Читаем без скачивания Операция «Ракета» - Леонид Обухов

— Любопытно... — Командир группы искоса посмотрел на девушку и, как ей показалось, посмотрел с интересом, а не презрительно.

— Что они еще говорили?

— Еще?.. Что лучше укрепления строить, чем сидеть в них против русских...

— Почему вы не сказали мне, что хорошо знаете немецкий?

— Я думала, что вам об этом начальник разведки сказал... Он знает...

Выбрав удобное место, с которого далеко просматривалось шоссе, Васильев подогнал поближе повозку.

Вдали показался автобус. Командир приказал Пацану лечь за пулемет, а сам выехал на повозке прямо на шоссе, загородив проезд. Он был одет в штатское пальто, старую кепку и сапоги, автомат и гранаты, прикрытые сеном, лежали в повозке.

Небольшой автобус серого цвета еще издали стал сигналить, требуя убраться с дороги. А Васильев, соскочив с повозки, стал возиться возле колеса, делая вид, будто надевает его на ось.

Автобус заскрипел тормозами и остановился. Шофер, открыв дверцу, высунулся из кабины и закричал на Васильева. Тот успел разглядеть, что в автобусе сидело семь офицеров.

Выпрямившись во весь рост, Николай крикнул:

— Маруся, переведи господам, что дорога занята партизанами и я предлагаю им сдаться.

Когда Костюкевич прокричала из-за кустов этот ультиматум, один из офицеров распахнул дверцу и выстрелил в Васильева из пистолета. Пуля просвистела мимо. Тут же прогрохотал автомат Марии, и офицер кулем вывалился из машины на обочину. Немцы схватились за оружие. Шофер включил сцепление и дал газ, пытаясь прорваться сквозь огонь. Длинная очередь из пулемета полоснула по машине, мотор поперхнулся и смолк. Схватив автомат, ударил по автобусу и Васильев. Оттуда раздалось несколько пулеметных выстрелов, и следом показался из окна белый платок.

— Прекратить огонь! — закричал Васильев.

Стрельба стихла. Из автобуса, подняв руки, вышли три офицера, ожидая решения своей участи.

— Мария, обыщи автобус! Пацан, ко мне! — приказал Васильев.

Минуты через две все было кончено. Забрав документы и оружие, свалив на повозку все трофеи, партизаны быстро скрылись в лесу. На повозке сидели и пленные. А на шоссе остались убитые фрицы и изрешеченный автобус...

Группа Владимира Лихачева, вышедшая из лагеря раньше группы Васильева, должна была за ночь добраться к дальнему шоссе. Впереди легко шел командир, за ним, след в след, шагали бойцы, время от времени вытирая с лица обильный пот.

— Нельзя ли потише, Володя? — попросил Йозеф Ханзел. — Такой кросс мои ноги не привыкли бегать...

— Привыкай и молчи... в тылу...

Уметь молчать — необходимое правило разведчика, и Лихачев, хорошо знавший это, старался научить своих подчиненных молчать в разведке, а если нужно доложить, то коротко и ясно, только самую суть.

В лесу Лихачев чувствовал себя как дома. Здесь не было такого обитателя, голос которого бы не различил Владимир и тут же не ответил ему, мастерски подражая. Он мог кричать как перепел, петь как скворец, или заливаться соловьем, подражать рябчику и кукушке, грачу и вороне, иволге и сороке, стучать как дятел и выть подобно волку... Это был человек леса. Он любил это зеленое море, каждую травинку под ногами, ему понятны были заботы муравья, ползущего по тропинке, и той белки в старом урочище, которой он по пути подкидывал под дерево грибы и орешки.

Раньше, чем научился читать букварь, Лихачев познал основы лесных наук, которые преподал ему отец, старый уральский охотник. Тот еле умел расписываться, но лучше иного ученого знал таежных жителей, начиная от гнуса и кончая медведем, и с полсотни метров бил белку пулей в глаз. Владимир с малых лет ходил с отцом в тайгу по орехи, собирал грибы с матерью, дикие ягоды. Он не боялся заблудиться в лесу. По цвету коры на дереве, по длине веток или наклону ствола, по солнцу он всегда находил дорогу домой.

Мальчишкой он целыми днями пропадал в тайге, выслеживая птицу, узнавал, где гнездится глухарь, строит гнездо белка или лисица, где живут полосатые бурундуки и есть самая вкусная малина. На земле, ветках деревьев и кустарниках, на валежнике читал он неведомые для других следы зверей и птиц, целые истории о жизни и охоте лесных обитателей.

В войну Владимир Лихачев стал разведчиком. Ему пришлось читать следы людей и выслеживать их, как некогда выслеживал зверей в своей уральской тайге. И теперь, ведя группу на задание, Владимир непроизвольно соблюдал все охотничьи предосторожности, словно подбирался к логову зверя и боялся спугнуть его...

Глянув на светящийся мазок месяца, изредка нырявший среди туч, Владимир прикинул, что вот-вот должна появиться пересекающая маршрут дорога. И в самом деле через полчаса они вышли к дороге. Разведчики залегли в кустарнике и смотрели, как тянется по дороге порожний обоз, видно, что-то возивший в прифронтовой район... Измученные лошади, спящие в повозках старики словаки... Переждав, пока обоз скрылся за поворотом, разведчики по одному перебежали через дорогу и снова скрылись в лесу. Они спешили к другому шоссе, которое было в нескольких километрах от этого места. Вышли к нему, когда солнце, заливая землю ярким светом, медленно оседлало вершину горы.

Несколько минут разведчики лежали в придорожном кустарнике, внимательно наблюдая за шоссе. Оно петляло среди гор, проскакивало по краю глубокого оврага и терялось за высоким холмом. «Тут не годится, — оглядывая местность, думал Лихачев, — подобьешь машину — полетит в пропасть... Нужно поискать другое место». Остановились возле небольшого мостика через овраг. Слева дорога огибала гористый мыс, а справа тянулась километра два у подножия холмов, и ее хорошо было видно отсюда.

— То что надо, — вслух сказал Лихачев и послал одного разведчика в дозор на гористый мыс. — Будет легковушка идти, махнешь платком.

Вместе с Йозефом Ханзелом Лихачев обсудил подробности операции, осмотрел все вокруг. Под мостиком Владимир заметил щит с надписью на немецком языке: «Осторожно, мины!» Довольная улыбка скользнула по его полным обветренным губам. Вытащив щит и обтерев его травой, Лихачев вырубил ножом на дороге ямку перед въездом на мост и установил щит. Отошел в сторону, полюбовался... Потом снял щит и спрятал в кювете, прикрыв ветками.

Долго лежали разведчики, ожидая сигнала с мыса. В той стороне был фронт, и Лихачев решил захватить одну из штабных фронтовых машин. К фронту шли колонны грузовиков, проносились мотоциклисты, а оттуда проехали лишь три автобуса с ранеными. Солнце уже высоко поднялось над горами, когда на мысу замелькал долгожданный платок: идет легковая одиночная машина!..

Мигом выскочил Лихачев на шоссе, установил щит и залег за кустами.

Вскоре из-за поворота выскочила низкая длинная машина, вся размалеванная бурыми, зелеными и черными изломанными линиями камуфляжа. Не доезжая до щита метров десять, машина остановилась. Открылась дверца, и на шоссе вылезли шофер с солдатом, в машине на заднем сиденье остался тучный офицер, который, по всей видимости, крепко спал. Солдат, вытянув шею, подозрительно рассматривал мост, не обращая внимания на то, что говорил шофер, выразительно жестикулируя при этом. И у одного и у другого на кителях висели медали.

Владимир поднял автомат, переставил его на одиночный выстрел и, поймав на мушку голову солдата, нажал на спуск. Какое-то мгновение разведчик наблюдал за падающим солдатом, за остолбеневшим шофером и тут же выстрелил второй раз. Как падал шофер, Лихачев не видел: он был уже возле машины. Рванул заднюю дверцу. В глаза Лихачеву бросилось сонное лицо гауптмана, одетого в черный китель с розовыми петлицами. «Танкист-эсэсовец!» — мелькнула мысль.

— Майн гот! — еле пролепетал немец и поднял руки.

Отобрав у офицера пистолет, документы и бумаги, лежавшие в карманах, Лихачев связал ему руки назад, передал стоявшему на обочине Йозефу Ханзелу, а сам начал лихорадочно переворачивать все в машине. Ничего важного: бутылки с вином, консервы... В чемоданчике, что лежал на заднем сиденье, — шелковое дамское белье, халат...

— Бабник! — презрительно произнес Владимир, открыл канистру и вылил бензин на сиденья. Чиркнул зажигалкой: пламя с ревом ударило в потолок машины, забушевало, выплескиваясь через открытые дверцы огненно-дымными языками.

Группы — Махно и Лихачева — встретились на подступах к лагерю, когда день уже догорал и бледные сумерки крались по лесу оврагами и впадинами среди гор.

«СПАСИБО, БАТЯ!..»

Допрос пленных офицеров дал партизанскому штабу ценные сведения о расположении частей противника и его оборонительных линий на прилегающем к Прешову участке советско-германского фронта. Бобров дописывал радиограмму в Центр, когда часовой доложил, что дозорные задержали на заставе какого-то старика из местных и тот хочет поговорить с командиром.