Читаем без скачивания Полукровка. Крест обретенный - Андрей Константинов

— Нет, спасибо, предпочитаю свои. Не столь крепкие.

— А вот я, с вашего позволения, угощусь, — откликнулся на предложение Ставраки и запустил в коробку свою влажную пятерню.

«Ишь, разволновался старик, — глядя на него, с насмешкой подумал Габузов. — Небось переживает, что я у него хлеб отбиваю».

Трое мужчин с явным наслаждением задымили.

— А ведь я вас, признаться, недооценил, — после пары затяжек разоткровенничался Харитон. — Вы какое учебное заведение заканчивали?

— Ленинградский государственный университет. Юридический факультет. Кстати, в свое время его заканчивал и наш новый президент.

— О, Путин! Кей-Джи-Би! Понимаю!

Здесь Сергей смекнул, что его личный рейтинг в местной правоохранительной системе подскочил еще на пару пунктов. «А может остаться в Греции и сделать карьеру по юридической части? То-то бы мои ребята из горпрокуратуры повеселились!»

Между тем, прошло уже больше пяти минут, а Рюпос всё не возвращался. Харитон нервно взглянул на висевшие на стене часы, поднялся из-за стола и, попросив адвокатов подождать, вышел из кабинета.

— Я думаю, что на сегодня наша с вами миссия окончена, — весело подмигнул Габузов своему греческому коллеге.

— В каком смысле?

— А в таком, что сбежал наш кирьос Кристионес. Вот как пить дать — сбежал.

— Ну что вы, как можно? Такой достопочтенный человек, отец двоих детей…

— А давайте забьемся? На пятьдесят долларов? — озорно прищурился Габузов.

Пьянящее ощущение выигранного поединка как-то сразу и вдруг погрузило его в состояние неимоверной легкости бытия. Сергею Эдуардовичу подумалось, что именно теперь и сейчас, с этого кабинета, с этого рубежа, в его непутевой жизни идущие было одна за одной черные полоски наконец-то сменили свои знак и цвет на долгожданный противоположные…

Габузов вышел из полицейского участка полный решимости если не нажраться в хлам, то хотя бы крепко выпить. Так, знаете ли, вдумчиво и с оттяжечкой гульнуть по-питерски. На пятьдесят долларов. «Или и правда воздух в Греции какой-то особенный, от которого мудреешь, как утверждает Евтифрон — или я и впрямь становлюсь с каждым днем умнее», — усмехнулся в усы Сергей. Он почти кокетливо сделал ручкой эвзонам, присвистнул и бодро зашагал в направлении Пирея.

У «старшего бога», которому вестники, видимо, обладавшие истинно божественной скоростью и умением узнавать для всех еще неизвестное, уже донесли о победе Габузова, его шумно встречали. Вино полилось рекой: выпили и за таланты Габузова, и за красоту Самсут, и за упокой Самвела Тер-Петросяна, и за прекрасную Грецию, и за суровую Армению. Даже, по старой памяти, за Советский Союз. Под это дело расчувствовавшийся Сократ пообещал даже свозить Сергея Эдуардовича на Афон, а Евтифрон хитро подмигнул и показал руками, будто крутит баранку автомобиля.

Короче, жизнь и вправду налаживалась. Вот только не следовало столько пить! А ведь еще многоопытный бесшабашный матросик Жора предупреждал его, что молодое домашнее вино — вино коварное. Дескать, оно, как и шампанское, насыщено газом, а потому многократно усиливает эффект опьянения. Так что в какой-то момент Сергей ощутил, что при кажущейся ясности ума, его ноги и тело вырубились напрочь.

А вскоре настал черёд и её… ясности… уф-фф… занавес…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

НЕ ЗАБУДЬ, СТАНЦИЯ ЛУГОВАЯ!

В тот момент, когда люди Евтифрона еще только откупоривали в ангаре самый первый бочонок вина, готовясь петь заздравицу Габузову, дверь в камере Самсут распахнулась и в дверной проем вкатился толстяк-следователь. Расплывшись в желтозубой улыбке до ушей, он затораторил на дичайшей англо-греческой тарабарщине, из которой четкий слух Самсут тем не менее выхватил самое главное — «liberty».

Да, это была она — Свобода! И абсолютно не важно, что в ее случае она явилась не в образе нагой красавицы с цветами, а в виде горбатоносого потного чиновника прокуратуры, сущность от этого ничуть не пострадала. Она — свободна. Ее больше не считают убийцей. Значит, есть еще на этом свете правда. И бог тоже есть. И он не отвернулся от нее. Как там любила говорить бабушка Маро? «Бог захочет, так и хромая со слепой невестами станут?»

Через пятнадцать минут, подписав необходимые бумаги-формальности, выслушав и приняв велеречивые многословные извинения чуть ли не от лица греческого правительства, Самсут вышла из здания полицейского управления всё под те же вспышки теле- и фотокамер. «И куда мне теперь?» — растерянно подумала она, но в этот момент из толпы папарацци отделилась сухонькая фигурка Сато в траурном облачении. Она призывно взмахнула рукой и Самсут, расталкивая назойливых газетчиков, кинулась к ней, упала на грудь и разрыдалась.

— Пойдем, детка, — нежно погладила ее по голове Сато, утешая. — Эрки нас отвезет. Сначала примешь душ, переоденешься, поешь хорошенечко. А потом мы поедем, навестим нашего несчастного Самвела…

Кладбище было полупустым, белым и торжественным. И потому на нем особенно остро и горько смотрелись фигуры в черном, сами похожие на мраморные изваяния. Самсут тоже чувствовала себя окаменевшей. Что были все ее мучения в полиции перед тем горем, которое испытывали эти люди вокруг? Она даже боялась посмотреть в сторону Сато: старая женщина с момента гибели брата перестала разговаривать, почти ничего не ела и пила лишь крепкий густой кофе. Она упорно приходила на могилу каждый день и одна просиживала там часы. Сегодня, встретив Самсут, триумфально выходящую из полицейского участка, она повезла ее с собой.

Самсут долго думала, какие цветы положить ей на могилу того, виновницей смерти которого она стала, пусть и невольно. Ах, зачем, зачем она оказалась здесь?! Да пусть будет проклят тот, из-за чьей идиотской шутки это произошло! И, хотя все слезы были выплаканы бедной петербургской учительницей еще в полиции, Самсут упала на кровать в своем прежнем студио и заплакала самыми тяжелыми — сухими слезами. И заказала по телефону вербену — сладкие и бессильные цветы смерти и памяти. И вот теперь она клала их белый букет на свежую могилу.

— Отныне Афины навсегда останутся твоим домом, — раздался вдруг тихий голос Сато. — Нет места ближе, чем то, которое связано кровью. Но помни — ты ни в чем не виновата, и пусть душа твоя будет свободна. Лети, куда хочешь, только прилетай к нам порой… — и вдруг, опустив сразу потемневшие глаза в землю, глухо добавила: — Скоро и я лягу с Самвелом рядом.

И, как ни странно, почти не понимая слов, Самсут поняла все, что хотела сказать ей старая женщина, она ощутила ее состояние и ее мысли всей своей душой, всей своей кровью.

И эта не то армянка, не то украинка, не то русская, каким-то неведомым ветром занесенная на благодатную греческую землю, всхлипнула и бросилась к Сато на грудь. Они долго стояли, словно проникаясь друг другом, и так и не разомкнув объятий, дошли до машины. Потом, пока женщины ехали до виллы, а затем долго и тоже молча сидели внизу, в той самой комнате, где когда-то Самсут рассказывала им свою историю, им уже не нужно было никаких слов. Только перед самым уходом губы Самсут неожиданно вымолвили такое, чего она никогда не могла себе представить:

— Бабушка, — прошептала она, — бабушка Сато! Я всегда буду помнить вас.

И в ответ бабушка… Маро тихо улыбнулась ей из туманной дали детства и вечности.

Вернувшись с кладбища, Самсут поднялась в свою комнату и принялась собирать вещи. Оставаться здесь дальше было нельзя. Даже если не удастся вылететь домой прямо сегодня, можно будет найти какую-нибудь недорогую гостиницу неподалеку от аэропорта…

Неожиданно она услышала, что сверкающий, белый, словно из какого-то фильма о будущем, всегда молчавший в ее комнате телефон давно заливается трелью. Поначалу она даже не поверила своим ушам и на всякий случай выглянула в окно. Однако, сомнений быть не могло — это звонил именно телефон. «Наверное, кто-нибудь ошибся, или давно не звонил», — лениво подумала она и сняла трубку.

— Алло?!

(Неужели она могла кому-нибудь здесь понадобиться — и, главное, зачем?!)

— Привет, Самсут, — раздался в трубке нежный, ни с каким другом голосом не сравнимый голос Овсанны, в котором так удачно соединились армянские, русские и греческие нотки. — У тебя всё хорошо?

— Да… То есть не совсем… Впрочем, все уже как будто в порядке… Но как ты узнала мой телефон?

— Так да или нет? — мгновенно взволновалась чуткая Овсанна, проигнорировав вопрос.

— Да, да, — успокоила девушку Самсут, а сама печально подумала, что вот так мы и предаем память умерших. Но, с другой стороны, слава Богу, что вся эта газетная шумиха вокруг убийства Самвел-аги, каким-то чудом обошла ее кипрскую подругу стороной. — Всё хорошо.