Читаем без скачивания Стоит ли им жить? - Поль Крюи

Мальчик был направлен в амбулаторию при больнице Германа Кифера на рентгеновский снимок. Диагноз — запущенный туберкулез легких. Тотчас же была послана патронажная сестра в хижину, которую Антон называл своим домом. Там оказалась еще тройка братьев и сестер, пораженных особой, детской формой туберкулеза… Таким образом ответ на загадку низкой цифры смертности в Детройте и не слишком скверного состояния детей, несмотря на бедность, оказался очень простым. Если бедность еще не собралась начать массовое избиение детройтских ребят, то только потому, что уменье и самоотверженность кучки работников здравоохранения, патронажных сестер, добровольцев врачей и школьных надзирав телей бодрствуют детям на спасение.

Прекрасное дело! Радостно было видеть, что сделано для здоровья детройтских детей силой науки. Но для меня было ясно, что все эти борцы со смертью едва ли могут что-нибудь сделать против того угнетения духа, разрушения душ, если хотите, которые вызываются обнищанием у детройтских детей и взрослых.

Если я, который мог в любой момент уйти от Детройта к жизни на солнце, к великолепным жилищным условиям, к обжорству разными витаминами по новейшим указаниям науки, если я не мог спать по ночам от злости на экономический строй, цинично разрушающий жизнь, которая могла бы теперь стать достоянием каждого, то каково же было состояние миллионов американцев, которых эта ненужная уже нищета била по дому, по карману, по грудобрюшной преграде, по животу и, что самое тяжелое, убивала в них уверенность в завтрашнем куске хлеба!

К сожалению, а может быть, и к счастью для тех, кто не любит горькой правды, нет никакой статистики того морального надлома, который вызывается бедностью у детей и у взрослых, — впрочем, кое-что об этом говорят цифры самоубийств. В Детройте смертность от самоубийств достигает уже зловещих размеров. В статистике причин смертности самоубийство стоит на девятом месте. И замечательный — можно даже сказать, изящный с научной точки зрения — факт заключается в том, что кривые роста и снижения самоубийств очень красиво совпадают с кривыми роста и снижения банкротств. И не трудно понять, изучая ход событий, приводящих к моменту, когда отец дрожащей рукой приставляет ко лбу пистолет или мать хватается за бутылку с иодом, что именно в большинстве этих трагических случаев ведет к отказу от жизни, самого ценного достояния человека.

Мне скажут, что наука должна найти средство и против самоубийств. Мне скажут, что это, с моей стороны, уж чересчур требовать, чтобы все отцы и матери в нашей стране переизбытка имели обеспеченный кусок хлеба, одежду и кров для себя и своих детей…

Разве сила науки, хотя бы и ущемленной бедностью, не бесконечна? Почему бы комиссару Вогэну и его изобретательным помощникам не засучить рукава, поплевать на руки, наморщить лбы — и изобрести какую-нибудь сыворотку или, скажем, вакцину против самоубийств?

В общем, дело, на мой взгляд, сводилось к следующему: вся эта крошечная армия умных, преданных, оплачиваемых грошами или вовсе не оплачиваемых мужчин и женщин, делавших ставку на восприимчивость и понятливость масс, могла еще кое-как удерживать свои позиции против смертоносной опустошительной экономии. Против крохоборчества, которое, не задумываясь, делает выбор между жизнью ребенка и долларом.

Но я понял еще следующее: что мы все обязаны включиться в развертывающуюся перед нами невиданную борьбу. А все — это вот кто: небольшая группа благоденствующих, в ком еще сохранилась способность понимать человеческое горе, и те многие, которые раньше благоденствовали, а теперь живут в вечном страхе за завтрашний день, и вся громадная масса людей, которые теперь почему-то потеряли старый американский дух недовольства, которые стали так терпеливы и могут все это выносить, — как только они умудряются это выносить! — которые так скромно сидят на сухой корке государственного пособия.

Мы слишком долго стоим, наблюдая со стороны эту разгорающуюся борьбу. Это бой между кучкой мужчин и женщин, которые видят, что массовая смерть грозит всем нам, если каждому не будет дана возможность пользоваться благами, доступными теперь всем, и другой кучкой людей, которые еще не поняли, что их скупость их не спасет…

Скромная, терпеливая масса наконец поймет, что дилемма — доллары или дети — разрешается очень просто.

То, что мне еще довелось увидеть в Детройте, — было нечто окрыляющее, нечто такое, за что хочется приветствовать науку восторженным «ура!» Это коллективная борьба со смертью, самый величественный из всех боев со смертью в истории нашей страны. И полная победа человека над смертью была бы несомненно обеспечена, если бы только…

Эта борьба дает окончательное доказательство того, что удушающая нас социально-экономическая система стала настолько гнилой и слабой, настолько одряхлела, выжила из ума и отупела, что она уже не в состоянии следовать тем правилам, которых требует ее же собственная бухгалтерия. Это для нас весьма одобряющая ситуация, если только уяснить себе как следует всю немощь и глупость существующего экономического строя…

Потому что здесь, в Детройте, окончательно доказано, что эта удивительная система, которая, казалось бы, вся построена на принципе наживы… не может уже истратить пенни, чтобы спасти доллар.

Глава пятая

КОЛЛЕКТИВНАЯ БОРЬБА СО СМЕРТЬЮ

Вот какие вопросы стали передо мной после того, как я познакомился с коллективной борьбой со смертью в Детройте:

Если я как гражданин, озабоченный защитой себя и своих близких от болезни и смерти и в известной степени заинтересованный в благополучии своих соседей, вдруг узнал, понял, уразумел, что в окружающем меня обществе свирепствует эпидемия болезни, микроб которой был найден уже пятьдесят лет тому назад…

И что все охотники за микробами и борцы со смертью, достойные называться этими именами, доподлинно знают, каким способом микроб выползает из больного и поражает роковой хваткой другого человека, который был до этого здоров…

И что люди, которым мы платим за охрану нас от смерти, имеют в своем распоряжении вернейшую пробу для выявления и учета всех тех, в ком таится этот зародыш…

И что опытные врачи-специалисты в любом порядочном городе — не только в Детройте — вооружены магическим глазом, с помощью которого могут заглянуть внутрь каждой злосчастной жертвы этой болезни и определить, кто побеждает в борьбе — человек или микроб…

И что этот магический глаз может обнаружить разгорающийся пожар болезни при самых первых его вспышках, так что другие опытные специалисты, вооруженные чудесными методами лечения, могут вылечить почти сто процентов больных, если начнут лечение своевременно…

И что это лечение может вернуть здоровье и силу почти половине несчастных, у которых болезнь обнаружена уже в запущенной форме…

Если я узнал также, что, вдобавок к существующим техническим методам лечения, требуется еще усиленное питание, свежий воздух и солнечный свет, чтобы люди скорее поправлялись при применении вышеуказанного лечения…

Если я абсолютно и окончательно убедился во всем этом, — то не в праве ли я спросить, чем вообще можно объяснить и извинить дальнейшее существование этой эпидемии?

Если, прогуливаясь после этого среди крольчатников и мышеловок, которые сходят за дома для огромного числа детройтских граждан, я услышал бы — как бы в ответ на свой вопрос — писк младенцев и стоны детей, умиравших от той же болезни, которая теперь еще убивает в Америке больше детей до пятнадцати лет, чем всякая иная зараза…

И если бы это разожгло мое любопытство до крайних пределов, так что я бросил бы работу, забыл об удовольствиях и пошел смотреть на страдания и вслушиваться в хриплое дыхание тысяч людей, смертельно пораженных той же болезнью, которая теперь еще убивает в Америке втрое больше молодых людей до двадцати лет, чем все другие заразные болезни вместе взятые…

И если бы в нашей погибельной Америке это было чем-то вроде жертвенного празднества и я стоял бы перед грандиозным погребальным костром, на котором сжигаются все годовые жертвы этого микроба, убивающего больше граждан в цвете лет — от пятнадцати до сорокалетнего возраста, чем всякая иная болезнь…

В праве ли я был бы поинтересоваться загадкой существования туберкулеза, этой главной причины всех смертей?

В праве ли я был бы назвать это не загадкой, а преступлением?

Не должен ли я был бы — если я считаю себя еще человеком — закричать во всеуслышание: убийцу надо остановить!

Вполне естественно желание найти живого виновника этой ужасающей трагедии, этого грандиозного скандала. К этому я и стремлюсь, и виновника искать недалеко. Одним из соучастников этих убийств является не кто иной, как я сам, в качестве гражданина и охраняемого законом собственника в США. Все мы до одного, все граждане, все мужчины и женщины избирательного возраста, ответственны за продолжающийся разбой туберкулеза (ТБ). В последние годы туберкулез вышел за пределы компетенции одних только ученых и врачей. Если бы наши борцы со смертью не открыли больше ничего нового о нем, мы могли бы в какие-нибудь двадцать лет помочь им сделать эту «белую смерть» таким же воспоминанием, как вымершую птицу додо. Этот оригинальный демократизм в борьбе со смертью неожиданно стал возможным в последние несколько лет. Это объясняется широким распространением знаний об этой болезни, открытой пятьдесят лет тому назад, — и то, что нам о ней известно, заставляет нас особенно мобилизоваться. Каждый уличный прохожий знает, не хуже врача, о туберкулезных палочках, о туберкулезной пробе, о рентгеновских лучах (икс-лучах) и кое-что слышал, может быть, об активном способе лечения туберкулеза с помощью простой, но чудесной операции сдавления легких, которые благодаря этому получают покой, отдыхают и сами по себе выздоравливают.