Читаем без скачивания Гобелен - Карен Рэнни

Он по— прежнему молчал и не прикасался к ней.

Ей казалось, что она уже пролежала целую вечность, обнимая его, проникаясь его теплом. Ей не приходило в голову, что она богохульствует, вознося к небу в эти мгновения самые горячие молитвы. Она молилась, чтобы Алекс не прогнал ее и чтобы потом простил за это распутство. Молилась о том, чтобы инстинкт не подвел ее и чтобы одной лишь любви оказалось достаточно — чтобы любовь возместила недостаток опыта.

От него пахло так же, как всегда. Тем же мылом, тем же одному ему присущим запахом. Она потерлась щекой о его широкую грудь, как игривый котенок. Она дрожала, но не от холода, а от собственной дерзости и страха неизвестности, дрожала потому, что была так близка к своей цели.

А Алекс — почему же он молчит?…

— Чего вы хотите? — Его шепот походил на шелест.

— Тепла и мягкой постели, милорд. Уверена, вы не осудите меня за это.

— Я сказал, что не нуждаюсь в вашей жалости, — сказал он, но уже без прежней уверенности.

Тут ладонь его легла ей на плечо, затем переместилась на грудь — и он тотчас же отдернул руку.

— Мы не могли бы хотя бы на одну ночь притвориться, что вы не носите маску, а я — не ваша служанка? — с дрожью в голосе проговорила Лаура. — Только на одну ночь…

Он не ответил.

Тогда она обвила руками его шею и прижалась к мускулистой груди. Потом, чуть отстранившись, провела пальцами по кожаной маске, но граф тотчас же отвел ее руку.

Тихонько вздохнув, Лаура прошептала:

— Я не могу целоваться, когда на вас маска, милорд. Вы не могли бы снять ее?

Граф молча покачал головой — он боялся говорить. И боялся, что в конце концов не сдержится и овладеет лежавшей перед ним девушкой. Но может быть, это — его единственный шанс прервать заклятие целомудрия!

Слишком долго он не испытывал близости с женщиной.

Но ведь она — наивная молоденькая девушка…

С замашками опытной обольстительницы.

Она получила хорошее образование.

И сейчас лежит нагая в его постели.

Она — служанка в его доме…

Но на одну ночь пожелала притвориться, что это не так.

— Прошу вас, милорд, снимите маску, — прошептала Лаура.

— Алекс… Если уж мы решили притворяться, называй меня по имени, — прохрипел граф.

Он закинул руки за голову и ослабил один из узлов, державших маску. Он понимал, что поступает глупо, но решил, что в комнате достаточно темно.

Вот развязан еще один узел — и маска упала на покрывало. Граф хотел убрать ее под подушку, но передумал.

Тут Лаура положила руки ему на плечи и потянулась к его губам. Он невольно отпрянул, но она привлекла его к себе.

В следующее мгновение он коснулся ее лица, коснулся ее губ своими — и едва не застонал от испытанного ощущения. Губы у нее были влажными — она успела облизать их — I чуть припухлыми, словно он уже не раз целовал их.

И вкус у них был слаще, чем у персика.

Они имели вкус женщины — женщины желанной и желавшей, ласковой и прелестной, нежной… и любящей.

Он провел по ее губам языком, а потом впился в них поцелуем.

Боже, какими они оказались сладкими.

Тут губы ее раздвинулись, и он почувствовал, что она целует его в ответ. Ее язык коснулся его языка, и ему показалось, что ощущение удивило ее, возможно, чуть напугало, потому что она на мгновение прервала поцелуй, но лишь на мгновение.

Когда она тихонько застонала, Алекс вздрогнул от неожиданности, он вдруг понял, что чувствует каждое ее движение, вернее, предчувствует до того, как она совершает его.

Лаура хотела прикоснуться к его лицу, но граф, отстранив ее руку, прошептал:

— Прошу, не надо. Она поняла.

Он осторожно уложил ее на спину. Темнота скрывала его лицо, но лишала возможности видеть… Что ж, тогда руки должны стать его глазами.

Его чуткие пальцы скользили по ее плечам, по бедрам, по животу и по груди. Он ощупывал ее колени и изящные лодыжки…

И вдруг она чуть приподнялась и с дрожью в голосе проговорила:

— Алекс, ты не разденешься?

На этот раз граф колебался гораздо дольше. Наконец снял рубашку.

Лаура провела ладонью по его обнаженной груди и на несколько мгновений замерла. Ей не надо было видеть шрамы, чтобы понять, насколько они ужасны.

Алекс был потрясен, когда она вдруг прикоснулась губами к его жутким рубцам, оставшимся там, где раскаленное железо выжгло плоть. Выскользнув из ее объятий, он быстро скинул с себя остальную одежду.

Потом они долго лежали, обнимая друг друга. Она крепко прижималась к его обнаженному телу, а он наслаждался ароматом ее волос — они пахли розами и чем-то пряным, как будто росли в саду.

Чуть— чуть приподнявшись, он снова принялся целовать ее и ласкать. Когда его ладони накрыли ее груди, из горла Лауры вырвался тихий стон.

Алекс на мгновение замер, затаил дыхание.

Он никогда не сможет ее забыть.

Никогда не сможет забыть эту ночь.

Граф склонился над девушкой и прикоснулся губами к ее груди. Он слышал гулкий стук ее сердца. Когда язык его коснулся набухших розовых сосков, она громко вскрикнула и судорожно вцепилась в простыню.

Алекс едва сдерживался — ему хотелось наброситься на нее и тотчас же овладеть ею. Но он все-таки взял себя в руки; он решил, что будет ласкать ее долго и терпеливо, будет ласкать до тех пор, пока она не выкрикнет его имя, умоляя не медлить дольше.

Он целовал ее груди, и она стонала под ним, выгибаясь дугой ему навстречу. Он слышал — нет, скорее чувствовал — ее вздохи и стоны.

Алекс осторожно сдавил губами ее сосок, ощущение тут же словно эхо отозвалось внизу живота, ей казалось, там возникла и разрасталась пульсация, будто кто-то отбивал в ее лоне древний, как сама жизнь, ритм.

Лаура снова вскрикнула — ей казалось, что она тонет… Если в ней до этого и оставались крупицы страха, то сейчас они исчезли, утонули в горячей волне, захлестнувшей ее. Кожа ее горела под прикосновениями Алекса. Она облизывала пересохшие губы, пыталась охладить их, но он тотчас же целовал ее, вновь вызывая жажду и жар.

Та, которая начинала игру в обольщение, теперь сама оказалась обольщенной.

Вся она преобразилась, растворившись в мощном потоке неведомых ей прежде ощущений. Алекс по-прежнему целовал ее и ласкал, и под его ласками, в его руках она превращалась в какую-то… другую, новую Лауру. Но ей хотелось быть еще ближе к нему, хотелось слиться с ним воедино. Она чувствовала его возбуждение, но никакого девичьего стыда не испытывала, лишь изредка замирала на мгновение в ожидании чуда.

Благодарю тебя, Господи.

Оба возносили одну благодарственную молитву.

Она — потому что он был Алексом и она любила его.

Он — потому что она преподнесла ему подарок, о котором он не смел мечтать.