодня? За что лишили крова полмиллиона людей Донбасса?

В качестве ответа показывают на противную сторону: а они в нас почему стреляют? Ответь за себя, зачем ты пришел на чужую землю и стреляешь в людей? Нет ответа: зачем-то пришли, но это теперь уже не важно. Причиной массовых убийств стала фантазия далекого от моральных критериев человека.

Войну создали в пробирке, война выдумана для укрепления режима.

Во время Отечественной войны с германским фашизмом объяснить принесенную жертву можно было, а сегодня — нельзя. Попытались связать сегодняшнюю бойню с фашизмом — надо получить оправдание убийствам. Но фашизм — это агрессивный патриотизм, который применяют вместо государственной идеи.

Этого веселящего газа в самой России избыток, именно этот газ и выпустили для радости населения. Судя по социологическим опросам, рады убийствам больше половины населения нашей страны, то есть десятки миллионов людей рады смертям.

Но если так, значит, убийства — это воля народа. Народ желает крови. Но скажите, скажите: какая же у народа цель?