Читаем без скачивания Журнал «Вокруг Света» №02 за 2007 год - Вокруг Света

В 1996 году стало известно, что согласно «государственному принципу» Большой реституции Франция после войны получила от союзников 61 000 произведений искусства, захваченных нацистами на ее террритории у частных собственников: иудеев и других «врагов рейха». Парижские власти обязаны были возвратить их законным владельцам. Но только 43 000 произведений попали по назначению. На остальные же, как утверждали чиновники, в установленные сроки не нашлось претендентов. Часть из низ пошла с молотка, а оставшиеся 2 000 разошлись по французским музеям. И пошла цепная реакция: выяснилось, что почти у всех заинтересованных государств есть свои «скелеты в шкафу». В одной Голландии список произведений с «коричневым прошлым» составил 3 709 «номеров» во главе с известным «Маковым полем» Ван Гога стоимостью 50 миллионов долларов.

Портрет княгини Марии Павловны, вывезенный из Гатчины во время войны. Выставка возвращенных Германией картин XVII–XIX веков. Петербург, 21 мая 2006 года 

Странная ситуация сложилась в Австрии. Там уцелевшим евреям в конце 1940-х—1950-е годы вроде бы вернули все некогда конфискованное. Но когда они попробовали вывезти возвращенные картины и скульптуры, то получили отказ. Основанием стал закон 1918 года о запрете вывоза «национального достояния». Семьям Ротшильдов, Блох-Бауэров и других коллекционеров пришлось «дарить» больше половины своих собраний тем самым музеям, которые грабили их при нацистах, чтобы теперь получить разрешение на вывоз остального.

Не лучше «получилось» и в Америке. За пятьдесят послевоенных лет богатые коллекционеры из этой страны купили и передали в музеи США многие произведения «без прошлого». Достоянием прессы один за другим становились факты, свидетельствовавшие: среди них есть собственность жертв Холокоста. Наследники начали заявлять свои претензии и обращаться в суд. С точки зрения закона, как и в случае со швейцарским золотом, музеи имели право картины не возвращать: истекли сроки давности, имелись законы о вывозе. Но на дворе стояли времена, когда права личности ставились выше разговоров «о национальном достоянии» и «общественной пользе». Поднялась волна «моральной реституции». Ее важнейшей вехой стала Вашингтонская конференция 1998 года о собственности эпохи Холокоста, где были приняты принципы, которым согласились следовать большинство стран мира, включая Россию. Правда, делать это не все и не всегда торопятся.

Член британского парламента Робин Кук заявляет о начале кампании по возвращению скульптур Парфенона в Афины. Январь 2004 года 

Наследники венгерского еврея Герцога так и не добились решения российского суда о реституции своих картин. Они проиграли во всех инстанциях, и осталась им сейчас только одна — Верховный суд РФ. Ассоциация музейных директоров Америки оказалась вынуждена учредить комиссию по проверке своих собственных коллекций. Вся информация об экспонатах с «темным прошлым» теперь должна вывешиваться на сайтах музеев в Интернете. Такая же работа — с переменным успехом — ведется и во Франции, где реституция коснулась уже таких гигантов, как Лувр и Музей Помпиду. Тем временем в Австрии министр культуры Элизабет Герер заявляет: «Наша страна владеет столькими художественными сокровищами, что нет причин скупиться. Честь дороже». На настоящий момент эта страна вернула не только шедевры старых итальянских и фламандских мастеров из коллекции Ротшильда, но и «визитную карточку» самого австрийского искусства, «Портрет Адели Блох-Бауэр» работы Густава Климта.

Несмотря на необычную атмосферу новой волны возвратов, речь идет об остатках «Большой реституции». Как выразился один из экспертов: «Мы занимаемся сейчас тем, до чего не дошли руки в 1945–1955 годах». А как долго «моральная реституция» «продержится»?.. Некоторые уже поговаривают о начале ее кризиса, ведь возвращенные шедевры не остаются в семьях погибших, а немедленно продаются на антикварном рынке. За упоминавшуюся картину того же Климта его потомки получили от американца Рональда Лаудера 135 миллионов долларов — рекордную сумму, выплаченную за холст когда-либо в истории! Возвращение ценностей законным владельцам на глазах превращается в инструмент «черного передела» музейных коллекций и прибыльный бизнес для юристов и артдилеров. Если общественность перестанет видеть в реституции нечто справедливое по отношению к жертвам войны и геноцида, а увидит только средство наживы, она, конечно, прекратится.

Экспертиза произведений, принадлежавших австрийским семьям, погибшим во время Второй мировой. 28 октября 1996 г. 

Даже в Германии, с ее комплексом вины перед погибшими от рук нацистов, поднялась волна протестов против «коммерциализации реституции». Причиной послужил возврат летом 2006 года из берлинского Музея Брюке картины экспрессиониста Людвига Кирхнера наследникам еврейской семьи Хесс. Полотно «Уличная сценка» не было конфисковано гитлеровцами. Его продала сама эта семья в 1936 году — уже тогда, когда Хессам удалось выбраться вместе со своим собранием в Швейцарию. Причем продала обратно в Германию! Противники возврата утверждают, что Хессы продали картину коллекционеру из Кельна добровольно и за хорошие деньги. Однако в декларациях 1999 и 2001 годов, принятых правительством ФРГ по итогам Вашингтонской конференции, сама Германия, а не истец, должна доказать, что продажа в 1930-х годах была справедливой, а не насильственной, осуществленной под давлением гестапо. В случае же Хессов доказательств, что семья вообще получила деньги за сделку 1936 года, найти не удалось. Картина за 38 миллионов долларов была уже в ноябре 2006 года продана наследниками на аукционе Christie’s. После этого министр культуры ФРГ Берндт Нойманн даже заявил, что немцы, не отказываясь от реституции собственности жертв Холокоста в принципе, могут пересмотреть правила ее проведения, принятые ими в декларациях 1999 и 2001 годов.

Но пока дело все-таки обстоит иначе: музейщики, потрясенные последними событиями, боятся расширения поля «моральной реституции». А что если не только в Чехии, Румынии и Прибалтике, а и в России и других странах с коммунистическим прошлым начнется возвращение бывшим собственникам национализированных после революции шедевров? Что если церковь настоит на тотальном возврате своих национализированных богатств? Не вспыхнет ли с новой силой спор об искусстве между «разведенными» республиками бывшего Союза, Югославии и других развалившихся стран? И уж совсем тяжело будет музеям, если придется отдавать искусство бывших колоний. Что произойдет, если обратно в Грецию отправятся мраморы Парфенона, вывезенные в начале XIX веке англичанами из этой беспокойной османской провинции?..

Григорий Козлов

Интерфейс для головного мозга

Принцип работы головного мозга всегда был, да и теперь остается для исследователей terra incognita. Несмотря на фантастические достижения нейрохирургии, не существует даже какой-нибудь цельной теории его функционирования. Но не дожидаясь ее появления, инженеры уже сейчас создают приборы, которые в будущем существенно расширят возможности человека.

В1929 году австрийский психиатр Х. Бергер обнаружил так называемые «мозговые волны», которые можно регистрировать по колебаниям электромагнитного поля на поверхности черепа. Он также заметил, что состояние испытуемого существенно меняет характеристики этих сигналов. Наиболее заметными оказались волны относительно большой амплитуды с частотой около 10 циклов в секунду. Бергер дал им название «альфаволны». В более активном состоянии Бергер зафиксировал «бета-волны» с более высокой частотой. Это открытие привело к созданию электроэнцефалографии (ЭЭГ) — метода изучения мозга, основанного на регистрации и анализе биотоков. Электрическая активность мозга возникает уже у плода и прекращается только с наступлением смерти. Она сохраняется даже при глубокой коме или наркозе, хотя и с существенными изменениями.

Для снятия электроэнцефалограммы на голове закрепляются от 8 до 32 электродов. Для лучшего контакта со скальпом служит специальный электродный гель. Данные регистрирует компьютер. На сегодня эта технология отработана уже настолько, что в мире есть даже любители, снимающие и изучающие ЭЭГ

На сегодня ЭЭГ — один из самых простых технических способов изучения мозга. Однако анализ ЭЭГ позволяет получить лишь весьма общие данные о его работе. Нейрофизиологам и нейропсихологам этого инструмента совершенно недостаточно. Иное дело — инженеры, которым хватает тех изменений, которые регистрирует энцефалограф.