Читаем без скачивания Рыцарь Христа - Стампас Октавиан

Он первым пошел прочь из пещеры, у самого выхода оглянулся на нас так, будто каждому хотел заглянуть в глаза, вдруг громогласно расхохотался, и так, хохоча, вышел наружу.

Мне стало жутко от этого сатанинского смеха, и хотя я тотчас стал гнать от себя мысль о том, что он именно сатанинский, когда я выходил из пещеры, хохот Генриха так и стоял у меня в ушах, а внутри было такое чувство, будто я проглотил жабу.

Возвращаясь в пфальц, мы ехали порознь — император с Удальрихом и Рупрехтом отбыли раньше, но их лошади находились в монастыре Архангела Михаила, расположенном на Винной горе, а мы своих оставили у подножия горы. Поэтому в пфальц прежде вернулись мы, а уж потом император со своей свитой. В дороге мы принялись жадно расспрашивать оруженосца Шварцмоора обо всем, что он знает. Зигги рассказал следующее. После изгнания Гильдерика императором они действительно покинули пределы империи, но отъехали очень недалеко от них и поселились в Реймсе, в аббатстве Сен-Реми. Там Шварцмоор некоторое время предавался пьянству и распутству, на что никто не обращал никакого внимания, поскольку Гильдерик щедро платил за свое проживание.

— Должен вам признаться, — сказал Зигги, — что уже давно тяготился службой у Гильдерика, и если бы не чувство долга, сбежал бы от него куда подальше. Какого только разврата мне не довелось повидать! Удивляюсь я очень сильно, как могла чистая, юная Адельгейда влюбиться в такое чудовище.

— Что? Что ты сказал?! — вскрикнули мы едва ли не в один голос.

— Да вот, как это ни прискорбно, а ничего не поделаешь, — горестно вздохнул Зигги и продолжил свой рассказ.

Две недели тому назад в Сен-Реми прибыл тот самый Клотар фон Кюц-Фортуна, который сегодня ночью разделил участь Гильдерика и отправился в лучшие миры. Он привез письмо из Бамберга, которое Шварцмоор хвастливо показывал всем, кому ни лень, включая своего оруженосца. Это было любовное послание от императрицы Адельгейды. Она писала, что все разговоры о Гильдерике умолкли, Генрих смягчился, и если Гильдерик тайком проберется в Бамберг, они смогут возобновить свои свидания, прерванные из-за глупого мальчишки Зегенгейма.

— Боже, милостив буди мне, грешному! — воскликнул я, едва только Зигги дошел до этого места своего рассказа, ибо все в глазах у меня заволокло черной волной, и я чуть не свалился с лошади.

— Да, сударь, — сказал мне Зигги, — так прямо и было там о вас написано, вы уж не обессудьте, что я так подробно и откровенно рассказываю.

— Ничего, ничего, продолжай, — еле вымолвил я, задыхаясь от отчаяния.

Пропьянствовав еще пару дней и простившись со всеми гулящими девками, навещавшими его в Сен-Реми и устраивавшими с ним оргии, Гильдерик отправился в Бамберг, и тут произошло нечто странное. Он с Зигги и Кюц-Фортуна со своим оруженосцем проехали мимо Бамберга, спустились вниз вдоль берега Регница и прибыли в окруженный густыми лесами замок Шедель. Там их приняли как самых долгожданных гостей, а на следующий день туда явился император.

— Кстати, вы, сударь, — снова обратился ко мне Зигги, — были одновременно с ним, вас потом только отправили обратно в Бамберг. Гильдерик приказал мне не попадаться вам на глаза, и мы смотрели на вас издалека, из укрытия.

Я отчетливо помнил, как ни с того, ни с сего Генрих пригласил меня поохотиться вместе с ним, а затем завез в замок Шедель, где я пробыл не больше часа, после чего император приказал мне вернуться в Бамберг. Кроме меня в тот день его сопровождали Рупрехт, Гартвиг, Удальрих фон Айхштетт и еще пятеро рыцарей.

По словам Зигги, вскоре после моего отъезда в замке Шедель было устроено пышное пиршество, а как только стемнело, император, епископ и архиепископ, а с ними еще человек десять отправились в какое-то подземелье замка незнамо зачем, но только поутру все они были словно сами не свои, будто напились крови — щеки и губы у всех пылали, глаза помутнели, и в поведении появилось некое особое безумие. Утром, не спавши, они отправились на охоту и настреляли невиданное количество всякой дичи. Зигги никогда еще не доводилось видеть стольких охотничьих трофеев, сваленных в огромные кучи. Вечером снова был пир, а ночью та же компания вновь отправилась в таинственное подземелье. Утром они были еще страшнее, чем вчера, и опять отправились на охоту, вернулись с таким же количеством битого зверья и птицы. Наконец, угомонились. Гильдерик, возвратившись с охоты, рухнул на постель в отведенной ему комнате и проспал весь остаток дня, всю ночь и все утро следующего дня. Судя по тому, что в замке воцарилась тишина, точно так же поступили и остальные участники веселья, пиров, охоты и загадочных ночных бдений.

— Я очень сомневаюсь, что они там молились Богу от заката до зари, — отозвался по поводу этих подземных ночей Зигги.

Проспавшись, Гильдерик отправился к императору и имел с ним долгую беседу, после которой признался своему оруженосцу, что показал Генриху письмо Адельгейды и раскаялся в том, что имел с нею любовную связь накануне женитьбы императора и императрицы. Решено было разоблачить Адельгейду. Каждое утро Гильдерик вместе с Генрихом составляли адресованные ей письма, в которых Шварцмоор звал императрицу в пещеру разделить с ним любовное ложе, не зная еще, что сие ложе станет для него смертным одром, а пещера — первым склепом.

— Несколько ночей подряд мы с наступлением темноты приезжали в Михайлов монастырь, — продолжал рассказывать Зигги, — оставляли там лошадей и шли в пещеру караулить, когда же объявится Адельгейда. И вот, наконец, сегодня наши ожидания завершились. Едва лишь у входа появилась фигура в женском платье, как Гильдерик бросился к ней, раскрыв объятия и восклицая ничуть не фальшивя: «Дорогая моя Адельгейда! Сколько черных дней прошло с тех пор, как мы в последний раз насладились с тобою любовью!» Не успел он этого сказать, как раздался этакий деревянный стук, Гильдерик взвыл, и мы все увидели, как Адельгейда осыпает его ударами дубинки. «Хватайте ее! — закричал император. — Как бы то ни было, хватайте ее!» Клотар и Удальрих бросились к Адельгейде, и тут только выяснилось, что это не Адельгейда, потому что из-под накидки, закрывающей лицо, прозвучал отчетливый мужской голос: «Каждому, кто приблизится, размозжу череп!» А тут и вы ввалились. Что было дальше, видели сами. Никогда еще мне не приходилось видеть такого жуткого побоища. Мне казалось, что мы в аду, и демоны борются с демонами. Жаль, я сразу не крикнул, что здесь император. Быть может, тогда бы Гильдерик и Клотар остались в живых.

— Да, жаль, что они ушли от ответов на некоторый вопросы, — задумчиво произнес Годфруа.

Тем временем мы уже подъехали к пфальцу, у ворот которого нас ожидало несколько человек. Впереди всех возвышалась стройная фигура красивого юноши с такими же длинными волосами, как у Генриха. Я сразу узнал сына императора, коронованного в позапрошлом году короля Германии, Конрада, которого видел единственный раз на бракосочетании в Кельне.

Глава VIII. ПЕЧАТЬ АСТАРТЫ

Первым к нему подошел Годфруа. Он давно дружил с Конрадом, с детства. Они обнялись, после чего Годфруа представил своему другу всех нас, причем неожиданно назвал Зигги новым членом гвардии императрицы. Впрочем, Зигги был симпатичным малым, и никто из нас не стал бы возражать, если бы он стал девятым рыцарем Адельгейды.

— Я приехал сообщить одну весьма важную новость, — сказал Конрад. — Молодой Вельф все-таки женился на Матильде.

— Не может быть! — воскликнул Годфруа.

— Боже, это война, — простонал Дигмар, всем своим видом показывая, что после ранения в плечо ему меньше всех хочется войны.

— Война или не война — это еще бабушка надвое сказала, — высказал свое мнение молодой Люксембург.

— А по-моему, все же, война, и это очень хорошо. Надоело постоянно ждать чего-то настоящего, — сказал Иоганн. — Этак мой Медуларис и впрямь начнет истреблять мирных жителей типа Дигмара Лонгериха.

Новость и впрямь была очень серьезная. Заключив союз с властителями западных и восточных германских земель, Генрих теперь больше всего рассчитывал на то, что ему удастся, наконец, найти надежный оплот и на юге Германии. Вот уже почти двадцать лет назад он отдал швабскому герцогу Вельфу герцогство Баварию и мог теперь надеяться на благодарность. Сей союз обеспечивал бы ему надежную гарантию на то, что можно спокойно начинать войну с папой Урбаном. Владения Вельфа были богаты и непомерно огромны. Они простирались от границы с Бургундией через всю Швабию и Баварию до Коринтии на востоке, а на юге прихватывали еще и Веронскую марку, которую в свое время приобрел Вельф III. Нынешний Вельф поначалу звался Вельфом Четвертым, но получив Баварию, стал носить имя Вельфа I Баварского. Однако чувство благодарности недолго сохранялось в его душе, очень скоро он встал на сторону папы и вместе с папой осуждал Генриха за различные приписываемые ему дерзости и неистовства, а когда Григорий VII провозгласил низложение Генриха, Вельф и это признал. Потом была Каносса, где в замке маркграфини Тосканской, Матильды, при ее деятельном участии состоялись переговоры между Генрихом и Григорием, на которые император явился в рубище, раскаялся и получил полное прощение папы. Но вражда с Григорием затихла ненадолго. Как только охватившая Германию гражданская война поставила под угрозу императорский титул Генриха, папа вновь отлучил его. Тогда-то и проявился полководческий гений Генриха. Император вступил в Италию, взял Рим и был коронован новым папой, Климентом III, которого враги окрестили антипапой в противоположность новому папе Виктору, а затем Отто Шатийонскому, ставшему папой Урбаном II. Восстановив мир в Германии, Генрих рассчитывал в ближайшем будущем начать войну против Урбана. Для этого ему нужен был союзник в лице Вельфа. Но в последнее время стали ходить слухи, что начавший было склоняться к Генриху Вельф задумал женить своего сына и наследника, семнадцатилетнего Вельфа, на тридцатитрехлетней Матильде Тосканской. Ясное дело, Вельфы, как отпрыски соратника Карла Великого, Варина Альторфского, надеялись со временем, расширив свои и без того уже огромные владения, вступить в борьбу за императорскую власть. И вот, Христофор Конрад приехал с известием о том, что этот брак все же свершился. Все мы ненадолго забыли о недавно пережитом происшествии и хмуро размышляли, каких последствий нужно ожидать. Мне почему-то казалось, что все как-нибудь обойдется, а если война, то что же, я готов воевать.