Читаем без скачивания Куропаты - змеиный поцелуй Америки - Лепешко Емельян Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы оправдать измену и подвести базу под подрывную работу против СССР, много внимания в мемуарах А. Н. Яковлев отводит цитированию выкроенных из контекста, оторванных от времени и конкретных событий, избранных им самим мест в переписке и сочинениях В. И. Ленина и И. В. Сталина. Все идеологические силы страны он направлял на бесконечное пережёвывание репрессий и требования покаяться за победу над враждебными социализму силами и гитлеризмом. Яковлев превозносил роль и значение Великой Французской буржуазной революции. Но обходил стороной классовую борьбу и ужасы кровавой гражданской войны во Франции с отправкой на гильотину короля с женой и всех поголовно феодалов страны. Умалчивал о захватнических наполеоновских войнах, грабежах армии Бонапарта в европейских государствах, в России в 1812 году.
А. Н. Яковлев подобрал В. Быкова, 3. Позняка, братьев Луцкевичей, руководил ими в провокации с Куропатами, покрывал их деятельность, помогал создавать Белорусский Народный Фронт, Мартиролог Беларуси и масонский Пен-клуб. Наступила горячая пора разрушения СССР изнутри. На первое место в списке для подрыва аналитиками ЦРУ была выдвинута Белоруссия — самая реакционная, по их мнению, в плане преданности идеям патриотического социализма республика СССР. Перед Яковлевым и его резидентурой руководство ЦРУ поставило соответствующую задачу. Упор в этом деле сделали на В. В. Быкова как участника межрегиональной депутатской группы, Героя Социалистического Труда, Народного писателя БССР, убеждённого сторонника капитализма и экзистенциализма, а также на группу его близких единомышленников. Исполнитель провокации был определён!
Настала пора реформирования партийной организации Белоруссии. А. Н. Яковлев вместе с М. С. Горбачёвым наметили и осуществили план по замене руководства белорусской партийной организации на более сговорчивое и податливое. По мнению американцев, руководство БССР и компартии республики было реакционным, поскольку твёрдо следовало курсом укрепления позиций патриотического социализма. Поэтому агенту ЦРУ США А. Н. Яковлеву и его резидентуре (Горбачёву, Шеварнадзе) приказали заменить руководство КПБ. Первоначально встала необходимость избавиться от первого секретаря ЦК КПБ Николая Никитича Слюнькова и второго секретаря ЦК КПБ Геннадия Георгиевича Бартошевича. Оба были заслуженными и авторитетными в КПСС руководящими партийными работниками с большим опытом успешной хозяйственной деятельности и политическими бойцами с твёрдыми коммунистическими убеждениями. Нужно было их заменить на более покладистых и сговорчивых.
Яковлев вспомнил Ефрема Евсеевича Соколова, первого секретаря Брестского обкома. О нём, как поведал Николай Стефанович Игрунов в книге воспоминаний «И после нас зелёная трава…» (Белгород, 2006), в аппарате ЦК КПСС ходила молва, что Соколов как первый секретарь Брестского обкома КПБ занялся вопросами, связанными с Польшей. Его вызвал по этому поводу Суслов и повёл разговор весьма своеобразно. Не подал руку, не предложил присесть, жёстко одёрнул его: «Не лезьте не в своё дело. Езжайте домой и занимайтесь своей картоплей». Игрунов далее вспоминал, как перед Пленумом ЦК КПСС Н. Н. Слюньков зашел к нему в кабинет как заместителю заведующего отделом ЦК КПСС по организационно-партийной работе для обсуждения текущих дел. В это время позвонили из приёмной Горбачёва и пригласили Слюнькова к Горбачёву. Вышел Слюньков оттуда иным человеком: совершенно другие заботы теперь переполняли его голову. Ему предложили перейти на работу в Политбюро ЦК КПСС. Убирали из Белоруссии путём повышения в должности с переездом в Москву. Отказываться от предложенного профессионального роста было не принято. Как просто и эффективно решили проблему с устранением Н. Н. Слюнькова! Горбачёв рекомендовал Пленуму ЦК КПБ избрать Е. Е. Соколова на должность первого секретаря ЦК КПБ.
По Г. Г. Бартошевичу использовали некоторые особенности черт его характера: подозрительность, неуступчивость и мнительность. Он невольно подыграл провокаторам. Игрунов, по его воспоминаниям, показал Бартошевичу анонимное письмо, на тебя, мол, пишут. А тот полез в карман и также достал анонимку со словами: «На тебя тоже пишут». Так закрутилась пружина противоречий и противостояния, чтобы их разрешить Г. Г. Бартошевича направили послом в КНДР. Климат этой страны убил гипертоника Бартошевича, и проблема с заменой руководства КПБ и БССР была окончательно улажена. Стараниями Яковлева и Горбачёва — быстро и без шума, что вполне совпадало с желанием Америки. Теперь Н. С. Игрунов как лицо, лично преданное Яковлеву и беспрекословно выполняющее все его пожелания, мог занять пост второго секретаря ЦК КПБ, что и было проделано в октябре 1987 года.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Из воспоминаний Игрунова следует, что стал он богом и царём в Белоруссии. Провёл последовательно и спокойно все требуемые и необходимые мероприятия по «демократизации» республики. Постоянно опирался в дальнейшей практической работе на председателя Гостелерадио Белоруссии, поэта Геннадия Буравкина в его стремлении пробуждать национальные чувства белорусов, последовательно защищал его от нападок. Игрунов поддерживал подобную же деятельность поэтов Нила Гилевича и Пимена Панченко. Он начал опираться на Григория Николаевича Вечёрко и политически похожих на него национально озабоченных партийных работников. Сблизился с помощью Василия Быкова с группой художников, находящихся под влиянием Марочкина, Купавы, Кулика, братьев Басалыг, Лиса и им подобных, прозападно-националистически настроенных «белорусов» [3].
Сближение и закрепление отношений с писателем и масоном Василием Быковым продолжилось. Н. С. Игрунова подкупало искреннее стремление Быкова к «демократическим» преобразованиям Белоруссии на западный лад. Но А.Н. Яковлев настойчиво и постоянно требовал активизировать мероприятия по укреплению и развитию дружеских отношений с В. Быковым. Неожиданно для Игрунова, по его мнению, тоже явно под влиянием того же Яковлева, с Быковым установилось полное взаимопонимание и доверие. Белорусский писатель охотно участвовал в обильных застольях с распитием спиртных напитков. Из молчаливого и пасмурного после полдесятка рюмок коньяка он превращался в словоохотливого и откровенного. Много и образно рассказывал о своём нищем, босоногом детстве.
Игрунову открылась природа скрытности и осторожности Быкова. Это было заложено в семье [4]. Василий откровенно рассказал, как его отец применял хитрости при изготовлении ржаной муки. Но скрыл, что такую муку использовали при изготовлении самогона. Чтобы получался отменный, крепкий, качественный самогон, необходимо было прорастить рожь. А потом, высушив, смолоть её в муку, но этого нельзя было сделать в открытую на мельнице. Самогоноварение серьёзно преследовалось. Потому отец, как и многие крестьяне, использовал ручные жернова для перемалывания пророщенной ржи. О таком способе изготовления муки знала и милиция. Потому в доме отца, как и у всех соседей, милиция совместно с депутатами проводила нейтральные осмотры. Нашли и у них в хозяйстве ручные жернова. Привели их в негодность, разбив на три части верхний камень, который бросили на видном месте во дворе. Отец из досок сделал ящик, в котором закрепил разбитый камень, и в последующем каждый раз, по потребности, восстанавливал верхнюю часть жерновов и молол пророщенную рожь. Потом разбитый камень он всегда снова помещал на видном месте во дворе и таким образом снимал возможные и нежелательные вопросы о самогоне.
В. В. Быков не удерживался от нытья о недостатке денег. Например, рассказывал, как однажды к нему домой, на улицу Танковую, зашёл один не очень близкий родственник. Принёс бутылку коньяка для начала разговора, а после её распития напрямую попросил дать ему в долг… миллион рублей. Быков с возмущением поведал Игрунову о том, как был вынужден отказать просителю: «Таких денег у меня не только нет, но я их и в глаза никогда не видел». «Какой же ты тогда писатель?» — искренне недоумевал, по рассказу Быкова, его гость. «Странное это дело потерять неизвестность», — продолжал Быков и при этом сослался на высказывание умного, по его мнению, американца Джона Стейбека [5].